На крутом перевале (сборник) - Марин Ионице

— А я-то думал, что он находится здесь ради меня…

— Я же говорю, что ты смешной.

— Он преподает в вашем училище?

— Нет. Он только один раз читал у нас лекцию.

— После которой у половины из вас заболели легкие и вы захотели лечь к нему в клинику.

— У тебя богатое воображение.

— Видимо, мне действительно повезло. Три ребра или, может, пять?

— Если ты даже этого не знаешь…

— Дорогая, постой-ка. Твой доктор Раду не творец ли создатель?

— Да, в своем роде…

— Так-так, ты появилась здесь как раз после того, как он отрезал мне пять ребер или три… Доктор, доктор, вот кто вы есть на самом деле! Слишком расточительно расходуете начальную материю… Из пяти ребер можно создать маленький гарем.

— Это хорошо, что тебе весело, что ты шутишь.

— Ева моя, один поцелуй!

Она смеется, но не больше.

Ева… Воспоминания моего детства заставляют до сих пор сомневаться в каждом, кто начинает меня очаровывать. Обжегся на молоке, дуешь и на воду. Химеры моего детства…

— Кто вы, Ева?

— Прошу тебя, не называй меня так! Меня не Евой зовут.

— Кто же ты тогда, девочка, если тебя не сотворили из моего ребра?

— «И я кусок глины с глазами…»

— Оставь литературу… Впрочем, если тебе непременно хочется, вернемся к романтикам.

— Тебе не кажется, что наша беседа не совсем естественна, что…

— Да, пожалуй, как будто мы в какой-то драме абсурда. У нас был преподаватель литературы, который много рассказывал нам о Беккете, Ионеско, Гурмузе. И вот мы словно в одной из их пьес. Конечно, все неестественно, а что естественного во всей этой истории? Ты пришла с томиком Альфреда Мюссе, уселась здесь и читала бы, пока я не заснул или, может быть, впал в гипнотическое состояние. На второй день, и на третий, и на четвертый тоже. И так постоянно до тех пор, пока у меня не пропадет желание вообще говорить. Мне кажется, мы не понимаем друг друга.

— Не знаю, почему мы не понимаем друг друга.

— Потому что не знаем многого другого. Я, во-первых, не знаю, кто ты, почему ты здесь?

— И ты из этого делаешь проблему?

— В поезде, трамвае, столовой, на пляже, в кино, где угодно, я знаю, что моя соседка, если она есть, имеет определенную цель — она путешествует, обедает, загорает, смотрит спектакль. В любом случае мотив понятный… А вот что касается тебя, то я не могу объяснить, то есть не могу нащупать логику — почему ты здесь, со мной…

— Мне кажется, что тебе нельзя очень много говорить.

— Хорошо… Тогда тебе ничего не остается, как позвать дежурного врача. Он сделает мне укол, и я, когда проснусь, воображу, что ты мне приснилась.

— Никого я не позову, но и я не могу тебе ничего объяснить… Я сама еще ничего не понимаю. А как бы хотелось…

Мы словно плывем в трюме корабля. На самом дне трюма. Весь день и всю ночь булькает и плещется за бортом вода. Совсем рядом: где-то над головой, в нескольких метрах над нами. Вода бьет без устали своими молотами по бортам нашего корабля, как били когда-то штурмовыми молотами в стены осажденной крепости. Бьет вырванными с корнями деревьями, бьет балками смытых домов, колесами и осями подвод, застигнутыми водой на дорогах, копытами утонувших лошадей и быков, а возможно, что и трупом человека, унесенного водой, когда он спал или когда боролся со стихией.

Мы словно находимся на дне корабля — там, где наиболее остро ощущаются удары и вибрация. Правда, над нами открытое небо, но какой в этом толк, если у нас нет крыльев подняться в воздух?

Если будет продавлен хоть чуть-чуть наш земляной панцирь, то сверху на нас обрушится вода и ничего, кроме наших имен, от нас на этом свете не останется.

Но мы здесь не для того, чтобы нас защитил от потопа Ноев ковчег; наоборот, нам доверили корабль, и не он, а мы его должны сохранять, оберегать. Да нет, он не пойдет на дно, в этом можно не сомневаться. А случись что, мы бы закрыли пробоины своими телами. Но, вероятно, до этого не дойдет. Во всяком случае мы сделаем все, что от нас требуется.

Наш корабль. Большой остров Брэилы. С дном гладким, как ладонь. С окружающей его дамбой, с каменной мачтой, которая называется скалой Власовы. Вода окружает его со всех сторон, доходит до окон домов, а иногда поднимается выше подбородка человека.

Мы трудимся как проклятые день и ночь. Наращиваем стены дамбы, укрепляем с внутренней стороны, наполняем мешки землей, вяжем снопы из прутьев и что-то наподобие рогож из зеленых камышей. Наконец все готово, теперь нужно следить, чтобы нигде сквозь дамбу не просачивалась вода, ожидать ударной волны и немного заниматься строевой подготовкой — это чтобы не потерять навыков.

Ждем ударной волны. 13 июля. В Галафате уровень наводнения превысил 35, в Корабии — 43, в Гыршове — 60 сантиметров.

Мы находимся в состоянии готовности.

Но ни вчера, ни сегодня ничего не произошло. Может, и завтра не произойдет.

— Эй, у тебя что-нибудь есть?..

Мы патрулируем по два человека на каждую сотню метров с фонарями и портативным переговорным устройством двусторонней связи. Река бьет в дамбу, словно корова бодает стог сена.

— Ну-ка посмотри туда! Видишь?

Мой напарник направляет луч фонаря на маленькое темное пятно на внутренней стороне земляного вала. Мы подходим и ощупываем ладонями. Ладони становятся немного влажными.

— Просачивается вода?

— Просачивается!

Подаем сигнал. Через несколько минут люди уже приступают к работе. Купание в полночь. Вода не теплая, но и не холодная. Несколько солдат раздеваются и ныряют в реку. Появляются прожектористы. Свет их прожектора рассеивает тень аж за Дунаем. Солдаты — водители экскаваторов, бульдозеров и грузовиков — готовы запустить двигатели своих машин. Но на этот раз дело обходится без них, солдаты заделали промоину камышитовыми плитами. А мы, караульные второй смены, даже и в этом не принимаем участия. У нас единственная задача — охранять границу между водой и землей.

14 июля. Идет ударная волна. В Галафате уровень наводнения превысил 50, в Корабии — 55, в Зиминге — 37, в Гыршове — 70 сантиметров.

Капитан и здесь заставил нас заниматься массажем ног и ступней. Садимся друг против друга и в течение пяти минут массируем ноги. Сержанты и офицеры делают это самостоятельно. Капитан, может, даже усерднее, чем все остальные. До этого мы делали массажи, потому что приходилось совершать марш-броски, сейчас же потому, что этих марш-бросков нет. Командир батареи уверен в том, что если подолгу стоять, увязнув во влажном грунте, то это тоже может привести к деформации ступней и так называемому траншейному ревматизму.

Наш лейтенант, который не учил ничего подобного в училище, думает, что это открытие самого капитана, и хочет доставить ему удовольствие, еще раз доказав полезность массажа.

Он провоцирует капитана:

— Если я не ошибаюсь, то наша батарея — первое воинское подразделение, в котором введен подобный массаж.

— Ошибаешься.

— Считаете, что кто-то уже додумался до этого?

— Еще бы! Думаю, что об этом знали, еще когда землю населяли примитивные племена.

15 июля. В Галафате уровень наводнения превысил 75, в Корабии — 70, в Гыршове — 80 сантиметров.

У нас пока ничего нового. Уровень воды в реке застыл на отметке «Внимание». Несколько размываний мола без особого труда ликвидировали.

По-прежнему ожидаем ударную волну. Нервы натянуты как струны смычковых инструментов, на них можно сыграть какую угодно мелодию. Но что-то не играется. Зато каждый удар реки в дамбу — как удар смычком по нервам.

Наш капитан невозмутим. Мы хорошо знаем, что у него есть дочь, которая только что закончила лицей и сейчас сдает вступительные экзамены в какой-то институт в Бухаресте. Раз уж мы находимся в казарме, мог бы он попросить, чтобы его отпустили на несколько дней. Ведь он еще не был в отпуске. С прошлого года он все мечтал, как этим летом поедет в Бухарест со своими детьми, дочерью и сыном, на экзамены.

… У нас по-прежнему затишье. Большие наводнения у соседей — в Хыршове и еще дальше от нас, в Исакче и Тулче. Мы постоянно получаем известия о борьбе с наводнениями и о разрушительной силе в Муреше, Тырнаве, в уездах Олт, Аржеш, Яломица. Выходят из берегов даже те реки, которые обычно в это время года пересыхают.

Опять находим небольшое размывание мола, ликвидируем просачивание воды, укрепляем мол, немного строевых занятий — и опять ждем.

В остальном все идет своим чередом, включая и массаж ног — процедуру, которую контролирует сам командир батареи.

25 июля. Уровень наводнения в Корабии превысил 73, в Хыршове — 82, в Исакче — 85 сантиметров.

У нас без перемен. Ждем… Пока все. Этому можно было бы и порадоваться… Но нет. Мысли капитана там, в институте. У него там сейчас дочь… Идет к заветной мечте отца вместо брата-солиста»…