Эра джихада - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я понял.
– Делай! Только попробуй пропустить!
Тварь…
Выкатил маршрутку. Табличка с маршрутом, все дела. Подмосковные номера, она в гараже стояла. Менты – так получается – что общественный транспорт как бы в упор не замечают, подсознательно считают его государственным. Хитрая тварь.
Набрал номер.
– Сделал?
– Не. Не было.
Странно.
– Не пропусти. Там вахи. Мы их не положим – они нас в мясо. Понял.
– Да понял…
– Останови…
Алена послушно остановила машину. Она никогда не задавала своему мужчине вопросов. Если он сказал – останови, значит, так надо.
Их машина стояла на обочине, посреди русских полей и перелесков. Для обеих это была чужая, ненавистная страна.
Лечи подождал минут десять. Никто их не преследовал. Открыл бардачок, достал атлас. Прочертил пальцем новый маршрут.
– Когда скажу – свернешь.
Лечи не понравился «Форд», который стоял на съезде на эту дорогу. Не понравилось ему и то, что он увидел на точке… непонятно почему. Как глаз Шайтана… дурной.
– Поедем другой дорогой.
Алена тронула машину с места.
Цель – песня просто. Еле ползет по раскисшей дороге. На меня, по горизонтали не промахнешься. Интересно жизнь складывается – наверное, и этот гад делал засады против милицейских «уазиков», выжидая их вот так же, чтобы садануть из гранатомета.
Так вот тебе, тварь!
Тяжелая нослеровская пуля моментально вскрыла лобовое стекло, пошли трещины. Стреляя в быстром темпе, я всадил одну за одной пять пуль в это место – стекло сильно искажает траекторию пули, даже пулеметной. Этот гад – есть. Теперь салон. Пули забарабанили по металлу, оставляя вдавленные кратеры, выбивая стекла. Открылась дверь, женщина бросилась бежать – и легла с двумя пулями в спине…
И тишина. Ни звука… даже при стрельбе ни звука… тишина.
Знаете, что самое любопытное? На самом деле это даже убийством нельзя назвать. Как можно убить человека, который решил умереть сам, только при этом захватить на тот свет как можно больше ненавистных ему русистов? Я всего лишь беру то, что они готовы отдать, – свои жизни. Им – дорога в рай, к Аллаху как шахидам, они возродятся в теле райских птиц, ну а мне… мне дорога в ад, наверное. Аллах мне дороги не даст.
Внезапно я понял, что лесопилка молчит. Пилы молчат.
Надо менять позицию… одной очередью снимут.
Спустился вниз, перебежал в другое место, затих. Даже если у них есть автоматы – это ничего не значит. Совершенно ничего. Они – дети гор, в лесу они беспомощны. Я же – сын народа, который жил в лесу и вышел из леса, для меня лес всегда был и будет укрытием. Даже если их будет несколько – используя глушитель, я всех положу по одному. Готов поспорить на что угодно – в настоящей армии они не служили, и как действовать – не знают.
И напрасно они пришли сюда, на мою землю.
Так я просидел примерно час, пока не понял, что никто меня не ищет, никто не преследует. Никто не пытается меня убить. Они просто разбежались.
Пошел «большим кругом», огибая место перестрелки и ориентируясь на GPS координаты оставленного джипа. К нему я вышел только под вечер, уже солнце садилось, окрашивая поле в оранжево-красный цвет. Вдалеке пастух гнал в село стадо коров.
Вроде чисто.
Проверил «контрольки», которые оставил, – ни одна не тронута…
Машину, конечно, запомнят и скажут о ней полиции. Но пока полиция разберется – эту машину уже угонят, а отпечатков пальцев моих в ней нет. Машина принадлежит человеку из чеченской диаспоры, погибшие тоже чеченцы. Решат, что имела место чеченская разборка, вяло подопрашивают и закроют дело. Шерлоков Холмсов сейчас нет, и для меня это благо.
Набрал номер.
– Ты где? В Москве?
– Не. На дороге.
– Чего?
– Их не было! Честно не было!
Б…
– Жди. Я еду.
В ближайшем райцентре погнал Ивана в книжный магазин. Там оказалась карта района. Изучив, выругался матом. От двух совхозов еще две сквозные дороги, причем одна с прямым выходом в Ивановскую область. По второй, проселками, можно обойти райцентр и выехать на владимирскую дорогу.
Облажались.
Так вот. Про историю…
Меня всегда забавляло, с каким жаром в Интернете разбирают Великую Отечественную войну. Сколько копий ломается относительно того, как могла бы пойти та или иная битва, если бы… Какими тиражами издаются книжки, как попаданцы из нашего времени в сорок первый год меняют ход истории и побеждают Гитлера за три года… за два года… за год… кто меньше!
Самое забавное, что речь ведь идет совсем о другой стране.
Если мне не верите, посмотрите статистику. Сейчас семьдесят пять процентов граждан моей страны проживают в городах и только оставшиеся двадцать пять процентов в деревне. А тогда ситуация была прямо противоположная, и три четверти были из деревень. Это был совсем другой народ, другой настолько, что в это трудно поверить. Это был народ, для которого «мы» значило настолько больше, чем «я», что об этом даже не говорили. Это был народ, люди которого способны были обвязаться гранатами и броситься под танк. Отказаться от своего «я», как от проигранной карты, чтобы «мы» могло существовать и дальше.
Вам ничего это не напоминает?
Ну да, текущую ситуацию. Только мы на другой стороне баррикад. И те, кого мы называем террористами, бросаются со связкой гранат не под фашистский танк, а на русский блокпост. Они сейчас – это мы тогда. И у них своя правда, такая же, как у нас тогда.
Впрочем, мне плевать на их правду. Я не ищу правды в их поступках, я их просто убиваю. И вам советую делать то же самое…
Прошлое
Лето 2011 года
После похищения Лечи Алена стала сама не своя.
Она заявила в милицию – хвала Аллаху, не существует в России аналога американской системы TrapWire[37], способной по кусочкам, по фрагментам, сопоставляя самые разные сообщения, приходящие из самых разных источников, заподозрить неладное и дать сигнал опасности. Милиционеры выслушали Алену, после чего спросили, где прописан ее Лечи. И тут Алена поняла, что не знает, где он прописан – она была ему шариатской женой, брак они не регистрировали. Все понятно: кавказец поматросил и бросил, а эта шалава наверняка залетела от него, вот и ищет правды. Поняв, что происходит, менты ухмыльнулись, и один из них дал добрый совет: девушка, встречайтесь с русскими, а не с черно…ыми. Алена дернулась как от пощечины, молча повернулась и вышла из отделения. Менты переглянулись – и один назвал ее «подстилка чеховская», а другой согласно кивнул. Искать какого-то подозрительного черно…ого они не собирались. И принимать заявление тоже не собирались.
У нее была снятая квартира, и она закрылась в ней как черепаха в панцире. Больше она не вспоминала Аллаха. Она не пила спиртное, просто целыми часами сидела и смотрела в одну точку на стене. И то, что она там видела – могла видеть только она.
Потом она стала немного приходить в себя. Нашла работу. Делала ее машинально, словно во сне. И так все продолжалось до тех пор, пока ее не нашла одна из сестер, с которой она вместе изучала Коран в кружке. И сказала, что так не дело, Аллах запретил уныние. А потом взяла за руку и повела в кружок. Она, кстати, тоже была русская – приняла ислам, чтобы выйти замуж за кувейтянина.
Привычное чтение Корана, мелодичные нашиды[38], которые они пели, не исцелили ее горе. Но в привычных словах она сумела найти хоть немного забвения…
Потом ее подруга подвела ее к имаму, прибывшему в Москву как гость. Имам был очень маленького роста, почти как ребенок, у него были очки с толстенными стеклами и длинная борода.
– Саламу алейкум… – сказал он, – мир тебе, сестра.
– Ва алейкум ас Салам.
– Салима рассказала, ты сильно больна, впала в уныние и изверилась? Расскажи, что произошло? Какое испытание послал тебе Аллах?
– Да нечего тут говорить… – раздраженно сказала Алена, ища зажигалку.
– Сестра моя… – проповедник протянул ладонь, накрывая ее руку, – если ты отступилась от Аллаха, это не значит, что Аллах отступился от тебя. Воистину – Аллах любит кающихся и принимающих очищение…[39]
И тут что-то произошло. Возможно, Аллах и в самом деле существует. И все мы живем лишь милостью его…
Алена разревелась. Потом начала рассказывать.
Она рассказала все. Про Москву, про Грозный, переименованный в Джохар-Галлы. Про Новочеркасск. Про Махачкалу. Снова про Москву. Про то, как она приняла ислам. Про то, как они украли ее мужа на улице Москвы в новогоднюю ночь. Про то, как она потеряла ребенка…
Проповедник выслушал ее. Хотя рассказ занял больше часа.
– Они выдали тебе тело, дочь моя? – спросил, когда Алена закончила рассказ.
– Они никогда этого не делают. Они никогда ничего не признают. Лгать и отрицать – вот и все, что они умеют. Они приходят как волки.
