Детство Скарлетт - Мюриэл Митчелл

Они искали Ретта Батлера.

А он, притаившись среди оструганных, пахнущих смолой досок, прижимал к груди револьвер, готовый в любой момент нажать на спусковой крючок. В глазах плавали разноцветные круги, тошнота подступала к горлу. Ретт Батлер распухшим языком облизывал разбитые губы. Правый глаз совсем ничего не видел, плечо и все суставы ныли, и каждое, даже едва заметное движение приносило нестерпимую боль, от которой Ретт Батлер терял сознание.

«Неужели я сейчас потеряю сознание и меня найдут беспомощным. И даже не смогу оказать сопротивление, даже не смогу отправить на тот свет еще парочку бандитов. Нет, Батлер, надо держаться. Держаться до последнего».

Мужчина тряхнул головой, сбрасывая неприятные мысли. Он подобрался к окну, через которое можно было забраться в таверну и, прижавшись щекой к ставням, прислушался.

В таверне раздавались крики людей Рохаса. Ретт Батлер напрягся, когда услышал жесткий голос Рамона:

— Где гринго? — кричал Рамон, — ты знаешь, куда он спрятался? Может быть, даже сам спрятал этого мерзавца.

Ретт понял, что люди Рохаса схватили хозяина таверны и избивают.

— Нет, я ничего не знаю, — слышался голос седоусого хозяина таверны.

— Ты врешь! — ревел Рамон, продолжая избивать немолодого мужчину.

— Я ничего не знаю, поверь, Рамон, ничего. Я не видел гринго уже несколько дней.

— Ах, ты хочешь обмануть меня, Рамона Рохаса, — и вновь послышались звуки ударов, стоны, грязная ругань.

— Если ты не скажешь, где прячется гринго, мы тебя убьем. Можешь быть в этом абсолютно уверен, — кричал дон Мигель.

— Но я не видел его, не видел.

— Ах, не видел. Ну что ж, мы сделаем так, что ты вообще никогда больше ничего не увидишь. Мы выбьем тебе глаза.

— Не надо, — взмолился хозяин таверны.

— Тогда говори.

— Да что с ним чикаться, — послышался голос Рубио, — давайте прикончим и все.

— Погоди, Рубио, — одернул его Рамон Рохас, — он должен признаться, он должен сказать.

— Да, правильно, Рамон, — поддержал брата дон Мигель, — убить его мы всегда успеем. Прикончить — дело нехитрое, а вот выведать, где прячется этот гринго куда важнее.

Ретт Батлер в это время, превозмогая боль, поднялся и попытался заглянуть в щели между ставнями. То, что открылось его взору, конечно, не было для него неожиданностью. Но он, как всякий честный человек не любил, когда избивают невинных людей. Тем более, что хозяин таверны страдал именно из-за него.

Сверху, грохоча тяжелыми сапогами по лестнице, сбежал Эстебан Рохас.

— Я обыскал весь дом, осмотрел все. Был в подвале, на чердаке, даже на крыше.

— А в задних комнатах ты смотрел? — крикнул Рамон своему брату.

— Да, я посмотрел всюду. Видно он прячется в доме Бакстеров.

Ты считаешь, что он именно там? — спросил Рамон, угрюмо уставившись в пол.

— Больше ему быть негде, — ответил Эстебан.

— Что ж, придется его оттуда вытащить, — Рамон резко развернулся и нанес неожиданный удар прикладом вниз живота хозяина таверны.

Тот судорожно дернулся, глаза его закатились, а из уголков рта полилась двумя струйками темная кровь. Капли скатывались на белую рубашку, оставляя алые пятна. Хозяин осунулся к стойке.

— Нам надо вытащить этого мерзавца из дома Бакстеров во что бы то ни стало, — повторил Рамон Рохас и передернул затвор своего карабина.

Все присутствующие бандиты согласно закивали головами.

Когда братья Рохасы и их подручные выбрались из таверны, Ретта Батлера уже не было под окном.

Площадь была пуста. Бандиты, разделившись на две группы, бросились к дому Бакстеров.

Старый гробовщик знал, что он единственный человек в городе, которого не посмеют тронуть ни Рохасы, ни Бакстеры. Ведь поголовно все население зависело от него. Как наплевательски не относились к жизни и Рохасы, и Бакстеры — все равно, каждый из них хотел быть похороненным как подобает христианину.

Поэтому он не волновался, когда в городе поднялась заваруха. Он лишь посчитал за лучшее сидеть в доме, наблюдая за пожаром из окна.

Но когда он услышал, как избивают хозяина таверны, старый гробовщик не выдержал и вышел на улицу. Он хотел остановить братьев Рохасов, но увидев их свирепые лица, промолчал. Гробовщик стал возле ограды своего дома, сжимая в руке старую потрепанную шляпу.

Он также не проронил ни слова, когда старший из Рохасов остановился возле него и пристально посмотрел старику в глаза. Слова словно застряли у него в горле.

— А ты, Билл, случайно не видел американца? — грозно спросил Рамон, сжимая карабин.

Старик лишь отрицательно качнул головой. И Рамон бросил гробовщику:

— Да, Билл, заказов у тебя завтра будет хоть отбавляй. Можешь начинать прямо сейчас. Правда, не знаю, найдется ли кому за них платить.

Старик все понял и закивал головой. Он был единственным в этом городке, кто продолжал свою работу, остальные же или убивали, или грабили, или занимались контрабандой.

И ему уже довелось хоронить не первого человека из дома Бакстеров.

Старик посмотрел вслед бегущим бандитам и перекрестился.

А Рамон Рохас уже кричал и его голос гулким эхом разносился в, казалось, вымершем городке.

— Скорее, за бочками! Подтаскивайте смолу! Грузите бочки со спиртом! На фургоны! Сюда! Мы сейчас им покажем.

Старик тяжело вздохнул, еще раз перекрестился и отворив ворота, вошел во внутренний дворик таверны, где под открытым небом располагалась его мастерская по изготовлению гробов.

Крышки с набитыми из деревянных планок крестами стояли вдоль стены, на земле в сухих стружках лежали днища гробов. Один уже готовый гроб стоял на телеге, которой пользовались все оставшиеся в живых жители Сан-Мигеля, чтобы отвезти своих покойников на недалекое кладбище.

Старик уже собрался войти в таверну через небольшую дверь, проделанную в стене, как вдруг услышал за собой хриплый глухой голос. Казалось, он раздавался откуда-то из-под земли.

— Билл, Билл.

Старик обернулся. Дворик был пуст. Он решил, что ему померещилось и вновь взялся за дверную ручку.

— Билл, Билл, — более настойчиво, но тихо повторил голос.

Было понятно, что человек боится говорить громко и что говоривший находится где-то совсем рядом.

Старик понял, что ему не мерещится. Он всматривался в залитый отблесками пожара и лунным светом дворик, но тот был абсолютно пуст, лишь стружки и пустые гробы.

— Билл, — наконец в третий раз позвал его голос.

— Я здесь, — сказал старик.

— Билл.

— А ты где? Где?