Свиток Всевластия - Мария Чепурина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто же это?
Неужели…
Да-да, точно!
Люсьен Помье!
Два охотника за свитком встретились глазами. Оба думали об одном. И каждый был готов ручаться, что знает, что на уме второго.
Впрочем, это, разумеется, было не поводом для того, чтобы сразу заговорить о реликвии.
– Месье Помье! Вот так встреча! Вы на свободе! – сказал виконт.
– Вашими молитвами. – Писатель поклонился. – Безмерно рад вас видеть. Как изволите поживать?
– Превосходно! – Д’Эрикур придал лицу такое выражение, какое, по его мнению, должно было быть у счастливейшего человека.
Торговки с удивлением переглядывались: надо же, с нищим писакой из тупичка Собачьей Канавы разговаривает важный господин! Да еще и на «вы» к нему обращается!
– С батюшкой больше не ссоритесь? – зачем-то спросил Помье.
Может, он и не собирался насмехаться, но виконту слова писателя показались ехидными.
– С батюшкой все замечательно, – отозвался д’Эрикур и перешел в контратаку: – А как ваши книги?
Помье поморщился, но сделал вид, что его вовсе не укололи.
– Книги пишутся отменно и продаются так, что лучше и не придумаешь, – отрапортовал он в ответ.
Несколько торговок захихикали. Виконт тоже не скрыл усмешки.
– Так, значит, у вас все хорошо? – спросил он. – Вы полностью довольны своей жизнью и имеете все, в чем нуждаетесь?
– Я философ, а философу не так уж много надо, – уклонился от ответа литератор.
– Стало быть, и всякие волшебные вещи, исполняющие желания, ему ни к чему?
Писатель покраснел.
– При всем уважении к вашему статусу, господин виконт… не вам решать, кому волшебные вещи нужны, а кому не нужны!
– Выходит, что вы все еще надеетесь завладеть тем, что создано не для вас?
– И не для вас, д’Эрикур!
Взволнованные торговки слушали разговор и не понимали, о чем идет речь.
– На вашем месте я бы поостерегся! – сказал виконт.
– Я бы на вашем тоже поостерегся!
– Вы понимаете, с кем вы имеете дело, Помье?
– Может быть, лучше, чем вы, господин виконт!
– Вы бессильны перед этой организацией!
– Мы все перед нею равны.
– Как бы вам не разделить судьбу Феру!
– То же самое можно адресовать и вам, месье д’Эрикур!
– Уж не угрожаете ли вы мне?!
– Я всего лишь повторяю за вами…
– Вы забываетесь! Вспомните, с кем вы разговариваете, Помье! Может, я и просвещенный человек, может, и я поддерживаю устремления третьего сословия к поименному волеизъявлению, но, однако же, я не позволю… Не позволю относиться ко мне без должного уважения! Я дворянин! И мой пращур в битве при Азенкуре…
– Дворянин! Велика заслуга! Вы всего лишь дали себе труд родиться! – процитировал наглый писака слова из одной модной пьесы.
Сто или двести лет назад предок виконта, не церемонясь, отлупил бы нахального простолюдина прямо посреди улицы, а то и лишил бы жизни. Сейчас были другие времена. Слава бретеров померкла, поединки среди дворян сделались исключением, а не правилом. Изящным господам пристойно было быть скучающими, философичными, одинокими, в крайнем случае – развращенными, но уж точно не боевитыми. Шпагу больше никто не носил. Ее место заняла трость… А многого ли добьешься тростью?
Виконт подумал, что напрасно развязал эту дискуссию. Все, что хотел, он узнал, надо было ехать домой, где ждала невеста и более важные дела, нежели склока с литератором-неудачником.
Д’Эрикур огляделся в поисках своего экипажа, увидел его, повернулся к Помье и уже собирался было сказать, что далее не намерен с ним разговаривать, как горе-писатель, окончательно обнаглев, неожиданно поинтересовался:
– А как у вас дела со сватовством? Скоро ли мадемуазель Жерминьяк превратится в виконтессу д’Эрикур?
На этот раз ехидство в словах Помье виконту не послышалось. Оно там было точно. И надо же, как циркулируют новости! Даже самому ничтожному оборванцу в Париже известно, как и к кому посватался тот или иной дворянин. Писака, разумеется, наслышан о вражде д’Эрикура с опекуном мадемуазель Жерминьяк и рассчитывает, что виконт в конце концов смирится с отказом! Что ж, придется осадить его!
– Венчание состоится уже завтра. Но, к сожалению, вы, ненаглядный Помье, на него не приглашены!
За то время, что виконт произносил эти фразы, произошли два события. Во-первых, круглая физиономия литератора вытянулась и приобрела самое смехотворное выражение. Во-вторых, к Помье подошла женщина. По ее испещренному морщинами лицу, потемневшую кожу которого подчеркивал белый чепец, невозможно было догадаться, сколько ей лет: может, тридцать, а может, и пятьдесят. Платье, передник и платок на груди были чисты, но предельно изношены. Стоптанные мужские башмаки без пряжек, надетые на босу ногу, обещали вот-вот развалиться. Руки женщины были потрескавшимися и красными. «Прачка», – понял д’Эрикур.
– С кем это ты разговариваешь? – спросила женщина у Помье.
– Уже ни с кем, дорогая, – ответил тот. – Пойдем-ка отсюда. Кажется, нам пора.
К тому времени, когда виконт вернулся домой, мадемуазель Жерминьяк переместилась из кабинета в его кровать. Видимо, ей действительно не терпелось сделаться мадам д’Эрикур – и не только формально.
– Я все решила, супруг мой! – вот какими словами встретила виконта невеста. – Сразу после венчания мы отправимся в Версаль, снимем там дом или, на худой конец, квартиру и будем ежедневно посещать заседания Генеральных Штатов, а вечерами принимать у себя депутатов! Или ходить в другие салоны, где принимают наших избранников! А когда Генеральные Штаты распустят… я надеюсь, что это случится не скоро!.. можно будет вернуться в Париж и жить в вашем доме. Мой особняк будет лучше сдавать. Продавать его мне не хочется, но и ночевать под этой крышей я больше не собираюсь! Даже ногой на порог не ступлю!
– А как же ваши опекуны? – мягко спросил виконт.
– Уберутся восвояси, когда узнают о моей свадьбе. Разумеется, из газет или в салонах. Сама я не собираюсь ни просить у них разрешения, ни приглашать на венчание! Кстати, когда оно состоится?
– После того, как мы поговорим об одной важной вещи, – с этими словами д’Эрикур присел на кровать.
Озадаченная девушка тоже приняла вертикальное положение.
– Софи! Теперь я могу вас так называть… Софи, час назад я узнал у торговки одну очень важную вещь…
– В самом деле? А я только хотела спросить, зачем она вам понадобилась! И какое отношение это имеет к нашему союзу?
– Непосредственное отношение. Наш союз, Софи, как ни кощунственно это звучит, уже в некоторой степени благословили наши враги…
– Как?..
– Люди, убившие вашу служанку, за некоторое время до этого расправились и с моим лакеем. Следы на телах обоих не оставляют сомнений: оба преступления – дело одних рук. В обоих случаях жертвы были ни в чем не повинны. То и другое убийство – это угрозы хозяевам. Угрозы вам и мне, мадемуазель!
– Но… Я не понимаю! Неужели мои опекуны… Неужели враги Просвещения… Неужели двор… правительство… попы… дошли до такого?!
– Все, кого вы перечислили, Софи, здесь ни при чем. Послушайте меня внимательно… Нет! Прежде поклянитесь, что все сказанное останется между нами! Вы понимаете теперь: это вопрос жизни и смерти!
– Клянусь памятью Вольтера!
– Что ж, слушайте: все эти нищие, все эти люди, о коих вы рассказали, все эти темные личности, что покушались на вашу собственность и безопасность, были подосланы… тамплиерами.
Повисла пауза. Д’Эрикур молчал, чтобы Софи осмыслила всю степень опасности, которой они оба подвергаются, и весь масштаб противника. Мадемуазель де Жерминьяк озадаченно водила глазами по комнате, ища подсказки.
– Тамплиеры… это те, которые против Энциклопедии?
«Ясненько!» – сказал себе виконт.
– Если вы не знакомы с этой организацией, то достаточно будет сказать, что она имеет древние корни, связана с мистическими ритуалами, хранит большие тайны и ни перед чем не остановится в своем желании завладеть мировым господством!
«Мировое господство! – поймал себя на слове виконт. – Чуть было не сболтнул слишком много!»
– Но я-то тут при чем? – задала Жерминьяк ожидавшийся от нее вопрос.
– В вашем доме, любовь моя, хранится некая вещь, имеющая для тамплиеров величайшую ценность и способная поставить их выше Его Величества!
– Но что же это за вещь? Почему я о ней не знаю?! Вероятно, что-то, оставшееся от бабушки? Но где же оно хранится?
– Увы, это мне неизвестно, – солгал д’Эрикур.
– Откуда же вы можете знать о таких вещах?
– Мне рассказал один человек, имени которого мне не хотелось бы сообщать. Это случилось… – Виконт уже хотел сказать «в Бастилии», но вовремя сообразил, что мадемуазель, сопоставив даты, может сделать правильный вывод о том, что причиной его сватовства была не любовь, а желание завладеть реликвией. – Это случилось в масонской ложе… буквально месяц назад. Вообразите мою радость и одновременно мой ужас, когда я узнаю подобные вещи о собственности своей возлюбленной!
