Головы Стефани (Прямой рейс к Аллаху) - Ромен Гари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек за рулем пожал плечами и ничего не ответил.
— Всегда на службе у прекрасных дел, всюду, где их необходимо вершить, от Биафры[77] до Конго и от Мозамбика до Родезии, справа, слева, там, куда зовет нас идеал… Вдовы, сироты и все такое прочее… Современные рыцари, да. Конечно, наши враги иногда называют нас наемниками… Но кто бы стал рисковать жизнью единственно для того, чтобы остаться в живых? Нет, нет, поверьте мне, мисс Хедрикс, мы, как и вы, на службе у красоты, хотя в нашем случае речь идет о красоте идеала… Вы не пьете?
Он схватил фляжку, раскупорил и поднес к губам.
— И у нас с вами есть еще кое-что общее: мы, как и вы, служим моде. Я правильно сказал: моде! Была мода на Биафру… Помните? Сегодня совершенно забытая… О, и еще как забытая! Мы там сражались от всей души. Была также мода на Катангу, на покойного господина Чомбе[78] — и та прошла — а без нас и там не обошлось… Красота великих дел в их постоянной смене, как и у вас в моде… Модели, которые мы представляли на всех этих показах, конечно же, не сравнить с вашими по грации и элегантности… Но могу вас заверить, что автомат «виккерс», пулемет «шкода», ручные израильские пулеметы и все оружие из французского каталога — вещицы весьма красивые, понимающие люди даже находят их элегантными…
Мужчина за рулем повернул голову, и Стефани увидела его профиль с перебитым носом и подбородок, на котором пробивалась светлая борода.
— Ты там закончил?
Англичанин залился безмолвным смехом.
— Вы, конечно же, вправе ждать от нас объяснений, — сказал он. — Кстати, меня зовут Харкисс, к вашим услугам. Да, именно так меня зовут в данный момент… Люблю перемены.
Он взглянул на нее.
— Мы пришли за вами, потому что вы нужны…
— Кому? — спросила Стефани.
— Ах, да вы скоро увидите. Молодым людям — чистым и суровым. Они той же закваски, что и полковник Каддафи, нынешний меч ислама. Они ждут вас там, в горах…
Он сделал широкий жест рукой в сторону горизонта.
— Они нуждаются в ваших свидетельских показаниях. Вы им расскажете обо всем, что видели. А после…
Он улыбнулся, глядя прямо перед собой.
— А после вас спокойно отвезут обратно в Сиди-Барани. Вот. Вам нечего беспокоиться. Краткие свидетельские показания на алтаре Прав Человека… Поездка туда и обратно. Считайте это прогулкой…
Он наклонился и расстегнул узкий ремень, стягивавший ей руки.
— Устраивайтесь поудобнее.
И тогда Стефани заметила, что лобовое стекло джипа опущено и на нем, выползая стволом на капот, лежит один ручной пулемет, а сзади закреплен другой. Сидевший рядом с ней человек напевал нежную мелодию. Но этого, по-видимому, было недостаточно, чтобы освободиться от переполнявших его чувств. Ему было необходимо излить душу…
— Ах, пустыня! — процедил он сквозь зубы. — Звездные пространства и бесконечность… Световые годы… Стоит один раз вкусить это, и…
Он взял фляжку и сделал долгий глоток.
Стефани виден был его профиль. Это было одно из тех лиц, что раскрывают свою истинную природу только в профиль, когда не маскируются за хитрыми и плутовскими гримасами. Оно выглядело так, будто его вытесали грубо и в спешке: слишком короткий нос, тяжелая челюсть и губы суровой складки над светлым венчиком бороды… Он держал на коленях автомат, а когда поворачивался, Стефани была видна рукоятка пистолета, торчавшая из кобуры под левой рукой.
— Я, что называется, искатель приключений, мисс Хедрикс, и пережил немало увлекательных минут, но могу вас заверить, что эта прогулка по бесконечным пространствам в вашем обществе…
Мужчина за рулем резко затормозил, откинулся назад и выхватил фляжку из рук своего спутника.
— Будет с тебя, — проворчал он. — Ты слишком много пьешь.
Он швырнул фляжку с виски в песок. Его спутник разочарованно развел руками…
Перед ними прямо из песка возникла горная цепь Раджада, а на западе черными вычурными глыбами вздыбились над барханами базальтовые скалы Шаддина, — там находились золотые прииски, истощившиеся еще век назад. Дорога шла вверх, петляя среди вулканических образований.
«Лендровер» съехал с главной дороги и двинулся по высохшему руслу горного потока, где, похоже, одни лишь корявые ползучие кустики сохранили какие-то воспоминания о воде. Несколько мгновений спустя Стефани стояла в пещере, которую освещала поставленная на ящик масляная лампа. Один молодой человек с автоматом на плече стоял у входа, а двое других сидели на ящиках перед диктофоном. Головными уборами и пятнистой маскировочной формой они походили на палестинских боевиков ФАТХа, как они выглядят на фотографиях.
— Садитесь, мисс Хедрикс.
Странным образом успокоившись, она села на складной стул. Было что-то настоящее, подлинное в этих юных строгих лицах. Сама их молодость внушала доверие, как будто двуличие, цинизм и ловкие расчеты неизменно были плодом опыта и зрелости.
— Мисс Хедрикс, мы все трое являемся членами Комитета освобождения Раджада. Нынешнее правительство, как вам, возможно, известно, убрало с карты Хаддана само название «Раджад». Но мы намерены добиться независимости. Вот почему мы просим вас рассказать, что в точности произошло в самолете. Мы запишем ваши показания. Считаю необходимым уточнить, что в наши намерения не входит их немедленное использование. Ясно, что все это дело является провокацией со стороны нынешнего режима. Его цель — вызвать мятеж раджадских племен, чтобы затем приступить к его подавлению или, точнее, к геноциду… Мы не станем действовать, пока у нас не будет необходимого оружия. Но главное для нас — иметь в своем распоряжении ваше свидетельство, чтобы в нужный момент мобилизовать общественное мнение в арабском мире. Расскажите нам, пожалуйста, что вы видели.
— Хорошо.
Молодой человек включил диктофон.
Стефани говорила в течение получаса. Впервые она смогла полностью освободиться от ужаса, вспомнить все детали, не наталкиваясь при этом на неверие, на снисходительно-покровительственный вид, какой обычно принимают, общаясь с людьми, находящимися в состоянии психоза, и каждое произносимое ею слово не только выслушивалось, но и записывалось как доказательство вины, опровергнуть которое невозможно. Она особо подчеркнула, какие усилия предприняли власти Хаддана, чтобы замять это дело, и какое давление они успешно применили в отношении Массимо дель Кампо, подкупив его и пригрозив ему, к тому же, тюрьмой за контрабанду наркотиков, а в заключение она сказала, что готова повторить эти показания перед самыми высокими инстанциями, перед Комиссией по правам человека при ООН, всюду, где потребуется. Виновные должны быть наказаны, их гнусные преступления должны быть внесены в реестр зверств, совершенных политическими фанатиками, и преданы огласке.
Ей было не остановиться. Ее наконец-то слушали с пониманием, и внутреннее напряжение, не спадавшее в течение всех этих дней, наполненных тревогой, яростью и недовольством собой, превращалось в поток слов, в лихорадочную говорливость, сулившую избавление, освобождение…
— Почему, по-вашему, вам в отель принесли эти головы? И чья это была инициатива?
— Не знаю. Может, это семьи…
— Нет. Им сказали, что после пожара тела опознать невозможно. Для чего их подложили к вам в номер?
— Чтобы я обо всем рассказала. Чтобы я выступила свидетельницей. Чтобы у меня в руках были доказательства, и чтобы я помогла правде зазвучать в полный голос…
— С какой целью?
Молодой человек выключил диктофон.
— Ради справедливости и человеколюбия, — веско проговорила Стефани, и сама себя укорила за некоторую напыщенность.
Молодой человек, сидевший по другую сторону от диктофона, с грустью взглянул на нее.
— Не думаю, мисс Хедрикс. Я полагаю, что люди, подкинувшие вам эти головы, и есть убийцы. Провокаторы… Чтобы провокация удалась, им было необходимо ваше участие. Сами того не зная — и поверьте, мы не можем вас за это порицать, — вы с самого начала помогали им…
Глаза Стефани расширились. Она чувствовала, что сбилась с пути, потерялась, вконец запуталась. Эти трое молодых людей — заклятые враги правительства Хаддана. Между тем, они, кажется, отрицают причастность к этому делу официальных властей…
— Я не понимаю…
— Здесь нет ничего сложного. Как известно, правительство стремится вызвать мятеж в провинции Раджад, чтобы нас истребить. Это понятно. Правда, надо учитывать, что оно рискует тем самым спровоцировать военное вмешательство соседних стран… Но если бы правительство состряпало это дело с целью провокации, оно бы не стремилось замять его, совсем наоборот…
— Это верно, — сказала Стефани.
— Между тем, как вы сами заявили, они использовали все средства давления, чтобы помешать обоим свидетелям заговорить… В этом есть очевидное противоречие.
