Последняя из Лунных Дев - Барбара Дэвис

вечно оказывался рядом, весь из себя такой внимательный и любезный. И вот хоть убей – я не могла понять, почему ты так себя ведешь. Да и сейчас не могу.

Эндрю помолчал, снова взявшись за салфетку, неторопливо вытер руки. И наконец поднял взгляд на Лиззи:

– Почему вообще мальчик проявляет внимание и любезность к девочке? Мне хотелось тебе понравиться. Как хочется этого и сейчас.

Лиззи часто заморгала, глядя на него и чувствуя, как щеки обжигает румянцем. На сей раз на лице его не было ни смешливых ямочек, ни малейшего признака, что он над ней подтрунивает. Лишь его последние слова будто повисли между ними. И что-то очень теплое и доселе незнакомое стало разворачиваться, распускаться у нее в груди. Она взяла от жизни свою долю взрослых отношений – но напрочь упустила эту часть юности, этот головокружительный трепет первого увлечения, это затаенное дыхание и натяжение всех сердечных струн. Тогда для нее это было бессмысленно и невозможно. Как невозможно было и теперь.

Лиззи поднялась на ноги, стараясь не смотреть Эндрю в глаза, и направилась к двери.

– Извини, я и не заметила, что уже так поздно. Мне надо поскорее домой, пока Эвви не начала волноваться.

Эндрю тоже встал и проводил ее до двери.

– Лиззи…

Она повернулась, уже взявшись за дверную ручку.

– Для меня ты никогда не могла быть невидимкой. Ни тогда, ни сейчас.

Лиззи в ответ кивнула, холодно и осторожно, хорошо понимая, что он пытался ей сказать, не произнося этого вслух.

– Дело не в том, нравишься ты мне или нет, Эндрю. И всегда вопрос заключался не в этом. Просто сейчас ставки гораздо выше. И для меня, и для тебя.

Глава 12

Эндрю смотрел вслед уходящей к машине Лиззи и отчаянно ругал себя. О чем он только думал! Она пришла к нему за помощью, а он вместо того, чтобы ей что-то дельное подсказать, начал распинаться о своих чувствах, как какой-то сохнущий от любви мальчишка, и тем самым ее отпугнул.

В который раз.

Лиззи всегда его немного дичилась. Да и всех остальных, если говорить откровенно. С чего бы вдруг сейчас все стало по-другому? То, что она всегда настороже, более чем объяснимо. Для многих восемь лет – огромный срок, но не для Сейлем-Крика, где мнение людей и их отношение меняется очень медленно, если вообще как-то меняется.

Не прошло и суток с того момента, как об исчезновении Дарси и Хизер Гилмэн повсюду сообщила «Эмбер Алерт»[10], – а по городу уже понесся словесный трезвон. Уже на следующее утро городская мельница слухов ожила, энергично перемалывая массу нелепых и совершенно беспочвенных предположений. В маленьких и тихих городках Новой Англии, где никогда и ничего особенного не происходило, сплетни и пересуды являлись любимым времяпрепровождением у населения – как хоккей в старшей школе или как корнхол[11] на воскресном барбекю. И, как на хорошее барбекю, жители с готовностью накинулись на новое угощение.

К тому времени, как тела девушек извлекли из пруда на ферме Лун, целый отряд местных жителей с вилами и факелами начал призывать земляков к собственному правосудию. А после скандальной выходки Ранны перед кофейней несколько церквей разных конфессий объединились, чтобы устроить полуночное бдение – «дабы молиться об изгнании зла, живущего среди нас, и узреть, как исполнится воля Господня».

Накануне по всему городу – в витринах магазинов, на телефонных столбах – были расклеены листовки, призывающие всех верующих собраться воедино и помолиться за душу своего богобоязненного города. Семейство Лун в ту ночь никто даже не упоминал. В этом не было надобности. И без того все понимали.

Событие освещали все три местных канала новостей, где в многочисленных видеосюжетах запечатлелось целое море исполненных праведности лиц, освещенных мерцающими белыми свечами. Когда этот сюжет подхватили несколько крупных новостных агентств, кругом началось настоящее безумие, и Рэнделу Саммерсу пришлось выступить с заявлением, призывающим жителей проявить терпение, пока правоохранительные органы ведут расследование. Так он пытался защититься от того, что подобные пересуды воспримутся как призыв к действию теми, кто был бы не прочь взять дело в свои руки.

Даже теперь Эндрю вспоминал об этом с содроганием. Он искренне намеревался тоже пойти туда в тот вечер и объяснить всем до единого, что они могут сделать со своими так называемыми молитвами и бдениями. Однако отец уговорил его не вмешиваться, объяснив, что лучший способ раздуть пламя – это искать виноватого и натравливать соседей друг на друга. Он уверял Эндрю, что порядок в итоге восторжествует, что правда выплывет наружу и род Лун наконец оставят в покое. Отец не часто ошибался в своей жизни – но тут он все-таки ошибся. Сейлем-Крик так и не простил семью Лун. Но не за убийство двух девушек, а за грех быть не такими, как все.

На следующий день после «бдения» Ранна сбежала из города – как доказательство того, что молитвы и свечи возымели действие. Альтея сделала то единственное, что ей оставалось в данной ситуации: опустила голову и стала собирать обломки своего развалившегося травнического бизнеса. А Лиззи тихо удалилась к себе в амбар – подальше от редких бабушкиных покупателей и от досужего любопытства. Равно как и от него.

Получив бакалавра в Университете Нью-Гемпшира, Эндрю еще какое-то время жил в родном городе, занимаясь разными последипломными проектами и помогая отцу в его скобяной лавке. Придумывая то одно дурацкое оправдание, то другое, чтобы оттянуть поступление в магистратуру. Хотя кого он пытался обмануть! По-прежнему ему редко когда удавалось увидеть Лиззи – разве что когда он придумывал какой-либо повод зайти к ним на ферму, что стал проделывать с неприличной регулярностью. Она была для него головоломкой, которую ему требовалось разгадать, ответом на некий вопрос, который он до конца еще не сформулировал. Он никогда не бывал в ее шкуре – никогда не был иным в том мире, где приветствуются одинаковость и соответствие. Напротив, он являлся председателем школьного совета, первым учеником их старшей школы, сыном уважаемого коммерсанта, снискавшим массу стипендий за свои учебные и спортивные заслуги. Это было обещание вполне обеспеченной перспективы, которую парни вроде него принимали как должное. Однако Лиззи как будто жила в совершенно другой реальности.

История ее семьи, их выбор средств к существованию, да даже то, как она выглядела, – все это было настолько далеко от установившейся в здешнем мире нормы, что люди считали нужным ее за это наказать. Однако вместо того, чтобы