Грани отражения - Джулс Бичем

  Кто-то  прошел почти рядом. Остановился. Чьи-то руки осторожно обхватили Лию за плечи, отодвигая от холодного кирпича стены, в который она, кажется, начала вмерзать.

 – Спасибо, оставьте меня, – слова вырвались хриплым и малоразборчивым карканьем. Наверно не разобрав их, её не оставили в покое, а как ребенка подняли с земли. Затекшие в неудобной позе ноги сразу напомнили о себе ощутимым покалыванием. Лия приоткрыла глаза. Темнота улицы мешала увидеть того, кто проявил к ней участие. Да и за поднятым воротником пальто его лица было не разглядеть. Свет ближайшего к ним фонаря не доставал до них, теряясь в нескольких шагах. Из салона машины дохнуло теплом. Лию посадили на сидение, захлопнули дверцу. Она постаралась взять себя в руки и стряхнуть хоть немного состояние пустоты и безразличия к происходящему.

 – Пристегнитесь.

  Из головы Лии вылетели все слова, которые она собиралась произнести. Она могла только обескуражено смотреть на сидящего на соседнем сидении Дорнота.

 – Как Вы тут оказались?

  Он не ответил, сосредоточенно глядя на дорогу перед машиной. Лия подавила желание повторно задать вопрос, и прислонилась к стеклу, безразлично смотря на пролетающие за окном дома. Холодная и пустая темнота, зияющая из темных арок, пролетов и подворотен, протягивала свои щупальца, затягивая её в себя. А то, что внутри внезапно опустело и покрылось ледяным безразличием, радостно отзывалось навстречу, замораживая каждую клеточку и превращая сердце в кусок льда.

  Фонари за окном светили всё реже. Дома становились всё ниже и меньше, превращаясь постепенно в небольшие коттеджи. Небольшие скверы городских улиц разрастались до приличных рощ. Лия внезапно вынырнула из мутного забытья и отпрянула от окна, пораженная  тем, что до неё только что дошло – город закончился. Он остался достаточно позади.

 – Что происходит? Куда мы едем? – неприятное ощущение тревоги начало поднимать голову как просыпающийся зверь, но Лия пыталась её удержать.

 Ян, по-прежнему не отвечая ей, смотрел вперед и не оборачивался. Лия нашла ручку двери, дернула её, понимая глупость своего поступка – не будет же она выпрыгивать на ходу, изображая из себя горе-каскадера. В ответ на её мысли щелкнула блокировка дверей. Она замерла. Ко всем эмоциям прибавилось нарастающее бешенство, от которого мелко задрожали руки. Лия повернулась к водителю.

 – Что происходит? – Как можно спокойней повторила она, – Куда Вы меня везете? Вы понимаете, что делаете?

 – Прекрасно понимаю, – это был всё тот же спокойный человек, словно не уводивший машину в неизвестную темноту, а находящийся на каком-то приеме в окружении сотни человек. Лия подавила желание броситься на него с кулаками.

 – Вам придется объяснить. Или же отпустите меня. Это бред какой то! Вы хотите оказаться в полиции за это?

 Вместо ответа он взглянул в зеркало заднего вида. Лия не поняла, что произошло, когда ей в бедро, легко проходя сквозь ткань брюк, ощутимо вонзилась игла шприца. Это было достаточно больно.

 – Меня будут искать, – это только в фильмах человек моментально теряет сознание и отключается. Лия поняла это, когда в течение еще пары минут продолжала слышать и видеть, а вот тело, как тряпичная кукла, безвольно придерживалось ремнем безопасности, да и язык отказывался хоть как-то пошевелиться. Дорнот не ответил ей и сейчас. А затем всё вообще исчезло в великолепном сонном забытьи.

* * *

Первое ощущение – тепло от крадущегося  по лицу солнечного луча. Тишина. Лия шевельнула рукой, та нехотя отозвалась, словно в ней не был вовсе костей. Тяжело. Подняла веки, которые словно придавило камнем. Комната. В голове проносились,  словно перья встрепанной стаи птиц, обрывки мыслей. Лия зажмурилась от достаточно яркого света солнца и повернула голову вбок. Кресло. Это точно не её комната. Потому, что из кресла на неё смотрел Ян. Она всё вспомнила, в голове наконец-то все прояснилось – то, что казалось того, почему она находится тут. Лия попробовала подняться, далеко не молниеносно собирая тело воедино.

 – Где я? – она достаточно враждебно взглянула на виновника этого абсурда.

 – Доброе утро, – пока она воевала с собой, он уже поднялся и стоял, без всякого выражения глядя на неё.

 – Ну и куда Вы меня привезли? Чего Вы хотите?

  Дорнот подошел к окну, поправляя штору, чтобы солнце не падало прямо ей в лицо.

 – Отдыхайте, сейчас Вам нужен отдых.

 – Родные будут меня искать, – Лия сменила тактику, взывая к здравому смыслу, окончательно покинувшему мир в последние два дня.

 – Не беспокойтесь, их предупредили, что Вы уехали.

Это было слишком.

 – С какой стати? Вы в своем уме? – Она почти завопила, вскакивая и пытаясь добраться до ненормального. Но не вышло. Он сам преградил ей дорогу. А вот ноги заявили, что абсолютно не горят желанием помогать ей. И, если бы не подхвативший её ненормальный, она просто села бы на пол.

 – Что Вы мне вкололи? – Раздраженно спросила Лия, призывая все кары небесные на голову Дорнота.

 – Не беспокойтесь, это что-то среднее между сильным успокоительным и легким наркозом, безопасное для жизни, – её водворили обратно на кровать,  – Вам действительно лучше отдохнуть, чтобы действие препарата закончилось.

 – Вам никто не говорил, что Вы – сумасшедший? – не удержалась Лия. На миг он остановился. Затем, не говоря ни слова, вышел из комнаты. В замке повернулся ключ.

  Лия глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Кажется, жизнь превратилась в сплошное безумие. И отсюда надо выбираться, она не будет сидеть сложа руки. На окне висели длинные шторы, и, судя по всему, это был второй этаж. Исторические способы выбраться были всегда актуальны, не будет же она сидеть и ждать, сложа руки – что произойдет дальше. Но в одном Дорнот был прав – сперва надо отойти от тумана в голове, подождать, пока тело вновь не станет послушным.

  Она лежала на краю удобной и мягкой постели, просматривая как киноленту события прошедшего дня. Это была игра, игра в которой её использовали как пешку почти все – и Эрик, и тот, кто её так подставил, причем она сама взяла на себя роль пешки слепо и восторженно. И это было обидно. Каждый раз, когда она натыкалась на его имя, в груди словно поворачивали острый нож, и становилось трудно дышать. Это было несправедливо. Это было больно. И вместе с тем крепла решимость – она не даст никому и ничему сломать себя. Ни тому, кто её предал, ни тому, кто привез её сюда в своих целях.

Часов у неё не было – она никогда их не носила. Но судя по солнцу, прошло достаточно времени. Близился закат. Лия пошевелилась – вроде всё уже работало, как и раньше. Она потерла глаза, задела рукой злополучную челюсть и зашипела от боли. Кажется, отек и синяк украсили её лицо от души, ведь в удар, судя по всему, вложили всю силу любви, избавляясь от чувств таким образом.