Второе кольцо силы - Карлос Кастанеда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В таком виде мы вышли на дорогу. Но мне еще не хотелось уезжать. Казалось, чего-то не хватает. Я остановился с Ла Гордой на спине и воспроизвел еще один весьма специфический, напоминающий постукивание звук, которому меня научил дон Хуан. Он сказал тогда, что это – «зов бабочек». Чтобы воспроизвести его, нужно было использовать край левой ладони и губы.
Как только я издал его, все мирно закончилось. Когда четыре существа ответили мне, я уже знал, какие из них будут моими. Я подошел к машине, снял со спины Ла Горду и посадил ее на сиденье.
Возвращались мы в полном молчании. Что-то коснулось меня где-то, и все мысли исчезли.
Ла Горда предложила поехать не к ее дому, а к месту, где жил дон Хенаро. Она сказала, что Нестор, Бениньо и Паблито живут там, но сейчас их нет в городе. Ее идея мне понравилась.
Войдя в дом, Ла Горда зажгла лампу. Со времени моего последнего приезда к дону Хенаро обстановка не изменилась. Мы сели на пол. Придвинув скамейку, я положил на нее блокнот. Я не устал и хотел записывать, но не смог этого сделать.
– Что Нагваль рассказывал тебе о союзниках?
Мой вопрос явно застал ее врасплох. Она не знала, что ответить.
– Я не могу думать, – наконец сказала она. Казалось, она никогда не испытывала подобного прежде. Она расхаживала передо мной взад-вперед. Мелкие капли пота выступили у нее на кончике носа и верхней губе.
Внезапно схватив за руку, она практически вытащила меня из дома и повела в ближайший овраг. Там ее стошнило.
Я тоже почувствовал тошноту. Она сказала, что напряжение от встречи с союзниками было слишком большим и что я должен заставить себя вырвать. Я уставился на нее, ожидая дальнейших объяснений. Ла Горда взяла мою голову в свои руки и сунула мне палец в горло с решительностью няни, имеющей дело с ребенком. Меня действительно стошнило. Она объяснила, что у человеческих существ есть очень деликатного рода свечение в области живота и что это свечение постоянно испытывает напряжение под воздействием всего окружающего. Временами, когда напряжение слишком велико, как в случае контакта с союзниками, или даже просто с сильными людьми, свечение становится возбужденным, меняет цвет или даже совсем угасает. В таких случаях можно помочь единственным способом – рвотой.
Я почувствовал себя лучше, но еще не полностью пришел в себя. Я страшно устал, особенно сильным было ощущение тяжести вокруг глаз. Мы пошли в дом. Когда мы подошли к двери, Ла Горда понюхала воздух, как собака, и сказала, что ей известно, какие союзники мои. Ее слова, обычно не имевшие никакого подтекста, сейчас обладали каким-то особым катарсическим эффектом. В голову хлынули мысли. Сразу же включились мои обычные интеллектуальные процессы, и я подскочил в воздух, как если бы мои мысли сами по себе имели энергию.
Прежде всего я подумал, что союзники – реальные существа. Раньше я не смел сознаться в этом даже самому себе. Я видел их, чувствовал их и даже общался с ними. Меня охватило состояние эйфории. Обняв Ла Горду, я стал объяснять ей свою интеллектуальную дилемму. Я видел союзников без помощи дона Хуана и дона Хенаро, и этот акт все перевернул во мне. Я рассказал Ла Горде, как однажды сообщил дону Хуану, что видел одного из союзников. Он рассмеялся и посоветовал не воспринимать это так серьезно и не придавать увиденному значения.
Мне никогда не хотелось верить в то, что я галлюцинирую, но и допустить, что это действительно был союзник, я не мог. Моя рациональная основа была незыблемой. Я был бессилен заполнить этот пробел. Но в этот раз все было иначе, и мысль, что на этой Земле имеются существа другого мира, в то же время ей не чуждые, превосходила все, что я мог выдержать. Полушутя я сказал Ла Горде, что втайне буду считать все это безумием. Что еще освободило бы меня от сокрушительной ответственности за перестройку моего понимания мира? Ирония заключалась в том, что я и не желал такой перестройки, но – только на интеллектуальном уровне. Однако этого было недостаточно, этого никогда не могло быть достаточно. Это было моим вечным непреодолимым препятствием, моим ужасным изъяном. Я заигрывал с миром дона Хуана наполовину; поэтому я был квазимагом. Все мои усилия были не более чем осмысленным стремлением отгородиться интеллектом, словно я находился в академии, где можно заниматься этим с восьми до семнадцати, а потом идти домой отдыхать. Дон Хуан шутил, что после описания мира в прекрасной и просвещенной манере ученый в пять часов уходит домой отдыхать от своих замечательных построений.
Пока Ла Горда готовила еду, я лихорадочно работал над заметками. После еды я расслабился. Ла Горда пребывала в прекрасном расположении духа. Подобно дону Хенаро, она паясничала, подражая моему поведению во время письма.
– Что тебе известно о союзниках, Горда? – спросил я.
– Только то, что говорил мне Нагваль, – ответила она. – Он говорил, что это силы, доступные нашему контролю. У него и Хенаро в горлянках было по два союзника.
– Как они помещали их в горлянки?
– Этого никто не знает. Нагваль говорил, что, прежде чем обуздывать союзников, необходимо найти маленькую превосходную горлянку с горлышком.
– Где можно найти такую горлянку?
– Где угодно. Нагваль говорил мне, что, если мы останемся в живых после нападения союзников, мы должны будем найти идеальную горлянку величиной с большой палец левой руки. Такого размера была горлянка Нагваля.
– Ты видела его горлянку?
– Нет. Никогда. Нагваль говорил, что горлянка такого рода уже не в мире людей. Она подобна маленькому узелку, притороченному к поясу. На нее нельзя смотреть преднамеренно
