Незваный гость - Б. П. Уолтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мэттью моргнул:
– Занять? Как здорово она это устроила? Ты так говоришь, будто она спящая террористическая ячейка, а не член книжного клуба.
Несколько секунд я с вызовом смотрел на него, потом скользнул обратно под одеяло.
– Я просто считаю это странным.
Между нами повисло молчание, потом Мэттью лег на спину рядом со мной.
– Пожалуйста, не говори ничего из этого во время отпуска, – сказал он мягче, словно пытаясь воззвать к моей более разумной стороне. – Мы собираемся хорошо провести время, и, я думаю, ей будет очень обидно слушать все это.
Я не ответил, просто пялился в потолок. Через некоторое время Мэттью отодвинулся и выключил свет, погрузив нас в темноту. Мы больше не говорили до утра, а утром избегали темы Рейчел.
Глава 25
Чарли
Третий день после убийства
Полиция прибывает в Браддон-мэнор меньше, чем через сорок восемь часов после нашего приезда сюда, через три дня после убийства. Это неизбежно, конечно, пусть даже в глубине души у меня ощущение, будто наш маленький оазис спокойствия разбит внешними силами.
Я слышу хруст гравия снаружи и откладываю роман, который читаю, потом подхожу к окну. К дому подъезжает элегантный «Мерседес», и из него, само собой, выходят инспектор Оконджо и сержант Стимсон. Они все время разговаривают, и я слышу, как мужской голос произносит:
– Охренеть местечко.
Инспектор Оконджо отвечает что-то неразборчивое.
– Наверное, держат из-за налогов, – размышляет сержант Стимсон, и я немного подаюсь назад, когда они проходят мимо окна библиотеки к главному входу.
– Было бы проще, если бы они просто остались в чертовом Лондоне, – продолжает он.
Я встаю, выхожу из библиотеки в прихожую и открываю им дверь в тот же миг, как сержант Стимсон звонит.
– Здравствуйте, мистер Аллертон-Джонс, – говорит инспектор Оконджо, сумев скрыть удивление от того, как быстро я открыл дверь. – Мы надеемся, вы держитесь. Как я сказала по телефону, мы хотели бы войти и сообщить вам новости.
«Все дело в деталях, – думаю я, отходя и пропуская их внутрь. – Сообщить мне новости. Допросить меня дальше было бы более точно».
– Вы просили нас не покидать страну, – говорю я, пока веду их через гостиную.
Сержант Стимсон разглядывает картины на стенах со смесью отвращения и восхищения.
– Простите? – говорит инспектор Оконджо.
В библиотеке я жестом предлагаю им садиться.
– Вы просили нас не покидать Соединенное Королевство, но ничего не говорили про то, чтобы не покидать Лондон. Я слышал, как вы разговаривали на улице.
Сержанту Стимсону хватает совести смутиться.
– Как я сказала, мы приехали сообщить вам новости.
Я киваю.
– Это… очень любезно с вашей стороны, спасибо.
После уверенного начала теперь мне трудно подбирать слова, как будто я говорю не на родном языке. Однако, я не успеваю больше ничего произнести, как дверь открывается, и в комнату входит мама.
– Здравствуйте, миссис Аллертон, – говорит инспектор Оконджо, опережая маму. – Нам просто нужно обсудить с вашим сыном расследование и следующие шаги теперь, когда у нас есть признание в преступлении.
Мама по-деловому кивает.
– Да, звучит разумно, – говорит она и садится в одно из кресел.
– Вообще-то, миссис Аллертон, в данный момент мы предпочли бы поговорить с вашим сыном наедине, если это возможно.
В памяти проносится воспоминание, как мне было четырнадцать лет, и мама сопровождала меня на прием к врачу. Он мягко попросил маму выйти из кабинета, прежде чем спросить, живу ли я половой жизнью и нужна ли мне консультация по ЗППП. Прошло двадцать лет, а я все еще иногда чувствую, будто обращаюсь к родителям за разрешением, руководством, советом. Если они рядом или в одном здании со мной, они естественным образом воспринимаются авторитетом по умолчанию по любому вопросу.
– О, точно, конечно, – говорит мама, бросая на меня быстрый взгляд, прежде чем удалиться и тихо закрыть дверь.
– Удивительно, – замечает сержант Стимсон.
– Что удивительно? – спрашиваю я.
Мне не нравится выражение его лица. Оно холодное и враждебное.
– Ну, большинство людей, когда их муж, жена или ребенок убиты, они постоянно, знаете, достают нас. Все время дергают офицеров насчет новостей. Хотят знать, как идет расследование. Я просто подумал, как удивительно, что вы не только совсем не беспокоите нас, но и уехали из Лондона и переместились сюда.
Он обводит библиотеку неприязненным взглядом, как будто мы сидим в подвале с крысами.
– Разница в том, инспектор – о нет, простите, сержант, – что в данном деле мы знаем, кто виновен. Рейчел призналась на месте преступления. Я уверен, что названивал бы вам каждый час днем и ночью, если бы мой муж был убит таинственным нападавшим, все еще гуляющим по улицам Лондона, но в данном случае это вряд ли необходимо.
Детективы переглядываются. А я задаюсь вопросом, не оказал ли себе медвежью услугу за несколько прошедших дней. Может, я слишком старался отодвинуться на второй план, отвести внимание от себя и Титуса и оставить их заниматься предъявлением обвинения Рейчел? Я пытаюсь придать своему лицу огорченное и обеспокоенное выражение.
– Слушайте, извините, я не хотел грубить. Просто… как вы представляете, не существует инструкций по тому, как нам следует справляться с этой ситуацией. Все это… все это травматично.
Инспектор Оконджо кивает:
– Конечно. Мы понимаем. Просто у меня есть к вам несколько вопросов, а затем мы оставим вас в покое, пока что.
«Пока что» звучит зловеще, но я киваю.
– За ужином, прежде чем пришла Рейчел и произошел акт насилия, можете рассказать, о чем вы, ваш муж и Титус разговаривали? – должно быть, я выгляжу сбитым с толку, поскольку она добавляет: – Это все хорошая вводная информация. Я просто заполняю некоторые пробелы, которые мы не охватили при первой беседе.
– Ну, я не уверен. Мы говорили про… поездку Мэттью в Шотландию.
– Поездку Мэттью в Шотландию, – повторяет она. – Хорошо. Что он рассказывал про свой визит домой?
Я глубоко вздыхаю.
– Что он рад вернуться в Лондон, но хорошо провел время, навещая дом своего детства, в котором сейчас живет и управляет его кузина.
Сержант Стимсон открывает блокнот и что-то записывает.
– Мистер Аллертон-Джонс, можете сообщить нам, в какой момент разговора Рейчел вошла в квартиру?
Я хмурюсь:
– Как
