Золотая кровь - Ляна Зелинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эмбер приходилось играть разные роли. Но они всегда были короткими, и маскировка требовалась на один, максимум два-три раза, да и то ненадолго. И ни одна из этих ролей не была такой длинной и опасной, как предполагаемая роль Эмерта Лино Вальдеса. Ведь если её раскроют и поймают…
Так! Не будем думать о плохом!
Шаман Монгво всегда говорил так:
«Если птица станет думать, как ей махать крыльями, разве сможет она взлететь?»
Когда наконец всё было готово, Эмбер поставила зеркало на полку и отошла, разглядывая себя. В этот раз она действительно постаралась на славу. В зеркале была и Эмбер, и одновременно кто-то другой. Как будто бы её брат−близнец. Худенький юноша со светлой кожей. Большие серо-голубые глаза, чёлка падает, прикрывая лоб, да и вообще, волосы непослушные, чуть с рыжиной, и по ним видно, что они совсем не дружат с гребнем. Россыпь редких веснушек на носу…
Среди каджунов светлые глаза и веснушки не редкость. Что же, её легенда о том, что Эмерт и его сестра бежали в Акадию после падения монархии, почти похожа на правду.
Итак, лицо готово, остался наряд.
Для таких переодеваний у Эмбер был специальный корсет. Под ним можно было спрятать грудь, и он совсем не стеснял движений. Дорогая вещь, сделанная на заказ. Поверх — широкая рубаха из толстого серого льна, которая собиралась складками под кожаный ремень, дополнительно маскируя фигуру. Широкие штаны, подтяжки, мешковатый пиджак, стоптанные ботинки с большими круглыми носами…
Она натянула копполу поверх парика. Ну вот, в таком виде она − обычный мальчишка-посыльный, каких по улицам Акадии бегают десятки.
С собой Эмбер взяла немного вещей. До фиесты три дня, дольше в особняке Вилла Бланко она не задержится. Браслет с пропуском сеньора де Агилара у неё теперь есть, а монеты Джарра позволят спокойно проходить мимо ищеек.
Джарр в этот раз расщедрился, и монет было много. Но всё равно нужно экономить.
Эмбер напоследок посмотрела на себя в зеркало, надела сумку на плечо и вылезла в окно. Не стоит местресс Арно видеть её в мужском обличье. Она спрыгнула на крышу сарая, а оттуда — на соседнюю улицу.
Пробраться на Голубой холм в этот раз оказалось ещё проще. Охранник её запомнил и едва увидел в толпе, чуть мотнул головой, указывая на отдельный проход. И это одновременно радовало и пугало. А может, у Джарра здесь повсюду свои люди? Кто знает, кому ещё он платит за то, чтобы они просто наблюдали за всеми? За ней?
Эта мысль проползла по позвоночнику нехорошим холодком, и, уже пройдя ворота, Эмбер несколько раз оглянулась, но никого подозрительного не увидела. И всё-таки предчувствие щекотало ноздри так, будто она вдохнула пузырьки игристого вина. Эмбер свернула с авенида де Майо в какой-то переулок, ещё раз свернула, остановившись в тени свисающих бугенвиллей*, и стала наблюдать за улицей. Какое-то время она стояла так, и лишь убедившись, что за ней и в самом деле никто не следит, двинулась дальше, решив не возвращаться, а пройти другим путём.
Не стоит позволять кому-то знать её маршрут. Даже если это люди Джарра…
Особенно если это люди Джарра.
Ей почему-то не хотелось, чтобы Костяной король знал о том, что она устроилась работать в дом Агиларов. Лучше, если бы вообще никто, ни одна живая душа не знала о том, какими методами она добывает то, что ей поручают. Где ходит, с кем говорит, как действует. Ведь одно неосторожное движение, случайно оброненное слово, и всё − её жизнь кончена. Потому что для любого в этом городе ясно, что эйфайр в дом гранд-канцлера может проникнуть только с одной целью — завершить начатое и убить дона Алехандро. Именно в этом её и обвинят, если поймают в Вилла Бланко. А за такое преступление наказание только одно − смертная казнь.
Эмбер вдохнула поглубже, потянула кепку за козырёк и, засунув руки в карманы, поспешила вниз по улице.
Чистая брусчатка, выложенная в ёлочку, такая знакомая…
Здесь должен быть поворот и перекрёсток, на углу которого стояла когда-то водонапорная башня из красного кирпича, за ней — красивый фонарь, а дальше начинается квартал Садов…
И только шагнув на перекресток, она поняла, почему ей вспомнился этот маршрут.
− Ты знаешь, что эту башню построил твой дед?
Палец отца обрисовал величественное сооружение: карминно-красную башню. Отец как-то рассказал ей сказку о том, что в этой башне живёт фея воды. И благодаря ей в каждом особняке на Голубом холме вода всегда чистая и свежая.
Они ездили на прогулку в королевский сад, и Эмбер сидела у него на коленях, разглядывая чугунные кружева заборов и балконных решеток в особняках, стриженые изгороди и фонтаны, и длинные лиловые и пурпурные ветви бугенвиллей. В день Святой Маргариты в королевском саду всегда устраивался большой праздник, и можно было увидеть королевскую чету…
Эмбер замедлила шаг, ощущая, как сердце начало болезненно колотиться в груди.
Эта улица…
Авенда Наранья…
Пальцы вцепились в прутья чьего-то забора.
Там дальше, в самом конце этой улицы, стоит её дом.
Раньше стоял её дом.
Когда-то… давно.
Флёр-де-Азуль. Лазурный цветок. Так назывался их особняк.
Корка забвения, скрывавшая воспоминания, треснула, как скорлупа кокосового ореха.
Эмбер остановилась и просто смотрела туда, где за каменной кладкой забора высились огромная сейба* — хлопковое дерево. Она росла напротив ворот, как верный страж, охраняя въезд во двор от посторонних. Так ей казалось в детстве. И её торчащие из земли корни, похожие на огромные спины спящих крокодилов, всегда приходилось объезжать по большой дуге подъездной аллеи. Кажется, она стала ещё выше и шире. Наверное, её ветви совсем накрыли двор, а корни сломали гранитную плитку. Отец всегда этого боялся, но это дерево любил, не давая срубить…
Тёмно-серый забор заплели лианы и плющи, и даже издалека на нём виднелся тёмно-зелёный покров изо мха, расшитого бахромой висячего папоротника, заполнившего швы между камнями.
Эмбер сделала шаг, другой…
И хотя здравый смысл подсказывал, что ей не нужно туда идти, не нужно этого видеть: не сегодня, Эмбер! Не сейчас! Но, словно кролик, смотрящий в глаза удаву и идущий навстречу своей погибели, она не в силах была заставить себя остановиться.
Сквозь щель в осыпавшейся кладке она разглядела кусок заросшего двора, извилистые ленты корней сейбы, взломавшие
