Шалости нечистой силы - Татьяна Светлова

А у Алексея в списке оставался еще «Ваш Домовой».

Туда Кис и поехал прямо на следующий день с утра пораньше. И остался разочарован: да, «Стасика» помнили, и по фотографии опознали. И утверждали, что он самолично приходил и сделал заказ на уборку квартиры, и адрес свой указал, и ручку свою забыл…

На ручке той чужие отпечатки, если и были, то уже давно затерты…

Что же у нас получается? — размышлял Кис, садясь в машину. — А получается у нас вот что: сходство достаточно выраженное, и в данном случае бандит сам выступил в роли Стасика, не прибегая к подкупу персонала. И ниточка опять обрывается ровно в том месте, где некто оказывается очень похожиим на Стасика…

В общем, на том же месте, в тот же час. Хорошая песенка.

К Марине Кисловской Алексей поехал без звонка. Он всегда предпочитал появляться неожиданно, не оставляя собеседнику времени на подготовку к разговору — так оно надежней. Меньше не правды, намеренной и ненамеренной; больше непосредственных эмоций. Да и меньше возможностей отказаться от встречи.

Марина Кисловская была бы весьма миловидной девушкой, если бы ее не портили замкнутое и самолюбивое выражение лица, настороженно-оценивающий взгляд. Эта надменная гримаска, эти сухо поджатые губы, эти прищуренные глаза, не выпускающие взгляд, не просто портили ее, но и старили, лишая юной непосредственности. Кис прикинул, что лучше всего держать с девушкой дистанцию, и взял самый вежливый тон, на который только был способен.

Она отвечала на вопросы рассеянно, будто была погружена в важные мысли, будто ее воображение было прочно занято чем-то или кем-то. Она даже не спросила, кто его на нанял — обычный и первый вопрос, который задают ему люди, и на который Кис никогда не отвечает, ссылаясь на тайну клиента.

Выслушав скупой рассказ о событиях, уже известных Кису из дела, он спросил:

— Вы принимали участие в составлении фоторобота. Вы так хорошо запомнили лицо бандита?

— С первого раза, может, и не так уж, но я встретила его потом на улице. И во второй раз запомнила очень хорошо!

— То есть, если что, вы сможете его опознать?

— Вы прямо, как тот журналист!

— Какой — «тот»? — немедленно вцепился Кис.

История о беседе с неким Юрой Новиковым из «Московского комсомольца»

Алексею сильно не понравилась. Зато понравилось выражение лица Марины: увлеченная рассказом, она расслабилась, черты смягчились, глаза выплыли из разгладившихся век и ярко засинели, — и она стала чертовски хороша. Вот так бы всегда, девушка, подумал Кис, — не стоит себя уродовать глупой гримаской богатой старухи.

— Он вам сказал, что именно собирается публиковать: интервью?

Статью? — спросил Алексей несколько дружелюбнее.

— Нет… Или я не запомнила.

— Если он собирался опубликовать интервью, он должен был, по идее, вам позвонить и попросить подписать текст! Он вам звонил?

— Нет…

— Допустим, он собирался публиковать не интервью, а статью. В таком случае ваша подпись необязательна… Он мог бы, конечно, позвонить вам просто из вежливости и предупредить о выходе статьи… Но с вежливостью у нас плоховато обстоят дела… А вы, значит, не удосужились узнать, что там написали — или не написали в газете?

— Честно говоря, я собиралась. Но тут всякие обстоятельства…

Короче, у меня это вылетело из головы.

— М-да… — произнес Кис озабоченно. — А что за «всякие обстоятельства»?

— Ох, это не имеет никакого отношения к делу! Это личное.

— А все же, — расскажите! — задушевно попросил Кис голосом доверенной подружки.

Но его попытка сократить дистанцию не удалась.

— Я же сказала — личное, — неподкупно отозвалась Марина. Лицо ее моментально захлопнулось, обдав холодом, как дверь на мороз.

Интересно, что за «обстоятельства» так занимают эту девушку? — размышлял Кис, покидая ее ухоженную квартиру. И что за журналист встречался с Мариной? Да журналист ли?

Короче, у него появился еще один повод, чтобы заехать к Александре.

Александра

Кис у Александры давненько не был — избегал. Со времени их знакомства <См. роман «Шантаж от Версаче»> прошло уже больше года, и Кис с тех пор видел ее всего три-четыре раза, да и то по делам: боялся потерять голову. Эта женщина влекла его к себе неимоверно, свои же шансы Кис оценивал как нулевые, и эта бесперспективность добивала его окончательно, — проще было не встречаться. Сейчас снова возникла необходимость в ее помощи и совете, и он поехал, предварительно созвонившись.

Так было заведено: Александра никогда ему не звонила, не звала — звонил он сам, находя тот или иной предлог. Но Александра всегда ему радовалась, встречая как друга.

Как друга…

Тогда, во время расследования по делу об убийстве Тимура, в котором была замешана Александра, — он чувствовал себя куда свободнее. Он нападал, он припирал к стенке бестактными вопросами, он повелевал, — он был главным и от него зависело все и все. Включая надменную и язвительную журналистку Александру Касьянову.

Но нынче зависимым стал он сам. Теперь у него не было прежнего права следователя и вершителя судеб, — а другого права он так и не приобрел.

И он стал смирным, ручным. Он стал другом.

Он всегда приходил без цветов, с бутылкой вина или джина, который она любила, или с конфетами к чаю: он приходил другом, — не поклонником, не любовником. Они вместе ужинали, пили вино или джин; они пикировались, они беззлобно ругались, они много смеялись — Александра всегда умела рассказать остроумно и колко о своих светских похождениях… В общем, дивно проводили время как старые добрые друзья.

Это было до бешенства несносно, — но это было единственное, что он мог себе позволить. И все, что ему было позволено.

Лучше, чем ничего.

Лучше, чем ничего?..

И вот он опять ехал к ней — счастливо обмирая в предвкушении встречи и стараясь не думать о том горьком послевкусии, которое эта встреча оставит: одинокий вечер в пустой и неухоженной утробе его квартиры, немного скрашенный присутствием шалопая Ваньки; вечер, когда он вновь останется один на один с растревоженными в душе и теле чувствами…

Александра встретила его радостно. Она как-то похорошела и помолодела за последнее время, — видать, прошлое стало потихоньку отпускать ее душу… Ее темно-карие, персидского разреза глаза живо блестели, густые каштановые волосы немного отросли и ладно обрамляли точеный овал лица, — по-прежнему стрижка, но уже не «мальчуковая», а более женственная.

Обычно Александра была одета по-домашнему, она, как и Кис, любила дома чувствовать себя комфортно и носила мягкую, не стесняющую движений одежду.

И сегодня на ней тоже была одежда домашняя, но какая-то особенная: свободная рубашка-косоворотка из белого шелка с тонким черным кантом по краям и рядом мелких черных пуговок по левому плечу, наполовину расстегнутых, шелковистые черные лосины. Этот костюм необыкновенно шел к ее высокой тонкой фигуре: полупрозрачный шелк льнул к груди, выдавая два полукружия белого кружева на смутно розовеющей коже, и вольными складками разбегался дальше, неожиданно кончаясь на стройных ляжках, плотно схваченных черными лосинами…

Кис, с трудом оторвав глаза от игры белого шелка, ревниво напрягся: ждет кого-то еще? Для него она так никогда не одевалась…

Александра предложила кофе — совместный ужин сегодня не предвиделся, ей надо было уходить к девяти вечера на очередную тусовку. Оживленно накрывая на стол, она расспрашивала Алексея о делах и о жизни («Да что ж ты хочешь, чтоб я тебе рассказал? Все как всегда: работаю…», — отвечал Кис).

Когда дымящийся кофе зачернил две белых чашки, раздался звонок в дверь. Было семь вечера, время для визитов подходящее, и Кис поморщился: в кои веки к ней выбрался, так нет — кто-то приперся! Александра вела весьма светский образ жизни и неудивительно, что…

Она вернулась из прихожей с букетом красных роз. В сердце больно уколола ревность: никак поклонник завелся! А собственно, отчего бы ему и не завестись… С какой стати молодая красивая женщина будет сидеть в одиночестве?

Бури прошлого немного улеглись, Александра ожила, и душа ее снова готова любить… Разве не так? Разве Кис что-нибудь ей предложил? Смог предложить?

Посмел предложить? Разве они чем-то связаны? То-то. И не ворчи, старина. Ты не имеешь права даже на ревность… А то, что это «женщина твоей мечты», — об этом знаешь только ты.

Александра небрежно впихнула цветы в вазу, и Кис возрадовался: может, поклоннику здесь не отвечают взаимностью?

— Достал, — произнесла Александра.

— Заметил, — отозвался Кис. — По жесту.

— Вот скажи мне, ты бы преследовал женщину, которую любишь, Алексей?

Ох, как ему нравилось, когда она называла его так: «Алексей…», немного растягивая последний слог! Музыка!