Преодоление - Михаил Одинцов

На командирском столике тренькнул телефон. Звонок стрельнул по нервам присутствующих ― враз оборвал сдержанные разговоры, заставил всех повернуться к командиру. На лицах ― ожидание и любопытство. Летчики знают, что по пустякам на КП дежурной эскадрильи не звонят, и поэтому с нетерпением ждут, что же будет дальше.

Под перекрестными взглядами Сохатый не торопится взять трубку: спешка ― признак нервозности, а секунды сейчас ничего не решают. Он долго приучал себя к такой сдержанности, так как за годы войны убедился: подчиненные должны постоянно видеть и чувствовать спокойствие своего командира. Его неторопливость в действиях и разговоре, ровный голос для нервного пилота что холодный компресс на ушибленное место. И вот сейчас, оттягивая на секунды взятие трубки, он знал, что если кто-то выбит из равновесия последними неудачами, то его, Ивана, невозмутимость действует успокаивающе.

― Капитан Сохатый у телефона. Понял вас, командир: вылета на задание пока нет, звонок по другому поводу.

Иван намеренно повторял слышимые им слова, говорил громко, чтобы слышали летчики, и наблюдал: интерес к его разговору на КП пропал, скованность у пилотов исчезла.

И все же телефонный звонок посылал Ивана в полет. Только это было самое обыденное задание, не связанное с какими-то сложностями. Для него, пилота, воздух давно стал привычной дорогой, а сам полет на самолете По-2 с юности освоенным способом передвижения. Перелет на этой машине вызвал у него, наверное, не большую озабоченность, чем у любого горожанина поручение жены: выйти из дома в магазин через дорогу и купить там пачку соли к обеду.

― Гудимов, Безуглый, подойдите ко мне!

И когда те подошли, Сохатый распорядился:

― Гудимов, я улетаю с лейтенантом Безуглым в политотдел дивизии. Вы остаетесь за меня. Дежурство с нас не снимается. В случае чего, на боевое задание пойдешь без меня шестью экипажами.

― Понял, мой капитан! ― заместитель доброжелательно улыбался.

Комэск принял его и шутливый, и уважительный ответ. Сохатый почувствовал, что заместитель доволен представляющейся ему возможностью слетать на задание во главе группы, рад, что сможет еще раз проверить свою зрелость, испытать в бою свои тактические хитрости и задумки.

― А тебя, Безуглый, после возвращения будем поздравлять с приемом в партию. Когда прилетим, может быть, покажешь комсомольцам свой партийный билет и что-нибудь скажешь по поводу данного события.

― Я, командир, заранее прошу вне очереди послать на боевое задание.

― Что ж, ты прав, коммунист проверяется в бою. Когда-нибудь ты скажешь детям или внукам, что стал коммунистом в годы войны. Я вот, например, горжусь, что вступил в партию под Сталинградом.

Весеннее солнце растопило туманную утреннюю серость, и под его теплом поле аэродрома, оттаивая, парило голубоватым дымком, блестело через травку влажным черноземом.

Прищурившись от бьющего в глаза света, Иван посмотрел в низину, где прятался их полковой "везделет": там ли механик? Трудяга был на месте. И Сохатый подумал, что, когда бы он ни приходил к По-2, всегда рядом со своей зелененькой пташкой находился ее хозяин ― механик, будто и не уходил от нее никогда.

Капитан и лейтенант шли к самолету не торопясь, наслаждаясь весной и душевным покоем. Влажная земля мягко пружинила под сапогами. Ивану вдруг захотелось идти долго-долго. Брести просто так, бездумно шагать в никуда, ощущая рядом надежное плечо товарища, чувствуя приятную упругость земли под ногами.

Невольно подумалось о предстоящих боях. Линия фронта все ближе к Государственной границе СССР. Но враг еще силен. А между тем в их армейской газете противника порой изображали глуповатым… С тем, как некоторые бравые корреспонденты оглупляли врага и затушевывали его коварство, за немецкой педантичностью старались не видеть беспощадности и опыта.

Иван был категорически не согласен и говорил об этом открыто.

Создаваемая в таких статейках видимость легких побед не одному молодому, не знающему войны летчику на первых тагах его на фронте, в первых его боях могла оказать печальную услугу.

Он-то, Сохатый, хорошо знал и помнил, как часто полки дивизии ― уже после Курска и Харькова, да и после Днепра, ― получали пополнение летчиков и новые самолеты… Иногда в ночной тишине, когда не спалось, когда особенно тяжело переживались недавние потери, Иван, загибая пальцы, начинал перечислять знакомых ему летчиков дивизии, которые воевали с первых дней войны. Но счет этот с каждым разом все быстрее обрывался. "Скольких же пережил ты, Иван?… ― думал он. ― Неужели суждено тебе остаться живым?… Если бы! Но только честным путем, чтобы перед живыми и погибшими товарищами, их детьми, внуками и правнуками совесть твоя навеки была чиста".

Мысли Сохатого снова и снова возвращались к молодым, необстрелянным летчикам, находящимся под его началом. Младшие лейтенанты были в чем-то похожи и болели, в общем-то, одной болезнью ― боялись опоздать на войну, но не очень к ней были готовы. Летая с ними, он безжалостно, каленым железом, насколько позволяли ему опыт и умение, выжигал из их голов легковерие в будущие их победы. А на молодежные запальчивые слова о слабости врага и своей готовности к бою Иван спокойно отвечал:

― Если хотите жить, помните: немец не тот, что был в сорок первом. Мы стали сильнее знанием, опытом, умением. Господство в воздухе уже на нашей стороне. Но опытные фашистские зенитчики, летчики и эскадры еще не перевелись. Они живут и воюют. Посмотрите внимательно на наш полк: много видите вы в нем летчиков со стажем войны в два года и более? Летчики не сами погибают. Их убивают… А кто? Так-то, молодцы ерши! Помните да на ус мотайте: сила ломает силу.

Насладившись минутами отдыха, Иван постарался согнать с лица благодушие ― надо было принимать рапорт.

― Товарищ капитан! Самолет готов к полету! ― доложил механик.

― Здравствуй, сержант! Если готов, значит, исправен. Так?

Механик услышал во фразе летчика дружескую шутку и ответил уже не по-уставному:

― Конечно, исправен, иначе разве может быть готов.

― Молодец, правильно отпарировал. Отстой бензинчика сливал?

― Сливал, командир. И мотор опробовал.

― Хорошо. Мы с лейтенантом Безуглым полетим в политотдел дивизии и скоро вернемся. Если у тебя есть дела, то можешь отлучиться с аэродрома часика на полтора.

Сохатый осматривал самолет, а сам невольно улыбался, сравнивая машину и механика. Обшивка По-2, подсушенная ветерком и солнцем, отсвечивала матовой строгостью чистоты, а веснушчатый механик как будто выкупан в масле и измазан сажей.