Разведчики бывшими не бывают - Николай Александрович Шварёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За ее доброту и чуткое отношение к пожилому, больному человеку — низкий поклон.
Итак, Илья Григорьевич разменял свое второе столетие. Он родился в XIX веке, прожил нелегкую жизнь в сложном ХХ веке. Перешагнуть же в XXI век ему, видимо, было не суждено. Судьба распорядилась иначе. 18 ноября 2000 года в 16 часов 50 минут сердце И.Г. Старинова остановилось. Он прожил 100 лет, три месяца и 15 дней. Ушел из жизни человек-легенда, «дедушка русского спецназа», ученый, писатель и прекрасный человек. Вечная ему память!
Похоронен Илья Григорьевич Старинов на Троекуровеком кладбище в городе Москве.
Легенда нелегальной разведки
Иосиф Ромуальдович Григулевич — это вершина советской разведки, достичь которой способны лишь те, кто отмечен и избран Богом.
Ю. Андропов
Юозас Григулявичус (литовский вариант имени и фамилии) родился 5 мая 1913 года в г. Вильно (Вильнюсе) Российской империи. В графе «национальность» во время своих зарубежных странствий он писал в соответствии с «легендой» — литовец, чилиец, мексиканец, костариканец. Когда же начался период его биографии (в 1953 г.), Григулевич неизменно и не без гордости указывал в пресловутой пятой графе «караим» или «еврей-караим». Караимы — одна из самых малочисленных народностей в Советском Союзе. По данным переписи, их не более 3 тысяч человек, часть живет в Крыму, часть в Литве и Польше. По версии Григулевича, караимы — потомки древнего народа Крыма тавров, которые были порабощены и ассимилировались с тюркскими народами — гуннами и хазарами. Вероучение караизм, то есть почитание Ветхого Завета, они приняли у хазар. После разгрома хазарского царства часть исповедавшей караизм народности перебралась в Литву. Среди них были и предки Иосифа Григулевича.
Иосиф учился сначала в Паневежской, а затем в Виленской (литовской) гимназии им. Великого князя Витовта. В 1931 году, будучи гимназистом, он включился в подпольную комсомольскую работу, был арестован. Допрашивал Григулевича некий Пясецкий, который специализировался на искоренении коммунистической крамолы в Вильнюсе.
«Пясецкий начал с того, что он «все знает». «Признайтесь, и мы забудем этот печальный инцидент. Польские власти относятся к литовцам по-дружески, более того, — поляки и литовцы братья. Ах, ваши убеждения? Ну что ж, известное дело: кто в молодости не был социалистом, — даже маршалек (Пилсудский) им был; вы нам подтвердите то, что мы знаем, и сразу окажетесь на свободе».
В ответ на эти «медовые» речи Григулевич категорически отрицал свою принадлежность к комсомолу или компартии и утверждал, что политикой он не интересовался, а занимался только учебой. Всего было арестовано 13 учащихся-литовцев, из которых большинство выпустили «на поруки». Из гимназистов за решеткой остались только двое — Д. Пумпутис, секретарь комсомольской организации, и Григулевич. Прямых улик против Иосифа не было. Он успел уничтожить всю нелегальщину и комсомольские документы на квартире задолго до обыска.
Из «централки» Иосифа перевели в известную строгостью режима виленскую тюрьму Лукишки. Именно там, в апреле 1933 года, он узнал о смерти матери, близкого дорогого человека. Ничто не предвещало несчастья, оно обрушилось на него внезапно. Из заключения был освобожден один из сокамерников Григулевича. Зная, что у того нет своего угла в Вильнюсе, Иосиф посоветовал ему остановиться на квартире у своей матери. Гость рассказал все о тюрьме и бесчеловечных условиях содержания заключенных. Разговор оказался для Надежды Лаврецкой роковым. Она была настолько потрясена услышанным, что сердце не выдержало. Ей было 47 лет…
Иосиф остался один на один с суровой действительностью. Отец не мог помочь из далекой Аргентины ни материально, ни морально. Приехать он тоже не мог, поскольку и польские и литовские власти были прекрасно осведомлены: в дни большевистского переворота в Петрограде Григулевич-старший был среди красногвардейцев и принимал активное участие в установлении советской власти.
«В марте 1933 года следствие было закончено. Примерно через два месяца в Вильнюсском окружном суде разбиралось дело по обвинению бывших учащихся гимназии им. Витаутаса Великого: Д. Пумпутиса, Ю. Григулявичуса, Ю. Айдулиса, К. Мацкявичуса и студента Й. Каросаса. Все они обвинялись в принадлежности к коммунистической партии и в распространении идей коммунизма. Первых двух — Д. Пумпутиса и Ю. Григулявичуса — суд признал виновными и осудил на 2 года тюремного заключения условно. Трех остальных и студента оправдали».
Обвинителем на суде выступал прокурор пан Ястжембский, председательствовал судья пан Лимановский. Обвиняемых защищали четыре адвоката. Обвинитель Пиотровский (Григулевич назвал именно его, а не Ястжембского), «бывший белогвардеец, перешедший на службу к пилсудчикам», пытался доказать, что на скамье подсудимых находятся экстремисты и отщепенцы, представляющие реальную угрозу для безопасности Речи Посполитой. Адвокаты старались представить своих подзащитных идеалистами-правдоискателями, будущими светилами литовского научного общества и литовской культуры. Выступил в свою защиту и сам Иосиф:
«Будучи ни в чем не повинным 19‐летним парнем, я подвергся аресту и был посажен в тюрьму, где господствует произвол охранников, где к политическим заключенным относятся хуже, чем к уголовникам. Хотя я был подследственным, и моя вина не была еще доказана судом, ко мне применялся режим каторжника, меня заковывали в наручники, подвергали избиениям. По мнению начальников Лукишской и Стефановской тюрем и прокурора Пиотровского, я должен был сносить эти надругательства с христианским смирением, чтобы доказать, что не являюсь коммунистом. Я, однако, считал своим долгом протестовать против тюремного произвола и не боялся этого делать, так как совесть моя была чиста…»
Выйдя из тюрьмы, Иосиф снова включился в подпольную партийную работу, а в августе 1933 года был неожиданно вызван повесткой в прокуратуру и ему в двухнедельный срок предложили покинуть Польшу. Поскольку Григулевич в Польше был уже сильно заметной личностью, Литовское комсомольское бюро рекомендовало ему выехать через Варшаву в Париж, где находился один из польских центров эмиграции.
«Я мог бы уехать в Советский Союз, и это было бы для меня величайшим счастьем, — отмечал Григулевич в своих воспоминаниях, но я видел свой долг в продолжении борьбы против капитала и фашизма».
В Варшаве, на пути во Францию, Григулевич впервые соприкоснулся с деятельностью Международной организации помощи революционерам (МОПР). На явочной квартире ему передали контактные адреса, деньги на поездку и паспорт с «железной» визой во Францию. В начале октября 1933 года Иосиф прибыл в Париж и, не теряя времени, отправился на встречу с представителем польской компартии во Франции З. Модзалевским, который взял новичка под опеку.
Модзалевский помог Иосифу поступить в Высшую школу социальных наук Сорбонны и ввел в польскую редколлегию журнала МОПР. Он поставил перед Григулевичем задачу: «Приобретай опыт международной политической работы, чтобы в будущем тебе можно было давать более серьезные партийные поручения».
Иосиф колесил по французской столице и ее пролетарским предместьям, совершенствуя свое ораторское мастерство на митингах и встречах. В компании за политическую амнистию
