Принцесса викингов - Симона Вилар

— Успокойся, умоляю, Атли! Ты выпил лишнего… Она обняла его, но Атли все еще что-то бормотал, всхлипывая, пока не затих. Бьерн продолжал громогласно декламировать. Эмма, отстранившись, осторожно поднялась.

— Нет, не уходи! — внезапно вскричал Атли, заглушив голос Бьерна.

Теперь все смотрели на них. Эмма не выдержала. Обойдя стол, спустилась с помоста.

— Эмма!

Теперь прозвучал повелительный голос Ролло. Но девушка, не оборачиваясь, только тряхнула головой, отбросив назад волну волос, и, потеснив викингов, уселась подле Ги.

— Я рада видеть тебя здесь, — негромко обратилась она к нему на латыни.

Сидевшие за столом норманны зашумели:

— Выпей с нами, Эмма!

Она с улыбкой покачала головой.

— Ты ведешь себя не слишком благоразумно, — не глядя на нее, также на латыни произнес юноша.

— Я всегда отличалась этим, Ги. Но ведь это тебе и нравилось во мне.

Теперь он глядел прямо на нее. Его темные, как ночь, глаза были ласковы.

— Мы должны быть осторожны, Эмма. Я спасу тебя. Для этого я и поступил на службу к Роберту.

— И так изменился… Ты больше не похож на смиренного монаха, Ги.

Невольная улыбка тронула его губы.

— Благодаря тебе. Разве не должен я вернуть себе невесту? И я попросил Эврара Меченого обучить меня всему. Ты ведь помнишь Эврара?

Эмма коротко кивнула.

Сидевшие рядом викинги не понимали их речей, к тому же они говорили достаточно тихо, чтобы прибывшие с Ги франки не могли разобрать ни слова.

— Ты не должен меня осуждать за то, что я пела. Я… Она не успела закончить ее кто-то схватил. Мгновение — и она уже стояла перед Ролло.

— Ты оскорбила моего брата, выказав неповиновение.

Лицо Ролло было сурово, брови сдвинуты;

— Твой брат сам явил себя в невыгодном свете, злоупотребив хмельным на пиру!

— И тем не менее ты его женщина, ты принадлежишь ему и должна повиноваться.

— Я никому не принадлежу! — резко произнесла Эмма. Краем глаза она видела, что Ги даже не повернулся в их сторону. Почему-то это больно задело ее. Разумом она понимала, что тот поступает правильно, но сердце ее наполнилось горечью. Ролло был грозен, но Эмма давным-давно перестала страшиться его. Наоборот, знакомое волнение предстоящей схватки наполнило ее каким-то дерзким торжеством.

— Почему я должна подчиняться твоему брату, Рольв, если ему не подчиняются даже последние из твоих людей? Обуздай сначала их, а тогда уж выказывай свою власть надо мной!

Она говорила во всеуслышание, и, как ни странно, сидевшие вокруг викинги поддержали ее веселым гулом. В глазах Ролло молнией сверкнула ярость.

— Не тебе судить об этих вещах, женщина! Твое дело — вернуться к Атли и вести себя в соответствии с тем оложением, кторое ты занимаешь только благодаря расположению моего брата к тебе.

— Всегда ли ты будешь нянькой при своем брате? — насмешливо прищурилась Эмма.

— Нет. После того как вас объявят перед богами и людьми мужем и женой, мне это будет безразлично. Тогда Атли сможет делать с тобой все, что ему заблагорассудится.

Они стояли посреди зала, на них скрещивалось множество взоров. Ролло вынудил себя понизить голос:

— Атли ничем не заслужил такой ненависти.

— Клянусь истинной верой, у меня с твоим братом были бы куда лучшие отношения, если бы не было тебя… Если бы ты не вмешивался в наши дела!

— Однако я намерен и впредь вмешиваться. И сделаю все, чтобы сплясать крокамол на вашем брачном пиру.

Теперь Ги повернулся, внимательно глядя на них. Однако Эмма уже не замечала ничего вокруг. Ее трясло от гнева и ненависти.

— Достойный Ру, похоже, забыл о том условии, на каком я согласилась стать женой Атли?

— Нет, я ничего не забываю. И не далее как сегодня я поинтересовался, отчего ты до сих пор еще не в тягости. Атли был откровенен со мной.

— Во хмелю он мог болтать любую бессмыслицу, — Эмма испугалась, что вот-вот лишится последней возможности оттягивать брак с Атли.

— Он поведал мне, — глухо продолжал Ролло, — что женщина, которой попользовались мои люди, так и не дозволила ему коснуться себя. Клянусь Валгаллой, на его месте я бы велел тебя сечь до крови за строптивость.

У Эммы внезапно потемнело в глазах. Боль и отчаяние захлестнули ее. Этот человек смел попрекать ее тем, в чем сам был повинен! Она едва не бросилась на него, но что-то остановило ее. Тот, кто стоял перед ней, был могущественным правителем, и если бы она осмелилась, ей не избежать возмездия. И тогда, скрипнув зубами, она негромко проговорила:

— На месте Атли? Боюсь, тогда бы тебя велела высечь Белая Ведьма!

Никто не слышал ее слов, кроме Ролло. Он побледнел, и Эмма увидела, как стремительно взлетел его кулак. Она инстинктивно отпрянула, втянув голову в плечи, но удара не последовало. Ролло, дрожа от напряжения, обхватил себя за плечи и стоял, покачиваясь с носков на пятки.

В этот миг рядом возник Ги.

— Господин, разве у викингов принято позорить своих женщин на глазах у меньших людей?

Ролло, казалось, не услышал его. Ги продолжал:

— Смею напомнить, что жизнь и безопасность этой девушки являются важнейшим условием мирных отношений между вами и Робертом Нейстрийским. И он настаивал на встрече с нею.

В следующий миг Ролло наотмашь ударил его тыльной частью кисти в лицо, давая выход слепившей его ярости. Однако стоило Ги пошатнуться и упасть, как пировавшие с ним викинги сорвались с мест и наставили на него свои клинки. Казалось, они ждут лишь сигнала вождя, чтобы лишить Ги жизни.

Теперь Эмма испугалась не на шутку. На ее лице, обращенном к Ролло, читалось отчаяние.

Конунг стоял, опустив веки и дыша медленно и тяжело. Он приходил в себя.

— Оставьте его, — повернулся Ролло к своим людям. Голос его звучал ровно. — Он получил то, чего не заслужил. Я погорячился. К тому же он посол, и я не хочу прослыть дикарем в глазах франков. Пусть убирается.

Только после того, как послы покинули зал, Эмма смогла перевести дыхание. Ролло смотрел на нее, но теперь в глазах его была скорее печаль, чем гнев. И тогда она осмелилась задать вопрос:

— Ты ударил Ги. Почему не меня?

На губах викинга появилась горькая усмешка.

— Я не смог.

Но почему? — невольным жестом она подняла руку и коснулась пальцами шрама на скуле. Ролло проследил за ее движением.

— Именно поэтому. Ибо это причинило бы мне большую боль, чем тебе.

Эмма глядела на него широко распахнутыми глазами. Недоверие, изумление, надежда и, наконец, безмерная радость сменялись в них. Ролло был потрясен тем, что увидел, — и растерян. И тогда Эмма слабо улыбнулась ему и опустила глаза.

Ролло сухо проговорил: