Месть фортуны. Фартовая любовь - Эльмира Нетесова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чего им здесь понадобиться может?
— Прячут сбежавших из милиции! Куда такую прорву гадов
спрячешь? Только сюда! Вот» велели взять живьем любого, кто туда или оттуда высунется.
— Нет дурных! Они не полезут теперь. С неделю ждать будут, пока все в городе стихнет.
— Выходит, и мы неделю сидеть здесь будем. Пока не выловим, не отпустят нас отсюда.
— Ох и надоели мне эти уголовники! Всех бы из автомата перекрошил! Чего с ними цацкаться? Живьем брать! Я их возьму, когда увижу! В лоб пулю — и конец всему!
— Свой сбереги! — одернул кто-то говорившего.
Капка тихо вернулась, позвала Короля за собой. И повела тихой улочкой к речному спуску. Здесь не было никого.
Задрыга внимательно огляделась, вслушалась в каждый звук. Потом засвистела щеглом, тихо, условно. И вмиг за ее плечами выросла чумазая орава.
— Захлопнись, Задрыга! Нас фраера стремачат! Из лягашки воры смылись! Их хотят поймать. Думают, что здесь они прячутся! — тарахтел картавый Генка.
— Хиляем в штольню! Потрехать надо! — предложила Капка. И потянула за собой Короля. Тот первым спрыгнул вниз. Помог спуститься Задрыге.
Они шли на ощупь, пока не привыкли к липкой, сырой темноте. Капка держалась за руку Остапа. Он часто оступался, скользил.
— Зови всех в мраморный зал! — приказала Задрыга Генке.
Мальчишка заложил два пальца в рот, свистнул дважды. Во всех углах закопошилось, послышалось движение, голоса, топот бегущих ног.
Кто-то сбоку шмыгал, задевая острыми локтями бока и спину, другие бесшумно проскальзывали серыми тенями. Иные поторапливали, подталкивая в спину Капку и Короля. Они шли пригнувшись, чтобы не задевать головами грязный, осклизлый свод.
— Шустрей, пацаны!
— Катись живее! — слышалось со всех сторон.
Фартовые издалека приметили свет, струящийся из мраморного зала. Там кто-то зажег факелы, либо развел небольшой костерок, чтобы всем спешившим легче было ориентироваться.
Капка внезапно поскользнулась на чем-то, вцепилась в руку Остапа, тот мигом поднял ее на руки, пронес несколько шагов. Опустил. Но Капка долго не хотела отпускать его шею. Сцепленные пальцы будто занемели. А может, ломала девчонка комедию? Остапу хотелось поверить в искреннее…
Когда фартовые пришли в мраморный зал, там уже собрался весь подземный люд. Задрыга оглядела их. Все ли живы?
— Зойка померла. Ты ее, наверное, помнишь? Конопатая такая! Хромала она. Нога болела. От сырости сгнила. Вон там — в углу ее похоронили, подальше от прохода, чтоб душу не топтали ногами, — сказал долговязый Толик, шмыгнув простуженным носом.
— Хорошая девчонка была! Не дралась. И ругаться не умела.
Не научилась даже среди нас. Сказок много знала. Сама придумывала. Мы все на ночь около нее собирались, чтобы послушать. Она даже про всех нас сказки сложила. Красивые. Даже жить хотелось после них. А вдруг правдой станут. Хоть с кем-нибудь! Так и померла, не досказав про Борьку. Она, наверно, любила его. Все говорила, что будет царевичем. Только вот где — не успела секрет открыть. Кровь горлом пошла. Вся на землю, чтоб не холодно ей в могиле было. Сама себе место согрела, — говорила лохматая Нюрка.
— А мы возле ее могилы спим. И все просим Зою рассказать нам новую сказку, чтоб не так страшно было жить, — почесала вшивую голову Валька и вздохнула:
— Она нас любила! Теперь, небось, скучает одна? Но ничего! Скоро Верка помрет. У ней тоже кровь текет с глотки, когда кашляет. Им вдвоем уже веселее будет…
— Зойка и так не одна! Сколько наших до нее померло! Уйма! Они, небось, в раю живут. У самого Боженьки! Я еще от бабки слыхала, кто на земле плохо жил, когда помирает — в рай его берут. К Господу! Он всех невезучих жалеет. И яблоков дает сладких — сколько хочешь. Бесплатно! Оттого и я скорей хочу помереть! — чесалась Верка, кряхтя от удовольствия.
— Во, дура! Ты еще не намучилась и на одно яблоко, а уже в рай размечталась! Туда тоже не без разбору пускают. Только хороших! А ты ссышься! — оборвал девчонку Толик.
— А ты соплями всех измазал! Тебя тоже не пропустят к Боженьке! — горько расплакалась Верка.
— Кончайте базар! — оборвала споры Капка. И позвала в круг старших. Те вытеснили мелюзгу в тоннель. Сами скучились в мраморном зале. Сесть негде. Места не хватало. С нетерпением ждали, что скажет Капка? С чем она пришла? Может, снова подкинет на жратву, как в тот раз? Тогда в подземке все до отвала конфеты лопали. Даже колбасы было от пуза. И хлеба всем хватило.
Жаль, что деньги скоро кончились. И в животах опять стало пусто и холодно.
— Я хочу набрать кентов в свою малину. Из вашей кодлы. Но отбирать сама стану. Кого пригляжу! — откашлялась Капка.
— Это в воры?
— Ну да! Она ж воровка, как и ее отец! Во живут! Сало маслом заедают, шоколадом запивают!
— Такого не бывает! Брешешь все!
— А вот и не брешу!
— Завязывайте треп! — прикрикнула Задрыга на спорящих и вмиг почувствовала холод отчуждения.
— Ты это чего на наших хайло открыла? Чего глотку дерешь здесь? Ты кто тут есть? А ну, захлопнись! — нахмурился Борис и, глядя на Капку из темноты, велел строго:
— Здесь — мы хозяева! Ты — гость! Хотим — впустим. Не захотим тебя видеть — выбросим! Не разевай хлябальник! Не таким, как ты их закрывали! Потому мы тут живем, что наверху с этим не стерпелись.
— Гони воровку взашей! — послышалось из-за спины. Задрыга оглянулась.
Курносый мальчонка уже зажал в кулаке камень, приготовился швырнуть его в Капку.
— Иди в жопу! — услышала совсем близко от себя. Это будыльная Клавдия смотрела с ненавистью. И сжала мослатые кулаки.
— Бей Задрыгу! Лупи лярву! — крепли крики со всех сторон.
— Не стоит, пацаны! Давайте тихо, без шухеру уладим! Кто не хочет, силой не потянем. Дело это тонкое. Не всяк справится. Нужны только самые умные, сильные и ловкие. Им платить будем так, что всем вам на хамовку хватать станет! И без беды задышите! Жить захотите! Клянусь волей! — заговорил Король тихо, вкрадчиво. И пацаны, слушая его, успокоились.
— Нам на первый случай нужен десяток пацанов. Посмотрим, что из них получится? Если все кайфово — еще возьмем. Их тоже сначала учить будут всему, а уж потом — в дело! — продолжил Король, видя, что слушают его внимательно.
— Чему учить? Воровать? Да как бы мы жили, если б этого не умели? — рассмеялся Толик и добавил:
— Такое все умеют. Но для самих себя. Не для дяди. Если ж воровал, для Задрыги — никого не уговоришь. Она — стерва! Ее над собой никто не стерпит! — высморкался себе под ноги.
— Не надо сердиться на нее! Задрыга в своем деле — сильна! Хороший, надежный кент! Головы своей не щадила ради других. И важно, что она очень выносливая, терпеливая, в беде никогда не оставит своего. Судить о человеке надо не по голосу, не по словам, а по делам…
Пацаны озадаченно молчали.
— И все равно не хочу я к Задрыге! — проскрипел простуженным голосом совсем лысый пятилетний Ванечка. Он смотрел на Капку не по летам взрослым взглядом, в глазах — недоверие.
Капка еще раньше слышала об этом мальчишке. Его мачеха кипятком ошпарила. Думала, умрет он в этой ванне, куда она загнала четырехлетнего пасынка, лишившегося матери год назад. Но тот сумел выскочить. И выжил. Может, потому, что выбежал с воем на лестничную площадку и поднял на ноги всех соседей. Те милицию вызвали. Ванечку увезли в больницу. Когда его вернули домой, пьяный отец ночью выбросил его из дома. Там и нашли его пацаны из подземки. Возле подъезда — в одних трусах, на заснеженном пороге дома. У него не было сил и на слезы.
Ванечку принесли в подземку. Одели в тряпье, украденное у кого-то. Отогрели, накормили тем, что было. Успокоили на ночь сказкой. И уснул мальчишка.
С того дня по всем тоннелям искал мать, помня, что ее закопали в землю.
Он навсегда отучился плакать, чего-то хотеть и просить. Он никогда не капризничал и ни с кем не ругался. Он любил рисовать. Камешком или сучком рисовал мать, какою ее помнил.
На стенах, в кромешной тьме, на мраморе — углем. Он верил, она увидит, она найдет. Ведь он совсем рядом, совсем близко…
— Ия Задрыгу не хочу! Она воображала и задавака! — ковырялась в носу почти прозрачная Нинка. У нее мать свихнулась, когда умер отец. За дочерью с топором гонялась. Хорошо, что в окно выпрыгнуть смогла… Уже два года прошло, Нинка ни разу мать не навестила. Боялась даже мимо проходить, чтобы случайно не встретиться. Во сне целый год кричала. Только недавно перестала людей на помощь звать. Видно, поняла — никто не придет и не поможет. А если и успеют прибежать, будет ли от того лучше?
— А мы девок не зовем и не берем! — попыталась осечь ее Задрыга, огрев девчонку злым взглядом.
Капке было до боли обидно. Ее лажанули на глазах Короля, позоря и не желая признавать. Капка понимала, что сейчас она теряет власть не только над «зеленью», а и над медвежатником. Не на время — навсегда… И решила любыми судьбами исправить положение, вернуть паханство во что бы то ни стало. Иначе, самой придется оставаться в зависимости от прихоти малины.