Дорога дней - Хажак Месропович Гюльназарян

никогда раньше не видели вокзала, железной дороги, вагонов и дымящих паровозов. Все это было очень далеко от нашего квартала. По дороге каждый новый дом, каждый переулок были интересны мне.

Вначале мы ехали по улице, очень похожей на нашу. Кругом были те же земляные крыши, глинобитные ограды, деревянные ворота с такими же медными молоточками, как и на наших. Но вскоре начались сады. По обеим сторонам улицы, перед утопающими в зелени двухэтажными домами, росли фруктовые деревья. Плодов на них уже не было. На тополях трепетали и тихо осыпались на землю пожелтевшие листья.

Чем дальше мы ехали, тем больше я убеждался в том, что наш город вовсе не маленький, а при виде двух высоких, как наша школа, зданий я вытаращил глаза от удивления.

Погос засмеялся:

— В прошлом году построили, отец мой тут работал.

— Что это за дома? — спросил я.

— Дома, люди там живут, — ответил он и вдруг оживленно воскликнул: — Ты сюда погляди, сюда!

Слева, за железной оградой, стоял большой, длинный дом. Из раскрытых окон валил дым и пар, раздавался грохот.

— Что, пожар? — испуганно спросил я.

— Какой пожар! Мастерская наша, — похвастал Погос. — Товарищ Сурен сейчас там, наверно.

Я еще долго оглядывался на окутанное дымом здание, пока резкий свисток паровоза не привлек мое внимание.

Мы подъехали к вокзалу.

На маленькой привокзальной площади толпился народ. Увидев сразу так много фаэтонов, я вконец обомлел: никогда не думал, что их столько в нашем городе.

Мы остановились. Извозчик спросил у Погоса:

— Подождать, сынок?

— Нет, — ответил Погос, соскакивая на землю, — обратно пешком пойдем.

Чко и его родители тоже сошли с фаэтона. Каждый взял по узлу, и мы направились к перрону. Здесь выяснилось, что, для того чтобы пройти на перрон, нужно купить билеты. Амо и Погос растерянно переглянулись, у них больше не было денег: Погос отдал вознице последние пятьдесят копеек.

Тут-то и пригодился мой рубль. Опередив отца Чко, я подбежал к кассе и взял билеты на всех, и у меня еще оставалось столько денег, что в лавке на перроне я купил для Чко большой арбуз.

На путях, прижавшись друг к другу, стояли вагоны, и каждый из них был почти с наш дом. Паровоза еще не было. Погос по номерам нашел вагон Чко. Отец Чко хотел сразу же войти, но железнодорожник у вагона сказал:

— Посадки нет.

— Чего?

— Посадки, говорю, нет, куда лезешь?

— Так я же сына в Тифлис отправляю!

— Поедет, поедет, все поедут.

Вдруг железнодорожник подобрел:

— Который твой?

— Этот, — сказал отец Чко, обняв сына за плечи.

— Один едет?

— В том-то и дело, что один.

Железнодорожник засмеялся:

— И у такого мальца столько вещей? — Он подмигнул Чко. — Поставьте-ка вещи на перрон. Не бойся, папаша, живым, здоровым довезу до Тифлиса.

— Умереть мне за тебя! — обрадовалась мать Чко.

Мы сложили узлы на перроне и стали у вагона. Удивительно! Казалось, о стольком нужно поговорить, но все молчали. Я обнял арбуз, изумленно разглядывая паровоз, который ездил взад и вперед на соседнем пути. Он свистел и шипел, выпуская целые облака пара, и пыхтел: пых-пых-пых…

Из окна паровоза высовывалась улыбающаяся чумазая голова с папироской в зубах, а в конце вокзала какой-то человек размахивал флажком и свистел в дудку.

— Маневрирует, — ответил на мой немой вопрос железнодорожник.

— Стащил, стащил, хулиган! — закричали со всех сторон.

Но я все равно ничего не понял.

Вскоре, пофыркивая, проехал еще один паровоз, а издали медленно, пыхтя, приближался к вагонам третий.

— Наш, — сказал железнодорожник. — Сейчас объявят посадку.

Я стоял, оглушенный шумом паровозов, когда вдруг кто-то сильно ударил меня по рукам. Какой-то грязный, оборванный мальчишка выхватил у меня арбуз и помчался по перрону.

— Вай!..

— Стащил, стащил, хулиган! — закричали со всех сторон.

Мальчишка вынырнул из толпы и спрыгнул на насыпь. Я увидел его лицо. Волосы спадали на глаза, нижняя челюсть выступала вперед.

Прижав арбуз к животу, он перебежал линию и нырнул под какой-то вагон. На соседних путях проехал паровоз и скрыл его от нас.

— Ух, чтоб ему!.. — сказал Амо.

Но в это время где-то позвонили.

— Посадка, — объявил железнодорожник.

Мы забыли об арбузе и, схватив узлы, бросились к вагону, а железнодорожник рассмеялся:

— Не спеши, папаша, дай-ка билет…

Вошли в вагон. Железнодорожник указал Чко место на второй полке. Мы подняли узлы. Нам казалось, что в вагоне не хватит мест на всех, но через несколько минут мы убедились, что на платформе не осталось больше узлов и чемоданов — стояли только провожающие, — а в вагоне половина мест была свободна.

Когда все уже разместились, проводник снова подошел к нам:

— Ну?..

— Поглядывай за ним, родненький, — сквозь слезы попросила мать Чко.

— Не беспокойся, мамаша, — ответил он. — Атход будет — пастел дам…

Конечно, мать Чко не поняла ни слова «атход», ни «пастел», но железнодорожник улыбался так сердечно, что она немного успокоилась. На всякий случай она обратилась и к сидевшей на нижней полке молодой, красивой женщине:

— И ты за ним поглядывай, голубка, мал он у меня еще.

— Что, что? — спросила по-русски женщина.

Мы поняли, что она русская. Отец Чко застенчиво произнес:

— Адин, Тифлис, панимаэш?..

Женщина заулыбалась:

— Хорошо, хорошо…

Не зная больше других слов, отец Чко удовлетворенно повторил: