Головы Стефани (Прямой рейс к Аллаху) - Ромен Гари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Руссо рассмеялся.
— Вы занятный тип, Тед, — сказал он. — Можно подумать, что дурные вести поддерживают вас в хорошей форме. Но что касается «Талликот» и Берша, то это моя добыча, и они по уши увязли в этом деле… Вот уже десять лет мы пытаемся их прижать.
Очки Хендерсона иронически заискрились.
— Да, разумеется, — сказал он. — Великие державы не любят… частных торговцев оружием. Они терпеть не могут конкуренции…
Дворецкий вышел на террасу и наклонился к Руссо. С ним желает говорить начальник полиции господин Дараин.
— Где телефон?
Нет, это не по телефону… Господин Дараин прибыл собственной персоной. Это, по-видимому, очень срочно…
Руссо вышел. Начальник полиции и еще два человека стояли перед машиной с зажженными фарами. Господин Дараин был мертвенно-бледен.
— В чем дело?
— Идемте…
Руссо спросил себя, почему Дараин в последнее время выказывает ему такое доверие и всюду приглашает с собой… Подстраховывается на будущее, подлизывается к американцам?
За несколько минут они добрались до площади старого рынка позади мечети.
Квартал перекрыли бронеавтомобили.
Луна была красивой, круглой, рыжей, тяжелой…
Около сотни любопытных из соседних домов уже образовали круг, держась на расстоянии от солдат.
Голова Массимо дель Кампо лежала в нескольких метрах от тела. Глаза были открыты.
Красивая голова римской статуи с классическими чертами…
Лицо было лишено всякого выражения, как будто этот третьесортный актер так и остался неспособен влезть в шкуру своего персонажа даже при этой последней возможности.
Руссо с трудом удавалось думать. Из-за пронзительного ощущения, что он находится в абсолютно чуждой обстановке, в другом мире, в совсем другом веке, то, что он видел, переставало казаться ужасным, возникало почти театральное чувство нереальности, сна…
Ни капли крови.
Казнь, должно быть, произошла в другом месте. Затем тело и голову перевезли сюда, на рыночную площадь, чтобы все видели…
Мизансцена, рассчитанная на то, чтобы добиться максимального эффекта… И нужно было признать, что при лунном свете, ярком и вместе с тем безмятежном, в окружении минаретов, под звездами и при отдаленном лае собак, отрубленная голова, лежавшая отдельно от тела, производила впечатление…
Толпа молчала. Впервые за свою карьеру Массимо дель Кампо заворожил публику.
Наконец Руссо удалось выйти из транса. Завтра радиостанции арабского мира сообщат, что «режим убийц» убрал одного из свидетелей…
Все его тело оцепенело.
Он почувствовал у себя на плече чью-то руку.
— Уверяю вас, господин Руссо, что жизни мисс Хедрикс абсолютно ничего не угрожает… У меня там достаточно людей, чтобы…
Руссо взглянул на него. Он чувствовал, что наполняется ядом, как гадюка.
— Знаете, Дараин, если бы это зависело от меня, то размещенные во Вьетнаме Б-52 совершили бы сегодня ночью свою самую большую ошибку при локализации цели…
Он яростно оттолкнул «дружескую» руку и бросил отчаянный взгляд вокруг. Джип… Он побежал к одной из машин, ударом локтя в шею уложил на землю пытавшегося помешать ему водителя и вскочил за руль. Господин Дараин выкрикнул приказ, который, возможно, спас ему, Руссо, жизнь… Конечно, здесь слишком много свидетелей, подумал Руссо в новом порыве ненависти.
О том, чтобы проверить уровень топлива, он вспомнил лишь когда уже выехал из города. Бак был наполовину пуст. Но бронеавтомобили в пустыне не заправляются на бензоколонках. В машине было столько полных канистр, что хватило бы до самой Мекки.
Она мертва, мертва, думал он, мчась в ночи, которую фары лишали ее небесного сияния.
Мертва, мертва… Он не переставал повторять про себя это слово, старый суеверный трюк из детства, чтобы отвести судьбу, которая не любит, чтобы ее считали уже делом решенным и обижается, когда чувствует, что ее опережают в ее тонкой игре…
22
…Она качалась на мирных волнах, которые тихо несли ее в сторону открытого моря. Ей не было страшно. Она знала, что отец крепко держит штурвал, и что ей достаточно отбросить одеяло, чтобы увидеть звезды. Судно было прочным, и она часто спала так, на палубе, со счастливым ощущением, что она далеко от суши, между небом и водой.
Стефани открыла глаза и ничего не увидела. Она хотела было поднять руки, но одеяло окутывало ее плотно, и она ощущала вокруг плеч и бедер два железных кольца.
Она попыталась вырваться, но тиски не разжимались. Шерсть затыкала ей рот и заглушала крики. Она яростно боролась, но каждое движение пресекали две сжимавшие ее руки.
Она угадала по движениям несшего ее человека, что он спускается по лестнице. Затем походка вновь стала ровной. Он не спешил. Шаги были спокойными, размеренными, уверенными. Стефани перестала вырываться, собралась с силами, затем разом расслабилась, а потом совершила, возможно, самый яростный и самый отчаянный рывок в своей жизни. Ничего. Тиски чуть разжались, но не более.
Под одеялом было трудно дышать, и из-за того, что она медленно задыхалась, в ней зарождался ужас, у которого не было названия, слепой, нечеловеческий, первобытный; больше не было ни сознания, ни вопросов, ничего, кроме магмы плоти и нервов, где каждая лишенная кислорода клеточка взывала о помощи…
Но она не задохнулась, и как только поняла, что угроза удушья всего лишь результат страха, то стала беречь дыхание, стремясь продержаться подольше. Человек, который ее нес, оставлял ей ровно столько воздуха, сколько нужно было, чтобы не умереть. Она чувствовала, как приподнимается при дыхании его грудь, и даже слышала скрип гравия у него под ногами. Она вспоминала аллеи сада и тонкий серый гравий между массами зелени. Но в саду ведь была еще и вооруженная охрана. Где она? Почему этот человек так свободно передвигается по дворцу и парку? Куда он ее несет?
Первый ответ, который пришел ей на ум, был подсказан ужасом. Ее сейчас бросят в колодец, она навсегда исчезнет на дне одного из двенадцати источников оазиса. Внезапно эта мысль превратилась в полную уверенность — как тут можно сомневаться, и когда она позднее размышляла о причинах столь твердого убеждения, то поняла, что мысль о колодце и об утоплении возникла из-за недостатка воздуха и удушья.
Ей казалось, что мужчина идет уже довольно давно. Может, десять, пятнадцать минут. Позднее она не смогла ничего уточнить. Всякое понятие о времени тогда исчезло.
Она услышала голоса, но не смогла понять, что они говорят. Человек, который ее нес, сменил положение рук и опустил ее на землю как статую.
Затем Стефани почувствовала, как ее стягивают двумя ремнями, одним — вокруг предплечий, чуть ниже локтей, а другим — над коленями. Она была уверена, что это ремни, а не веревки: их затягивали, как ремни чемодана. Дышать стало легче, и она чувствовала, что еще немного — и удастся высунуть голову наружу. Наконец ее подняли и куда-то посадили — по всей видимости, на заднее сидение машины. Вероятно, какого-нибудь армейского джипа или чего-то в этом роде: у него не было крыши. Машина почти тотчас тронулась с места. Стефани яростно затрясла головой, пытаясь высвободиться. Тогда какая-то рука отбросила одеяло, и она увидела человека, сидевшего слева от нее.
— Мне очень жаль, мисс Хедрикс. Безумно жаль. Поверьте, я бы действительно предпочел познакомиться с вами при других обстоятельствах… Но ситуация обязывает… Ибо все определяет ситуация… Прагматизм!
Безупречный акцент лучших английских школ.
Пустыня и небо сверкали вокруг в бледном сиянии библейских ночей…
В одежде человека читались следы военной формы. Не хватало лишь знаков отличия, нашивок и наград. Ему, наверное, было лет сорок. Костлявое лицо с решительным носом и коротко подстриженные седеющие волосы.
Так же был одет и сидевший за рулем. Светловолосый, с непокрытой головой.
Стефани попыталась было заговорить, но ненависть ее была так сильна, что ей не удавалось выдавить из себя ничего внятного. У нее получался лишь какой-то лепет.
Человек протянул ей фляжку.
— Бурбон. Здесь его практически не найти. Выпейте. Вам станет лучше.
Стефани удалось объясниться. Слезы текли у нее по щекам, слезы ярости и унижения. Бурные потоки ругательств помогали ей вернуть внутреннее равновесие. Мужчина невозмутимо все выслушал и одобрил кивком головы.
— Ругайтесь, ругайтесь… От этого только польза. Это от избытка чувств…
Он закурил манильскую сигару.
— Кто вы?
Похититель втянул дым с наслаждением — трудно было сказать, вызвано ли оно ароматом манильской сигары или удовольствием от возможности быть самим собой.
— Странствующие рыцари, да, странствующие рыцари… Не так ли, Рауль? А кто же еще?
Человек за рулем пожал плечами и ничего не ответил.
