Марко Поло. От Венеции до Ксанаду - Лоуренс Бергрин

Распространенные повсюду черные камни, позволявшие готовить, обогревать и топить бани, были каменным углем — этот источник энергии использовался в Китае уже по меньшей мере тысячу лет. Однако в Европе использование каменного угля вместо дров было практически неизвестно. Существование этого черного рыхлого углистого вещества временами отмечалось на протяжении западной истории от римской оккупации Британии до времен Марко Поло, но только в XVIII веке уголь стал в европейских странах обычным источником энергии.

Подобные штрихи в описаниях Марко показывают роскошные владения Хубилай-хана не застывшей в неподвижности сказочной страной дикарей, но жизнеспособным государством, постоянно остающимся начеку — вечно бодрствующей империей, где быстроногие гонцы скачут и ночами, их путь отмечен надежным строем деревьев и мерцающими огоньками факелов. Что могла противопоставить такой бдительности Венеция? Могли бы венецианцы достигнуть такой изобретательности, даже если бы от нее зависели их жизни? Сеть почтовых станций и гонцов на быстрых конях, охватившая все монгольское царство, представлялась Марко колоссальным достижением. «Величайшая гордость и грандиозное величие, какое вряд ли было у кого-либо из императоров! — восклицает он. — Создание столь дивное и столь великой цены, что едва ли возможно высказать или описать». Явление в самом деле столь поразительное, что оно подвигло Марко на язвительную атаку против христианства.

Марко с кощунственным пылом объясняет читателям, что ключом к поддержанию этой почтовой сети — и. в более широком смысле, всей монгольской империи — является удивительный обычай полигамии. «Если кто-то усомнится, откуда берется такое множество людей, чтобы выполнять эти обязанности, — пишет он, — отвечу, что все идолопоклонники и сарацины берут по шесть, восемь и десять жен, если только могут позволить себе такие расходы, и зачинают бесконечное — (бесконечное!) — множество сыновей; и есть много мужчин, у которых более тридцати сыновей, и все следуют за ними с оружием; и это из-за множества жен».

И они не голодали, хотя каждому приходилось кормить много ртов. Марко поясняет, что они вволю утоляют аппетит, потому что «припасы в изобилии». Особенно часто употреблялось зерно в сочетании с «молоком или мясом». Также употребляли они «макароны» — пищу, которая, вопреки легендам о Поло, была уже известна в Италии. Постоянная нужда в пропитании не позволяла им лениться. «И никакая плодородная земля в этой стране не остается нераспаханной; и их скот плодится и множится без конца, и когда они выходят в поле, каждый ведет для себя шесть, восемь или более лошадей».

Христианам оставалось только завидовать полезным и плодотворным обычаям этих язычников. «У нас, — горюет Марко, — каждый имеет всего одну жену, и если она бесплодна, он с ней оканчивает жизнь и не зачинает сына; потому у нас не так много народа, как у них». Можно представить, как он размышлял над мрачной действительностью европейской жизни, контрастирующей с изобилием возможностей азиатов. Уже из этого видно, на какой стороне симпатии Марко. Он стал самым пылким неофитом.

В этом преображении присутствовала некий парадокс. Оставаясь в рамках европейского мировоззрения, Марко бессознательно подтверждал средневековую концепцию, что жизнь каждого определяется религией, местом рождения, полом и социальным положением. Так, он воспринимал монгольскую империю как прочную иерархию, с Хубилай-ханом на вершине и баронами, стоящими под ним в предсказуемом нисходящем порядке. Марко и его соавтор держались привычных представлений, даже когда факты им явно противоречили. Кочевники-монголы были куда менее иерархичны, чем полагал Марко: их власть основывалась на способностях и умении перенимать особенности культур, в которые они входили. Хотя Марко был достаточно наблюдателен, чтобы описать это явление, он, по крайней мере частично, оставался слепым в отношении некоторых аспектов их образа жизни. Они были не просто эквивалентом европейской аристократии, но обществом совершенно иного типа. Это общество жило плодами земли, существовало вечно в седле и оставалось парадоксально эгалитарным и разнородным.

В суровом климате степи, где средства существования столь скудны, министры Хубилай-хана решили продовольственный вопрос с гибкостью, неизвестной в Европе. Продуманная система распоряжения жизненными ресурсами произвела большое впечатление на Марко Поло, официальное положение которого позволило ему близко познакомиться с монгольской инфраструктурой.

Он узнал, что, когда зерна хватало с избытком, его закупали в большом количестве и хранили четыре года. «Когда случается неурожай и нехватка продуктов, — пишет он, — то великий владыка берет часть своего зерна, которого запасает так много». Хубилай продавал нуждающимся зерно по низким ценам пока хватало запасов. А если населению грозил голод, как пишет Марко, «великий хан оказывает большую милость и раздает провизию и милостыню народу Камбулака». Марко подразумевает те семьи, которые теснились по шесть, восемь и десять человек в маленьком жилище и жили на грани голода. В таких экстренных случаях Хубилай предоставлял им, если нужно, зерна на целый год.

Как и другие аспекты системы управления, социальное обеспечение у монголов было хорошо организовано. Каждый год пострадавшие семьи докладывали чиновникам специально назначенной комиссии. «Каждый представляет запись, сколько было ему дано на жизнь в прошлом году, и соответственно ей они (чиновники) обеспечивают его на этот год», — пишет Марко. «Они обеспечивают их также одеждой, потому что великий хан получает десятину от всей шерсти, шелка и конопли, из которых делается одежда». Поскольку все ремесленники принуждены были отдавать хану плоды трудов одного дня из каждой недели, тот имел возможность раздавать одежду нуждающимся зимой и летом.

Марко помнит, что среди европейцев установилось мнение, будто монголы совершенно чужды благотворительности. «Татары, — признает он, — по своему обычаю, пока не узнали закон идола, не раздавали милостыню. Если бедняк приходил к ним, они гнали его прочь с оскорблениями, говоря: «Уходи, раз бог послал тебе плохой год, ведь если бы он любил тебя, как любит меня, он бы дал тебе добро»». По представлениям европейцев, монголы оставляли голодных, больных и стариков умирать — по крайней мере, пока Хубилай-хан не ввел общественное вспомоществование.

Куда бы ни взглянул Марко, он повсюду находил поразительные примеры введенной Хубилаем благотворительности. «Кто приходит за хлебом ко двору владыки, каждый день получает горячую лепешку; в ней никому не отказывают, но каждому дают хоть что-то и никому не продают». По его оценке, каждый день кусок хлеба и чашку зерна получали двадцать или тридцать тысяч человек. Основываясь на этом описании, можно представить очередь монгольских бедняков с лицами, осунувшимися от голода, надежды и тревоги, сознающих, что от голодной смерти их отделяет только пожертвованная Хубилаем лепешка. Можно вообразить, с каким благоговением относился народ к милосердному правителю, от которого зависела его жизнь.

За свои благодеяния Хубилай-хан был вознагражден верностью народа. «Все так любят его, что почитают как бога».

В то время, когда Марко Поло находился в монгольской империи, Хубилай-хан был занят распространением своего милосердия на всю державу. Каждый год он посылал инспекторов, которые проверяли, хватит ли запасов зерна для людей и скота. Если проверяющий узнавал, что дожди, ветер, гусеницы, саранча или другое стихийное бедствие погубили посевы, «он не берет с них налога… за этот сезон или год, но дает им зерно из своих житниц — сколько нужно для посева и пропитания на этот год». Зимой Хубилай-хан «проводит дознание, и если узнает, что в какой-то провинции есть человек, у которого погиб скот… у него есть собственный скот, который он получает десятиной из провинций, и он продает тому человеку дешево, и помогает ему, и в тот год не берет с него налога».

Благотворительность Хубилай-хана на этом не заканчивалась. В практически безлесной степи, где обитали и монголы, и китайцы, грозы представляли постоянную угрозу. «Если он узнает, что молния поразила стадо ярок, или овец, или других животных любого рода, — говорит Марко, — как бы велико ни было то стадо, великий хан три года не взимает с него десятину. И также, если случается, что молния ударит в корабль, полный товаром, он не берет с него доли на- ’ лога, потому что считает дурной приметой, когда молния ударяет в чье-то добро». Причины такой мягкости крылись скорее в суеверии и страхе перед неведомым, чем в милосердии. «Великий хан говорит: «Бог ненавидит его, потому и поразил его молнией», и потому не желает, чтобы товар, пораженный божеством, поступал в его казну».