Печать Соломона - Рик Янси

Оп-девять поджал губы и снова уставился на дорогу.

– Ты же знаешь почему?

– Есть гипотеза.

– С удовольствием послушаю.

– Не думаю, что это будет разумно с моей стороны.

– Именно. Неразумно. Так же, как брать у меня кровь.

– Ты знаешь, почему мы молчали.

– Первый протокол?

Оп-девять кивнул.

– Но вы не обязаны соблюдать Первый протокол, – сказал я. – Вы АНП и, если захотите, можете наплевать на правила. Ладно, теперь хоть понятно, зачем вы держали меня при себе. Не хотели рисковать источником активного агента?

Зубы шатались, я старался поменьше шевелить языком и говорил, как на приеме у дантиста, словно в рот напихали ватных тампонов.

– Альфред, я много лет разрабатывал оружие, способное контролировать агентов вторжения. Проблема была в том, что я не мог найти активный агент. Но потом доктор Смит показала мне твое досье. Это было сразу после того, как Майк выкрал Печати. И я решил, что твоя кровь может обладать необходимыми свойствами…

– И вы, как только затащили меня на «Пандору», сразу начали качать из меня кровь и заряжать ею патроны.

– Мы были в отчаянии.

«Он предал тебя один раз и предаст снова!»

Стены тоннеля стали кроваво-красными. Мы явно приближались к цели.

– Когда все кончится, куплю себе такую машину. – Я подумал, что если все время говорить, то голоса заткнутся. – Тогда-то уж девчонки меня заметят. Но придется соблюдать правила, и мне будет трудно, потому что я уже привык к скоростям. Наверное, плюну на них. На правила дорожного движения, а не на девчонок. Ведь так и бывает, Сэмюэл, если начинаешь нарушать правила? Мне кажется, что я, когда вернусь в школу, буду ржать математичке в лицо. Раньше, когда она раздавала задания, я обливался путом, у меня сводило желудок и вообще меня трясло от страха. Больше этому не бывать. И девчонок я до смерти боялся. Особенно красивых. Но после всего случившегося у меня с ними проблем не будет. Хотя, наверно, трудно добиться свидания, когда ты остался без зубов и от тебя разит, как из канализации.

Оп-девять тяжело вздохнул:

– Наша жизнь, Альфред, редко похожа на ту, о которой мы мечтаем. – Он немного сбавил газ. – Тоннель уходит вправо. Похоже, мы подъезжаем к выходу.

53

Оп-девять вырулил на съезд, и я сверился с часами.

– Почти полчаса в запасе. Это хорошо. Обычно я не такой пунктуальный.

В небесах грянул гром, и машину тряхнуло.

– Они, должно быть, включили все примочки: гром и молнии, лед и пламень с небес, землетрясения, торнадо, цунами – все, чего пожелает душа. Это вполне по-библейски, но в Библии половина катастроф – дело рук Господа. Вы были священником. К чему это все?

Где-то через полмили тоннель резко свернул влево, потом вправо, и мы увидели впереди это. Вращающееся оранжевое свечение с вкраплениями белых искр. Там, где с ним соприкасались красные стены тоннеля, образовалось кольцо белого пламени. Я вспомнил цирк, где несчастных котяр заставляют прыгать через горящие кольца.

Оп-девять сбросил скорость, затормозил ярдах в ста от этой пылающей при двери дьявола пасти и выключил двигатель.

– Это глупость, – пробормотал он.

– Заткнитесь, – сказал я.

– Безумие.

– Послушайте, хватит, а? Что это за поддержка? – Я начал дрожать, хотя в машине было тепло. Меня так трясло, что даже челюсти заклацали, и я испугался, что раскрошатся последние зубы. – Вы должны вселять в меня ув-увер-уверенность. Наверно, паршивым вы были священником.

– Да, я был паршивым священником.

Я взглянул на Оп-девять. Он не отрываясь смотрел на огненную пасть.

– Сэмюэл, что вы увидели в глазах Абалама? – спросил я.

– Ты знаешь.

– Абхазию?

Оп-девять кивнул, в его темных глазах отражались оранжевые и белые языки пламени.

– Абхазия, у Черного моря. Там находится Крубера – самая глубокая пещера на свете. Компания получала сообщения о… необычных явлениях в этом районе. Самые убедительные приходили от команды исследователей из Национального географического общества. Они опустились до отметки пять тысяч футов, а потом вдруг решили вернуться на поверхность. Ты знаешь, в чем я специализируюсь, Альфред, и мне не нужно тебе объяснять характер этих необычных сообщений. Как и причину, по которой команда опытных и высококвалифицированных ученых прервала экспедицию в глубины Круберы. В недрах Земли есть нечто такое, что нельзя беспокоить. Восемнадцатого июля тысяча девятьсот восемьдесят третьего года мы вдвоем опустились в Круберу. Я и лучший в то время оперативник Агентства. Молодой человек с блестящим будущим, мой протеже; он боготворил меня и был готов выполнить любой мой приказ, пусть даже неразумный. Таких оперативников и подбирают в АМПНА, Альфред. Ищут мужчин и женщин, которые ради миссии готовы шагнуть за врата ада. – Оп-девять горько усмехнулся. – Миссия! На третий день, когда мы достигли отметки четыре тысячи футов, произошло землетрясение. В том регионе это обычное явление. Хотел бы я сказать, что оно случилось по естественным причинам… но не могу. До сих пор не могу. Пещеру завалило в тысяче футов над нами. Мы оказались погребены под тремя тоннами камней. У нас были вода и запас продовольствия, которого хватило бы на семь дней для двоих.

Оп-девять тяжело сглотнул, его острый кадык дернулся вверх и вниз.

– Или одному на четырнадцать, – сказал он.

– Значит, ваш друг погиб во время землетрясения? – спросил я.

– Нет. Он не погиб, Альфред. Мы отделались легкими ушибами.

– Но Эшли сказала, что один вернулся живым.

Оп-девять кивнул:

– Контора сразу прислала команду спасателей. Связь с поверхностью сохранилась. Нам сообщили, что, по всем расчетам, на операцию спасения уйдет… тридцать дней.

Оп-девять замолчал. Тишина стала гнетущей. Меня уже так трясло, что заболела шея.

– И что? Он умер от голода? Но как же вы выжили, если пробыли там целый месяц?

– Он умер не от голода, Альфред.

– Тогда… – Я запнулся. – О боже. Нет, вы не могли…

– Ты сам сказал, что я не обязан соблюдать Первый протокол. Точнее будет сказать, что я и есть Первый протокол. Я его воплощение. Я – агент, который его не соблюдает. Оперативник номер девять. Я сам и есть миссия, а миссия не может погибнуть.

Впервые за весь рассказ Оп-девять посмотрел мне в глаза:

– И я сделал то, что должен был сделать, во имя миссии.

Я откашлялся.

– Все равно не сходится. Тридцать дней на операцию по спасению, а продуктов было только на две недели. Как вы…

Я ждал, что он скажет, но сам уже знал ответ и только теперь понял, насколько жестоко было с моей стороны просить его рассказать об этом.

– Сам видишь, Альфред, порой хорошо быть оперативником Девятого раздела. Без имени, без прошлого, без… барьеров. Это кодифицированное отпущение грехов. Иногда, когда не могу заснуть, я перечитываю этот раздел. Как умирающий в страхе перечитывает Священное Писание. Но успокоение, которое он дарит, мимолетно. Потому что тот, кого до Абхазии звали отцом Сэмом, умер в бездне под названием Крубера.

54

Оп-девять пристально смотрел туда, где тоннель из тумана заканчивался огненным кольцом.

– Сэмюэл, – окликнул я его, – время вышло. Нам надо идти.

– Я не могу пойти с тобой, Альфред, – сказал он.

– Как это вы не можете со мной пойти?

Оп-девять повернулся ко мне, в его глазах стояли слезы.

– Ты говорил мне о месте между безумием и отчаянием. Мне оно отлично знакомо. Мы оба очутились там после исчезновения Печати.

– Это не вы, – возразил я. – Это они. Не поддавайтесь им, Сэмюэл. Вы нужны мне. Без вас у меня ничего не получится.

– Мы были глупцами, Альфред. Все кончилось в тот миг, когда Пеймон завладел кольцом. Крубера вернулась, но уже без надежды на спасение. Вообще без всякой надежды. – Он наклонился ко мне и шепнул: – Знаешь, за что они нас ненавидят? За надежду. У них ее нет, и поэтому они нас ненавидят. А тебя – больше всех, потому что в твоих жилах струится небесная мощь. Их ненависть уступает только их страху. Это он помешал им в Эванстоне – боязнь того, что может высвободиться, если они тебя убьют.

Оп-девять достал из кармана все ту же металлическую фляжку, которую я видел в пустыне перед атакой на демонов. Он отвинтил крышку и плеснул немного воды на дрожащие пальцы. И голос его, когда он рисовал крест у меня на лбу, тоже дрожал:

– In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Благослови тебя Господь, Альфред Кропп, последний сын Ланселота, хозяин Святого Меча, любимец святого Михаила, архангела, Принца света и воина Господа, который низверг падших с небес! Пусть он хранит тебя и поможет пройти через это испытание.

После этих слов Оп-девять снова перекрестил воздух:

– In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. – Он положил руки мне на плечи. – А теперь ступай, Альфред. И да пребудет с тобой Господь.

Зубы – те, что еще оставались, – стучали так сильно, что я с трудом выговаривал слова.