Фаворитка императора - Жюльетта Бенцони

Волей-неволей Марианне пришлось расстаться со своим спутником и пойти за Дюроком. Легкое шушуканье, сдержанные аплодисменты послышались на ее пути, но, занятая своими мыслями, она не обращала на это никакого внимания. Застенчиво, но крепко она взяла за руку Дюрока.

– Мне надо увидеть Императора, господин главный маршал.

– Немного терпения, мадемуазель. Его Величество соизволил заметить, что постарается увидеться с вами по окончании концерта.

– Соизволил… Откуда такая жестокость, господин герцог? Разве мы больше не друзья?

Легкая улыбка на мгновение заставила расслабиться сжатые губы Дюрока.

– Мы останемся ими навсегда, – прошептал он стремительно, – но Император сильно гневается, и я не имею права быть любезным с вами!

– Что ж это, я… в немилости?

– Не могу сказать точно, но похоже…

– Тогда, – раздался позади Марианны приятный неторопливый голос, – оставьте ее со мной на минутку, дорогой Дюрок. Попавшим в немилость надо держаться вместе, э?

Еще до его знаменитого заключительного междометия Марианна узнала Талейрана. Как всегда элегантный, в темно-зеленом фраке, с затянутой в белый шелковый чулок больной ногой, опираясь на трость с золотым набалдашником, он одарил Дюрока дерзкой улыбкой и протянул руку Марианне.

Явно обрадованный возможностью таким образом освободиться, главный маршал вежливо раскланялся и оставил молодую женщину на попечение вице-канцлера Империи.

– Благодарю вас, князь, но не уходите далеко с мадемуазель. Император не заставит себя ждать.

– Я знаю, – просюсюкал Талейран, – сколько времени надо, чтобы задать головомойку юному Клари и научить его не особенно поддаваться очарованию молодой женщины. На это потребуется пять минут. Мне это знакомо…

Говоря это, он нежно увлек Марианну к амбразуре одного из окон. Весь его вид показывал, что этот человек занят приятным светским разговором, но Марианна сразу поняла, что дело идет об очень серьезных вещах.

– Клари переживает, без сомнения, неприятные минуты, – прошептал он, – но я боюсь, как бы вам не пришлось выдержать большую часть императорского гнева. Интересно, какая муха вас укусила? Броситься на шею кардиналу прямо посреди двора Тюильри… причем опальному кардиналу к тому же! Подобные вещи делают только с… кем-нибудь из очень близких, э?

Марианна ничего не ответила. Трудно объяснить ее поведение, не раскрыв ее подлинную сущность. Разве она не была для Талейрана некой девицей Малерусс, безродной бретонкой? В любом случае кем-то, кто не мог бы вести себя так вольно с князем Церкви. В то время как она, тщетно впрочем, искала правдоподобное объяснение, князь Беневентский по-прежнему беззаботно продолжал:

– Я хорошо знал аббата Шазея еще в те годы. Он начал свой путь викарием у моего дяди, архиепископа Реймского, который в настоящее время является духовником короля в эмиграции.

У Марианны появилось ощущение, что князь опутывает ее паутиной, как паук муху, ей стало невыносимо тоскливо. Вспоминался день ее свадьбы и высокая фигура монсеньора де Талейран-Перигора, капеллана Людовика XVIII. Ее крестный действительно был в наилучших отношениях с прелатом. Именно тот одолжил необходимые принадлежности для брачной церемонии в Селтон-Холле. Но, словно не замечая ее волнения, Талейран продолжал тем же спокойным, как гладь озера в хорошую погоду, голосом:

– В те времена я жил на улице Бельшас, совсем рядом с Лилльской, тогда улицей Бурбонов, и поддерживал превосходные соседские отношения с семьей аббата. Ах, какое это было дивное время, – вздохнул князь. – Ведь правда: тот, кто не жил в годы, предшествующие 1789-му, не знает, что такое наслаждение жизнью. Мне кажется, я никогда не встречал более прекрасной, более гармоничной и нежной пары, чем маркиз и маркиза д'Ассельна… в чьем доме вы сейчас живете.

Несмотря на все ее самообладание, у Марианны закружилась голова. Она схватила за руку Талейрана и буквально повисла на нем, стараясь превозмочь недомогание. Сердце билось так, что дыхание прерывалось. Ей казалось, что ноги вот-вот совершенно откажутся служить, но князь оставался невозмутимым и только поглядывал вокруг из-под полуприкрытых век. Высокая огневолосая женщина с чувственным лицом, очень красивая и вся в белом, проходила мимо.

– Я не замечала в вас такой сильной склонности к опере, дорогой князь! – бросила она с самоуверенностью знатной дамы.

Талейран степенно поклонился.

– Всякая форма прекрасного имеет право на мое восхищение, госпожа герцогиня, вам это следовало бы знать, вам, так хорошо знакомой со мной.

– Да-да, я знаю, но вам пора проводить… э… эту особу к музыкантам. Мелкий прола… словом, я хочу сказать, императорская чета сейчас появится.

– Мы идем туда. Благодарю, сударыня.

– Кто это? – спросила Марианна, в то время как рыжеволосая красавица удалялась. – Почему она так явно выразила пренебрежение?..

– Она презирает всех… и самое себя еще больше других с тех пор, как из желания услужить эрцгерцогине согласилась занять место придворной дамы. Это мадам де Шеврез. Она, как вы сами видели, очень красива. У нее острый и тонкий ум, но она очень несчастна, ибо ее страстная душа задыхается. Подумать только, ей приходится говорить «Император» и обращаться к «Величеству», тогда как в частной жизни она называла его попросту «мелкий пролаза». Впрочем, она уже почти отучилась от этого. Что же касается пренебрежения вами… – Талейран резко повернулся и устремил на Марианну взгляд сине-зеленых глаз. – …у нее нет другого повода делать это, кроме того, что вы сами ей подаете! Одна из Шеврез может только с пренебрежением относиться к певице Марии-Стэлле… но она открыла бы объятия дочери маркиза д'Ассельна.

Наступила тишина. Чуть нагнувшись к своей собеседнице, Талейран сверлил ее взглядом, но Марианна не дрогнула.

– С каких пор вам это известно? – спросила она с внезапным спокойствием.

– С того дня, как Император отдал вам особняк на Лилльской улице. В тот день я понял, откуда идут эти зыбкие воспоминания, которые мне не удавалось упорядочить, это сходство с кем-то, кого я не мог вспомнить! Я сообразил, кем вы являетесь в действительности.

– Почему же вы ничего не сказали?

Талейран пожал плечами:

– А к чему? Вы сами непредвиденным образом оказались по уши влюбленной в человека, которого с детских лет ненавидели.

– Да, но это вы толкнули меня в его постель, – грубо бросила Марианна.

– Я достаточно о том жалел… о том памятном дне, когда я пришел поговорить с вами. А потом я подумал, что нужно предоставить все естественному ходу событий и времени. Такая любовь долго не просуществует. Ни любовь ваша, ни ваша артистическая карьера…