Весенний детектив - Наталья Борохова

Он вздохнул о чем-то своем, вынул ожерелье из коробочки и, оглядевшись, взял со стола плотный бумажный конверт, в который и опустил сверкающую змейку.

— Зачем так? А как же коробочка? — удивилась Оля Земко.

— Не нравится она мне, — поморщился Анатолий Иванович. — Безвкусица, по-моему — бархат, черный… У меня дома уже припасен футляр, в него и переложу.

Он отвернулся и спрятал конверт с ожерельем в портфель. Дамы постояли, чувствуя себя немного обманутыми, а затем разошлись по местам.

Дверь снова распахнулась, и к аудиторам заглянула секретарша Анжелика.

— Девочки! — нараспев позвала она. — Только вам, по секрету: привезли торт! Вы себе не представляете… Двухэтажный, с башенкой наверху!

Оля Земко и Людочка живо вскочили с мест. Маргарита Анатольевна, поколебавшись, пошла за ними.

— Инга Андреевна, а вам неинтересно, что Вересаев заказал на этот раз? — спросил Горошин между делом.

Репьева высокомерно взглянула на него.

— Всю жизнь не была зевакой и не собираюсь начинать меняться, — отрезала она. — К тому же торт выставят на банкете, а уж увижу я его на два часа раньше или позже, роли не играет.

Анатолий Иванович согласно кивнул.

— С осени будут искать новую секретаршу? — спросил он спустя пару минут, не отрывая взгляда от документов.

— С чего вы взяли?

— Мне показалось, Анжелика Романовна… э-э-э… готовится стать мамой. Разве нет?

— Мамой? — переспросила Репьева, вызывая в памяти образ секретарши. — Вы хотите сказать…

Но Горошин уже погрузился в работу, и невысказанный вопрос Инги Андреевны, не от начальника ли понесла девица, не заметил. Подумав, Репьева поднялась с места.

— Пойду, пожалуй, пройдусь, — объяснила она, хотя в этом не было необходимости: Анатолий Иванович сосредоточенно перерывал бумаги.

— А? Да-да, — рассеянно отозвался он. — Конечно.

Инга Андреевна неторопливо вышла из кабинета и припустила на первый этаж, в банкетный зал, где дамы восторгались тортом.

После возвращения в кабинет ни о какой работе речи идти не могло: вид сказочного торта с розовым замком из творожного крема окончательно настроил всех на нерабочий, праздничный лад.

— Вересаев противный, — говорила Людочка, подкрашивая ресницы перед зеркалом. — Столько калорий! Я поправлюсь на два килограмма!

— В вашей фигуре, милая Люда, два килограмма ничего не изменят, — сообщила ей Инга Андреевна.

Ерофеева задумалась, как стоит ей расценивать слова старухи, и пришла к выводу, что это комплимент ее фигуре.

— Да, я в маму хорошо сложена, — согласилась она. — Ой, Маргарита Анатольевна, у вас новая помада!

— Анатолий Иванович, а вы все работаете? — участливо спросила Оля Земко у толстячка, склонившегося над грудой бумаг. — А у нас уже одни помады и наряды в голове.

— Это правильно, Оленька, так и должно быть, — отозвался Горошин, протирая очки и быстро моргая слезящимися глазами. — А я просто старый перестраховщик. У клиентов возникли проблемы по прошлым периодам… За две тысячи четвертый год. А я как чувствовал, что будет там засада, в этом две тысячи четвертом, будет! Теперь перепроверяю все по пять раз.

— Да отдохните вы, Анатолий Иванович, расслабьтесь! — Людочка покрутила кудряшку на голове и радужно улыбнулась: завиток был такой же тугой, как и утром. — Между прочим, вы знаете, что нас скоро будут расширять? Говорят, Вересаев хочет еще двух аудиторов взять и начальника отдела назначить. Маргарита Анатольевна, так что у вас за помада?

Она обернулась к Безинской, но та стояла, задумавшись, и вопроса Людочки не услышала.

— Что, Люда? — переспросила она наконец. — Ах, помада? Честно говоря, не помню…

Она достала из ящика толстую папку и начала быстро ее пролистывать. Людочка с Олей Земко переглянулись, Оля пожала плечами: чтобы Безинская да не помнила марку помады?! Странно. Должно быть, просто не хочет с Ерофеевой общаться.

— К юристам взяли помощником Илюшина, — вспомнила Земко. — И у аналитиков со следующей недели новая девочка выходит на работу. Я ее видела — красавица! Схожу, пожалуй, к ним, посмотрю, что у них делается. Все равно мне сегодня больше не работается.

— Ох, и мне. — Инга Андреевна встала, потянулась, поправила браслет. — Скорее бы банкет, что ли… Устанешь ждать.

В коридоре послышался смех, цоканье каблуков. Время банкета приближалось, и все к нему готовились, помня о том, что второй большой корпоратив выпадет только на Новый год.

К четырем сотрудники собрались в зале, который называли банкетным. Однако в действительности длинный кабинет служил и переговорной комнатой, и комнатой отдыха. Вокруг стола, уставленного закусками, слышались оживленная болтовня и смех. Сам Вересаев с исполнительным директором Рекуровым задерживались, и сигнала к началу праздника не было дано, поэтому присутствующие только облизывались на салатики, а кое-кто из особенно проголодавшихся, вроде Макара Илюшина, незаметно утащил кусочек свежей семги, лоснящейся на блюде.

— Не понимаю, зачем каждый год еще и мужчин поздравлять на Восьмое марта? — Людочка кокетничала с бородатым юристом Славой, стреляя глазками и беспричинно поправляя пышный бант.

— Не поздравлять, а компенсировать их моральные страдания, — гудел Слава, искоса поглядывая на элегантную Безинскую. — Шеф понимает, как тяжко нам приходится в этот день, вот и проявляет сочувствие.

Воздух пах хризантемами, и витало в нем кокетство, ожидание праздника, смех…

— Вино, между прочим, отличное.

— Ты уже успел попробовать?

— Обижаешь! Донесу до дома, иначе Маринка устроит мне светлую жизнь!

— Вижу, Павел Аркадьевич, жена вас под каблуком держит?

— Инга Андреевна, с ним иначе нельзя. Сопьется.

Один человек из сидевших вокруг стола улыбался, прислушивался к невинной болтовне, сам поддерживал ничего не значащий разговор и внешне был совершенно спокоен. Он и внутренне был почти спокоен, но ожидание не давало ему расслабиться. Расслабляться было нельзя, потому что скоро…

В кабинет вошел Степан Степанович Вересаев, за ним — исполнительный директор. Женская часть коллектива фирмы «Вересаев и компания» заулыбалась, мужчины машинально выпрямили спины — в присутствии Вересаева всем хотелось приосаниться и продемонстрировать боссу армейскую выправку. Степан Степанович был высок, крепок, смугл, совершенно сед в свои сорок четыре года и обладал характером романтического танка, то есть пер напролом, но с выдумкой, время от времени являя окружающим доброту характера и бескорыстие, чем ошеломлял их до глубины души. Со своими небольшими чудачествами вроде отмечания Восьмого марта с обязательным огромным тортом, испеченным на заказ, Вересаев был бы смешон, если бы не размах его причуд. На человека, попавшего в офис фирмы в праздник, пышные хризантемы, стоявшие через каждый шаг, производили неизгладимое впечатление, не говоря уже о декорированных стенах, а потому Степан Степанович вызывал не насмешки, а удивление, от которого был один шаг и до уважения.

— Коллеги, рад поздравить всех с праздником! — улыбнулся Вересаев, поднимая бокал с вином. — Вы знаете, я не любитель длинных тостов. Потому скажу просто — поздравляю нас всех с прекрасным днем!

Он на секунду встретился глазами с Безинской, сделал паузу, хотел продолжить, но вместо этого слегка поклонился и отпил из бокала. Со всех сторон послышалось: «Спасибо, Степан Степанович!», зазвенел хрусталь, раздался шум придвигаемых стульев, звяканье тарелок…

— Макар, передайте, пожалуйста, рыбу…

— Сонечка, еще вина?

— Разрешите, Оля, я вам помогу…

Смех все громче, глаза ярче, щеки краснеют, и дамы так очаровательны, а мужчины галантны, что даже Инга Андреевна смеется над шутками соседа, а не язвит в своем обычном стиле.

— Скорее бы увидеть торт!

— А мы уже видели!

Вересаев удовлетворенно созерцал подчиненных. Праздник проходил так, как он и задумывал. Никаких крепких спиртных напитков, никакой «обжираловки», как говаривал его отец. Все чинно, цивилизованно и очень красиво, начиная от цветов вокруг и заканчивая…

Взгляд Степана Степановича снова упал на Безинскую, которая в эту секунду внимательно слушала соседа, что-то нашептывающего ей на ухо, и Вересаев поспешно отвел глаза в сторону.

— Степан Степанович, ты что сидишь по-сиротски с бокалом? — пробасил Рекуров, уплетавший закуски за обе щеки. — Может, сыру?

— Нет, Вить, спасибо. Ты удивишься, но хочется сладкого.

— А-а… Бывает. А я, пожалуй, по рыбке ударю.

Скрипнули стулья, кто-то вышел из-за стола, кто-то продолжал есть… Возле столика, где выбирали музыку, разгорелся спор о вкусах, быстро завершившийся с приходом Оли Земко. Со словами «Мне попсу нельзя, у меня от нее токсикоз», Оля быстро выбрала диск, и в зале замурлыкал Армстронг, словно довольный кот.