Дневник. 1914–1920 - Прасковья Мельгунова-Степанова

Когда подошли к Арбатской площади, начались отдельные выстрелы. Потом пошла трескотня, и все ринулись бежать, говорили, что с Никитского бульвара стреляют, а им в ответ – из Александровского училища. Самая главная свалка была на Красной площади, где собралось много зевак – при первых выстрелах все бросились, топча друг друга (все это видел н. с. Кочетов), выбивали стекла магазинов и лезли внутрь. Извозчики давили упавших. Красногвардейцы бросились обыскивать дома, подозревая провокацию и в «Славянском базаре» арестовали и избили 15 офицеров стражи (домовой), их потащили в Совет, говоря «Там споем им вечную память». Говорят, что сигнальный выстрел был дан из Дома советов, так как пальба началась везде одновременно. Щелкунов объезжал лазареты – много раненых, есть убитые, главным образом, все большевики. Раны были часто в пятки (ложились). Мальчик 12 лет говорил, что был ранен на Цветном бульваре, где нес знамя. Есть раненые немцы. Знакомый Сыроечковского спросил их по-немецки, почему они участвуют – они прямо ответили: «Kaiser Wielhelm und Deutschland über alles»,[207] раненых больше, чем пятый. Вчера Николай Васильевич попал на заседание штаба Красной гвардии и услышал там ряд ордеров об арестах видных к.-д., до тридцати человек, предположение о ликвидации комитетов народных социалистов и «Единства» и, наконец, арест боевой дружины н. с-ов – такая глупость. Они все же постарались известить к.-д. Говорили, что ночью в 4 часа должен быть взорван Совет, но, конечно, ничего не было. Перцев рассказывал со слов приехавших с фронта учеников, что там остались одни мародеры, которые торгуют всем, что брошено там, главным образом провиантом – мыло 1 фунт меняют – у немцев на 2 ножниц; 1 фунт хлеба на 6 ножниц. Батареи и пулеметы стоят без людей, всеми покинутые. Порядочных солдат не осталось вовсе.

Некоторые утверждают, что первыми стали стрелять с.-р. из пулемета с крыши рядом; другие говорят, что во всех частях города были провокационные выстрелы, за которыми последовала пальба. Факт тот, что в воззвании «Ко всем» Совет рабочих и солдатских депутатов заявил, что это буржуазия и зовет всех на борьбу с ней весьма энергично – опять нанесли утихшую было травлю. Масса обысков – ищут оружие (и припасы). Когда С. дежурил 10-го, он слышал какой-то шум, ему казалось, что сейчас начнут ломиться, потом все утихло. Оказывается, на автомобиле приезжали вооруженные люди, обезоружили сторожа-студента перед домом, он отвел их к коменданту, у того тоже взяли оружие, потом хотели идти к председателю домового комитета, но не пошли.

Пришла телеграмма от членов Учредительного собрания, чтобы не устраивать забастовки всеобщей, как предполагалось. Английский консул сказал Шлиппе, как передавал Борис Евгеньевич (Сыроечковский), что союзники решают оккупировать Россию, ибо Учредительное собрание разогнано, большевицкая власть признается далеко не всеми, следовательно, власти нет, Россию надо спасать от анархии, надо создать ей власть, для этого введут международный корпус и водворят порядок. Попросту говоря, им кажется опасной анархия, которая может переброситься и к ним, да и лакомый кусок упускать неохота, вот и прикрываются благородством. На Парижской конференции это, очевидно, обсуждается, тем более что прямо даже написано, что там вырабатываются условия мира, может быть, приемлемые и для центральных держав. Тогда они все вместе разделят сферы влияния. Владивосток тем временем уже занят японцами.

Вчера Симсон говорил, что его знакомый был у Муралова. Вдруг докладывают, что пришел какой-то генерал Муралов, попросил позволения принять его в присутствии знакомого Симсона. Тот согласился. Вошел генерал, очень старый, чуть не севастопольский герой. Муралов встал ему навстречу. Генерал: «Я к Вам прихожу не как к командующему войсками, а как человек к человеку. Всю жизнь служил, теперь жил на пенсию с семьей. Как же жить на 7 руб.?» Муралов: «Потерпите, Ваше Превосходительство», потерпите немного, я думаю, мы не протянем дольше двух месяцев».

Соня рассказывала, как депутация раввинов и евреев была у Троцкого, умоляя его именем его народа не вести такую политику, которая обрушится на евреев же. «Я не еврей, – сказал Троцкий, – я член интернационального пролетариата». «Но есть же Егова», – возопил раввин. – «Для меня нет». – «Это не значит, что его нет, и что он нас не покарает», – ответил раввин и разорвал свое покрывало. Говорят, что Троцкий побледнел, когда тот пригрозил ему гневом Бога, но это маловероятно. Один простой солдат как-то сказал: «Отменил бы царь запрещение водки и сидел бы спокойно до сих пор на своем престоле», – глубины этой мысли он не понимает сам. Говорят, что Франция объявила России войну, но, может быть, это смешали с оккупацией.

И. Ос. и Ж. рассказывают чудеса о собранных военных силах, вплоть до артиллерии, стоящей чуть ли не под Москвой. Меньшевик, бывший у нас в прошлый понедельник, говорил, что на меньшевистской конференции, на которой было 300 чел[овек] (60 % рабочих), единогласно высказывалось стремление к восстановлению буржуазного строя. Также единодушно прошло предложение послать сочувствие партии Народн[ой] Своб[оды] в потере «истинных борцов за свободу народа – Кокошкина и Шингарева». Только одна высказалась против, но на нее кричали: «Пойдите к Ленину!» В среде рабочих поправление. На заводе Рабенек в Щелково рабочие постановили просить вернуться прежнюю администрацию и послали заводской комитет к самому Рабенеку. Три раза возвращался комитет с заявлением, что не застал Рабенека. Послали в четвертый раз проверить, поехали следом и убедились, что заводской комитет сидит в чайной, а к Рабенеку и не ходил. Это только озлобило и укрепило решение.

Приехал Сергей Сергеевич Анисимов из Петербурга – там голод растет: хлеба из мякины (выдают) четверть фунта на два дня. Рассказывал разговор, слышанный от солдат: тридцатипятилетний артиллерист объяснял хорохорившемуся юнцу: «Как хорошо было в марте, все друг другу верили. И Милюкову, и Родзянке мы верили. Беда в том, что у них программы не было. А в мае приехал Ленин со своими жидами и программу привез самую для нас подходящую. Но им мы не верим, потому и вся эта заваруха пошла. Вот если бы те да взяли эту программу – дело было бы не то. «Мы ведь и теперь им верим!» – очень метко. С. видел эсера, члена Учредительного собрания, который утверждает, что, когда матросы потребовали расходиться, эсеры послали Черному записку: «Просим не закрывать заседания», получив ее, он объявил: «Закрываю заседание». Они бросились к нему в полном недоумении, а он говорит: «Да ведь вы сами просили закрыть!» Говорят, что Ленин не лежал, а катался по полу от смеха все время речи Чернова – говорят, признак прогрессивного паралича.