В Милуоки в стикбол не играют - Рид Коулмен

– Моя девочка никогда не была счастлива, – сказала она. – Мне очень жаль, но у нее не было опоры. Поначалу мы пытались воспитывать ее в слишком традиционном духе. Думаю, это вполне естественная реакция, когда живешь в чужой стране. Мы с мужем и сами стояли на влажных камнях. Америка может оказаться слишком подавляющей для людей, которые воспитаны с привычкой к самопожертвованию.

– Вам не нужно ничего мне объяснять. Это я должен объяснять, – признался я.

– Спасибо за вашу доброту. О подобных вещах трудно говорить, но мать имеет на это право. Она была несчастной девочкой: ни друзей, ни семьи, постоянные переезды. Работа отнимала у моего мужа все время и силы. Поэтому, когда Кира решила остаться там, я… – Она заплакала. – Я почти…

– … вздохнула с облегчением, – закончил я за нее.

– Справляться с ее несчастливой судьбой и нашим чувством вины было легче на расстоянии. В своей неуклюжей речи я пытаюсь сказать, что вы, должно быть, особый человек, раз заставили Киру полюбить вас. Мне казалось, она никогда не хотела любить своих родителей.

– Мне было легче справиться со своей ролью. Вы уже сделали Киру совершенной.

С этими словами я встал и один пошел домой. Я оставил мать Киры среди камней и птиц самой разбираться во всем. В какой-то момент я обернулся. Она была моего возраста, может, годом или двумя старше, но, подумал я, мудрее, чем я когда-нибудь буду, и куда как мужественнее.

В аэропорту отец Киры дал мне семейный фотоальбом, пожал руку и поклонился. Мы знали, что больше никогда друг друга не увидим.

Макклу, как обычно, ждал меня сразу за стойкой таможенной службы. Он по-прежнему был грузен, но казался почему-то хилым. Кожа отдавала той же желтизной, что и в Риверсборо. Он был измучен и выглядел отвратительно. Вероятно, я выглядел еще хуже, проведя большую часть дня в полете. Хотя на борту имелись значительные запасы успокоительных, залитых в бутылку, никто не спутает двадцать часов на борту «Боинга-747» с выходными на курорте Палм-Спрингс.

Мы обнялись. Его рукопожатие было, как всегда, крепким. Это принесло мне облегчение. Идя через автостоянку, мы о чем-то болтали, я прошел вперед, даже когда Макклу остановился.

– Это здесь, – сказал Джон, указывая на взятый напрокат автомобиль.

– А где твоя «птичка»?

– Я, наконец, решил полностью ее отреставрировать. В Монтоке есть одна фирма, которая специализируется на фордах шестидесятых годов. Через пару недель будет готова. Все уже оплачено.

Я подумал, странно, что он говорит мне об этом, но, не слишком задумываясь, погрузился вместе с багажом в машину. Рядом с аэропортом трудно было определить, какая погода. В аэропорту всегда кажется холоднее, и ветер всегда пахнет горячим металлом и пролитым керосином. Но пока мы ехали по Кросс-Айленду, я через опущенное окно почувствовал, что весна идет. Это было видно по оранжевому лику заходящего солнца. Мои глаза закатились быстрее светила.

Когда я проснулся, мы находились недалеко от Лонг-Айленда и небо было темным. Я попытался подсмотреть за Макклу, но он увидел мой взгляд.

– Готов для финишной прямой? – Он потер мне затылок.

– Наверное. – Со сна я всегда отвечаю членораздельно.

– Послушай, я собираюсь ненадолго уехать. Присмотришь за «Шпигатом»?

– Куда ты…

– Не знаю, куда я еду, – ответил он, – но я дошел до ручки. Пора отдохнуть вдали отсюда.

– Надолго уедешь?

– Ради бога, Клейн! Ты присмотришь за «Шпигатом» или нет?

– Ты же знаешь, что присмотрю. – Я вскинул руки, сдаваясь. – А какого черта мне еще делать? Кроме того, этот ангажемент лучший из того, что мог бы раздобыть для меня мой агент.

Макклу решил, что это очень смешно. Он молчал, пока мы не подъехали к окраине деревни Саунд-Хилл.

– Я не убивал его, Дилан, – так он начал.

– Эрнандеса?

– Да, Эрнандеса. Ты был прав насчет скатанной газеты. Я и правда здорово его отделал, но он все равно не сказал мне, где мальчик Боутсвейна.

– Тогда ты взял второй револьвер, вытащил все пули, кроме одной, и сунул дуло ему в рот.

– Именно, как научился в академии, – признался он – И хотя он думал, что поворот барабана – игра случая, я знал, что пуля в последнем гнезде. Поэтому у меня было пять выстрелов для разгона.

– И он заговорил.

– Но он выдал ребенка не сразу. – Макклу отпустил руль и поднял правую ладонь с растопыренными пальцами. – Я сделал пять холостых выстрелов, прежде чем он назвал место. Поэтому не успел я сказать, что он под арестом и имеет право хранить молчание, как он… – Макклу изобразил, что стреляет себе в рот. – Нажал большими пальцами на мой палец на спусковом крючке и «проглотил» пулю.

– Вот так просто?

– Вот так просто, Бог свидетель. Бах! Выдал ребенка и застрелился. Я мучился этим больше двадцати лет.

– Больше не мучаешься? – спросил я.

– Нет, не мучаюсь.

– Почему?

Он оставил мой вопрос без внимания.

– Ты любопытный еврейский сукин сын. Не важно, почему я больше этим не мучаюсь. Просто не мучаюсь. Я не хотел уезжать до того, как расскажу тебе про Эрнандеса.

– А что там с моим братом?

– Про твоего брата поговорим потом. – Он остановился перед «Шпигатом». – Мне нужно кое-что проверить. Идем, и позволь мне поставить тебе пиво.

Я хотел возразить, но понял, что он потащит меня за уши, если я начну чересчур упираться. Когда Макклу хочет угостить вас пивом, позвольте ему это сделать. Внутри было темно и как-то мертво, совсем как у меня внутри после убийства Киры. Однако уже один вид заведения, пусть даже и без посетителей, поднял мне настроение. Взбодрил, как запах Натановых «хот-догов». Войдя, я заметил, что в баре действительно пусто. Я пожал плечами. Это могла быть одна из неуклюжих рекламных акций Макклу: «Спрячьтесь и идите искать ночь! Все светлое пиво – за полцены, если найдете его в темноте».

– Сюрприз! – закричал кто-то.

Зажегся свет, и из-за стойки бара высунулись десятка два физиономий. Здесь были мои братья и невестки, Зак и другие дети. Из кухни вышел Гуппи с Валенсией Джонс на руках. В кабинке сидели детектив Фацио и сержант Херли, которая прекрасно смотрелась в черных джинсах, ботинках и форменной рубашке. Конечно, я обратил внимание на Херли. Я скорбел, но сам-то не умер. Все завсегдатаи из Саунд-Хилла тоже оказались здесь. Соизволил прийти даже Ларри Фелд, и я никогда не был так рад видеть этого негодяя. Но больше всего меня поразило присутствие моего агента Шелли Стикмана.

– Дилан, Дилан, Дилан. – Он подбежал ко мне, улыбаясь, словно к губам у него присох несвежий рогалик – У меня новости.

– У тебя новости, Шелли? – Меня охватил такой энтузиазм, что я чуть снова не заснул.

– У меня точно новости. А что, ты решил, что это торжественная встреча возвращающегося с похорон?

– Ты мерзавец, Шелли.

– Конечно, мерзавец, – согласился он с самым серьезным видом. – Это необходимое условие моей работы

– Переходи к делу, Шелли.

– «Мувимакс» купил права. Там не в восторге от названия, но за те деньги, что они заплатили, они могут себе это позволить. Конечно, – подмигнул он, – фильм могут так никогда и не снять, но кому какое дело?

– Ты прав, Шелли, – сказал я, машинально пожимая ему руку, – кому какое дело?

– Точно, будь оно все неладно, но и у меня есть сердце. Просто незачем демонстрировать его ублюдкам, с которыми я общаюсь ради тебя. Прими мои соболезнования насчет той девушки.

– Спасибо, Шелли.

– Спасибо для меня – это десять процентов, но все равно – не за что.

Боже, ну и двурушник. Образцом для него был Полоний. Может, позже нам удастся спрятать его за ковер, а оставшимся составом сыграть «Гамлета». Разве каждый не мечтает хоть раз в жизни сыграть Гамлета?

Со слезами на глазах ко мне подошла Валенсия Джонс. Она шевелила губами, пытаясь что-то сказать. У нее ничего не получилось. И хорошо. Ей не нужно было ничего говорить, я и так все понял. Мы обнялись, и я посоветовал ей бросить лыжи. Ей мой совет понравился. Я присел к Херли и Фацио, Херли извинилась и покинула нас, спросив, не захватить ли для меня какой-нибудь выпивки на обратном пути. Я сказал, что Макклу знает, чего я хочу. Она скрылась в толпе. Тогда я поблагодарил Фацио за то, что он спас наши жизни.

– Был рад это сделать. – Он улыбнулся. – Почти почувствовал себя настоящим копом.

– Знаете, Макклу не убивал Эрнандеса, – неловко произнес я.

– Знаю. Он все мне об этом рассказал.

– Почему вы ему помогли? Макклу с моим братом погубили вашу карьеру.

– Они не погубили ее, они ее изменили. А помог я ему потому, что он нуждался в помощи. Я воспользуюсь тем, чем ваш брат мог повредить вам или вашему племяннику. Я честный человек. В любом случае он помог мне раскрыть убийство Калипарри.

Смутившись, я поинтересовался:

– И вам не обидно?

– Я этого не сказал.

– А что же вы говорите?