Золотое снадобье - Гроув С. И.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
21
Карантин
Орден Золотого Креста – один из самых воинствующих. Он разбогател, присваивая выморочную собственность жертв морового поветрия. Иные критикуют орден за то, что он наживается на людском несчастье. Члены ордена возражают на это, называя себя уборщиками земель: они ведь очищают их от заразы и присматривают за жилищами на карантине.
Фульгенцио Эспаррагоса. Полная и официальная история Папских государств28 июня 1892 года, 6 часов 00 минутСофия последовала за капитаном Размышляем через весь корабль и спустилась вместе с ним в трюм. Тот был заполнен деревянными ящиками с надписями типа «Консервированная треска», «Баночная патока», «Конфитюр». Капитан провел девочку весьма кружным путем, пока они не оказались в кормовой части трюма. Остановившись, он высоко поднял фонарь. София увидела высокий ящик с колесиками. Удавалось разглядеть только общую форму коробки. Деревянная крышка, по всей видимости державшаяся на петлях, снабжалась равномерно расположенными отверстиями для проветривания. Приподнявшись на цыпочки, София попыталась заглянуть внутрь, но в трюме было темновато, а дырочки – слишком малы. Она только и рассмотрела что-то коричневое и зеленое. Крышку запирал внушительных размеров висячий замок. София на пробу налегла плечом на край ящика, и тот легко покатился по трюмному настилу.
Все это не могло не удивлять. София ожидала чего-нибудь гораздо меньших размеров. Письма, ценного свертка… А тут – растение в кадке, и не маленькое.
– Она что, – спросила девочка, – саженцы мне оставила?
– Похоже на то, – сказал капитан.
София задумалась, как быть в такой ситуации. До Севильи они добрались благополучно и быстро. Даже выиграли по пути несколько дней. Поэтому посланник Угрызения еще не явился, а Барр с Каликстой всяко не прибудут раньше июля. И на борту «Истины» задерживаться нельзя. Корабль продолжит плавание и вернется в Бостон лишь через несколько месяцев.
«Ладно, – сказала она себе. – Если нужно это делать, чтобы добраться до дневника, значит сделаем это!»
– Что ж, придется забрать, – неохотно проговорила она.
– Думаю, в одиночку вам справиться будет трудновато, – сказал капитан Размышляй. – Я велю команде выкатить ящик наверх, пока с вами беседует священник, уполномоченный по моровому поветрию.
– Спасибо, – поблагодарила София и, уже возвращаясь вместе с ним через трюм, спросила: – А долго они беседуют? Эти уполномоченные?
– Все зависит от того, не было ли недавней вспышки болезни. Иногда они вникают в каждую мелочь, тем паче что мы прибыли из-за рубежа. Собственно, угроза исходит изнутри, а не извне, но клирикам логика не указ… – Остановившись на трапе, он повернулся к Софии. – У вас же нет, примером, заразного насморка?
– Нет! Я в полном порядке!
– Отлично. Насморк – это всего лишь насморк, но, как я только что сказал, сильной стороной клириков логика не является…
София обдумала его слова:
– Вы когда-нибудь видели человека, пострадавшего от этой болезни?
– Однажды я едва не причалил в одном порту к северу от Севильи. Несколькими годами ранее через те места прокатилась эпидемия. Так вот, я еще издали разглядел, что на берегу не осталось живых. Лишь кости несчастных усеивали причал…
9 часов 42 минутыСевильский порт располагался в устье реки Гвадалквивир, делившей город на две неравные части. Гавань, растянувшаяся вдоль речного берега, выглядела пустынной. Один корабль, пришвартованный неподалеку от «Истины», вполглаза охранялся сонным моряком и бурой собакой. Три других судна выглядели вовсе покинутыми; их мачты устало клонились к мутной воде. Покрытые пылью апельсиновые деревья обрамляли дорогу, что вела к большой каменной арке. За ней угадывалась мощеная улица, где вяло двигались люди и лошади. Здания у реки, с их щербатыми белыми стенами и красными черепичными крышами, казались поблекшими, словно выгоревшими на солнце.
София торчала на причале уже больше часа. В одном соборе зазвонили колокола, со всех сторон тотчас отозвались колокольни поменьше. Казалось, Севилья ненадолго ожила, наполнилась нестройным и радостным шумом. Потом звон утих, отчего навалившаяся тишина показалась еще более давящей и зловещей.
София уже ничего так не хотела, как убраться в тенек. Она оказалась последней в очереди к уполномоченному по заразе. Нигилизмийских миссионеров отпускали в город одного за другим, и они уходили, неся скудные пожитки. Перед Софией остались только две женщины, Откуда и Пристрастие, ничем особо не примечательные, обе – средних лет. Среди прочих их выделяли разве что проявления доброго расположения друг к дружке. Они стояли смирно, старательно не обращая внимания на Софию.
Палящее солнце напоминало ей приключения в Пустошах. Она пыталась спрятаться от жары, усевшись за своим ящиком, но маленький прямоугольник тени не принес облегчения. Священник, переговариваясь со своим писцом, приблизился к Пристрастию и Откуде. Это был немолодой уже мужчина, практически лысый, с кустистыми бровями и почти полным отсутствием подбородка. Зубы у него были желтые и кривые, а одеяние, выдержанное в бело-красно-черных цветах, по виду плохо подходило для свирепой жары, но он, казалось, не замечал этого.
Остановившись перед Откудой, он молча окинул женщину взглядом, потом быстро заговорил с писцом по-кастильски. Тот не спеша начал делать пометки. Клирик, держа руки сложенными перед собой, мутновато-голубыми глазами уставился на Пристрастие.
– Прибыли сегодня с Нового Запада? – с акцентом выговорил он по-английски.
Пристрастие кивнула.
– Что вас сюда привело?
– Я нигилизмийка. У нас здесь миссия.
– Какого рода?
Она вздохнула:
– Наставить Папские государства на путь истинный.
– И каков же, по-вашему, этот путь?
Пристрастие не ответила. Она, казалось, истаивала на солнце. Кашлянув, она положила руку на плечо Откуды и пробормотала:
– Она вам поведает, каков истинный путь.
Клирик переглянулся с писцом, тот кивнул. Последовал вопрос:
– Вам нехорошо?
– Да, ей нехорошо, но это всего лишь простуда, – ответила нигилизмийка. – Она утомлена путешествием и изнурена жарой.
И Откуда обняла Пристрастие за талию.
– И долго она уже болеет?
– Примерно четыре дня. Ей нужны отдых и питье, вот и все.
Клирик окинул Откуду бесстрастным взглядом и вновь повернулся к Пристрастию. Та стояла, закрыв глаза, и глубоко дышала, ни дать ни взять уснув на плече у подруги. На лбу и верхней губе выступили капли испарины. Кустистые брови святого отца сползлись к переносице. Он тихо сказал по-кастильски что-то еще, писец снова кивнул. Быстро ушел прочь по причалу, нырнул в каменную арку на выходе…
– Куда это он? – раздраженно спросила нигилизмийка. – Мы целый час в очереди ждали! Не довольно ли?
– Довольно, – сдержанно согласился клирик.
Он снова соединил руки и принялся ждать.
Вновь нескончаемо потянулось время… Впрочем, писец вернулся всего через несколько минут, причем в сопровождении двоих конников. По спине Софии разбежался холодок, она вскочила, охваченная скверным предчувствием. Плащи всадников, белые, с капюшонами, переливались на солнце. Лица скрывали золотые маски с длинными, хищно загнутыми клювами и узкими прорезями для глаз. Софии вспомнилась нохтландская стража. Только, пожалуй, эти золотые всадники выглядели еще страшней!
Выехав на причал, они спешились и неторопливо последовали за писцом. Вблизи София рассмотрела, как переливались золотые нити, вставленные в белую ткань. Еще у них были тяжелые пояса и по длинному мечу в ножнах. Один, подойдя, откинул с головы капюшон, обнажив ворох золотых кудрей, но маска осталась на месте. Уполномоченный по заразе коротко кивнул новоприбывшим, сказал несколько слов и указал на Пристрастие. Золотые клювы согласно кивнули. Не произнеся ни слова, шагнули к нигилизмийке и взяли ее под руки.