Эскапада - Анри де Ренье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А теперь в путь, в замок От-Мот.
Не доезжая Вернонса, дорога раздваивалась и огибала город; по ту сторону пейзаж довольно резко менял характер. Его приятная мягкость переходила в суровость. Почва становилась мало-помалу неровной и холмистой. Мы ехали с хорошей скоростью; затем мы покинули шоссе и свернули на каменистый проселок. На одном повороте Давэн застопорил. Тропинка вилась вверх по поросшему кустарником склону. Давэн шел впереди меня. Мы шагали так около четверти часа и добрались наконец до края плато. Оно представляло собою род голой площади за шпалерой деревьев. Остатки стен возвышались на ней, почва была покрыта мусором, среди которого в изобилии произрастали крапива и колючки. От-Мот представлял сейчас только кучу развалин. Было жарко, и солнце пекло старые камни. Вид этого щебня, в достаточной степени меланхолический, не представлял ничего интересного. Немного разочарованный, я хотел бы видеть От-Мот не в таком разрушении. Где была комната с золоченными панелями, в которой Анна-Клавдия де Фреваль стонала от любви и муки в объятиях своего любовника, и та, в которой она нанесла смертельный удар кинжалом атаману Столикому? Где находились потайная лестница и маленькая дверь, через которую она вырвалась на свободу под носом у драгун г-на де Шазо? Ничего из этого больше не существовало. Положительно, от замка От-Мот осталось сейчас одно только название!
Зато Маласиз находился в гораздо лучшем состоянии. Харчевня, которая служила сборным пунктом разбойников, и в которую м-ль де Фреваль приехала для встречи с их главарем, оставалась почти такой же, как была когда-то. Повернувшись спиной к дороге, вдоль которой тянулась ее высокая мрачная стена, посетитель входил в нее все через ту же узкую дверь, порог которой некогда переступила Анна-Клавдия де Фреваль. Большая комната с низким потолком по-прежнему являла взору деревянные стены и лавки, истершиеся от долгого употребления. Маласиз сохранял еще свой характер разбойничьего притона, и трактирщик, подававший нам бутылку белого вина, отлично мог бы сойти за Верзилу Бенуа, Курносого, Забулдыгу или Кокильона. Впрочем, это был честнейший человек, и не его вина, что его харчевня имела вид мрачный и подозрительный. Кушанья вряд ли были там аппетитными, так что Пьер Давэн предложил мне отправиться позавтракать в Бурвуазэн.
Бурвуазэн показался мне большим местечком, не представляющим никакого интереса, но кухня Гостиницы Красного Льва вполне стоила сделанной нами остановки. За великолепным омлетом с почками, отбивными котлетами и чудесным шоколадным суфле мы немножко позабыли о разбойничьих похождениях атамана Столикого и эскападе м-ль Анны-Клавдии де Фреваль. Масса воспоминаний юности нахлынула на нас, и мы с удовольствием перебирали их. Мы продолжали обмениваться ими и в автомобиле в то время, как он катил по направлению к Высокому Пригорку. Там тоже, как и в От-Моте, нам пришлось всходить пешком, но мы были вознаграждены за потраченные усилия. Вид, открывавшийся оттуда, был действительно прекрасный: перелески, возделанные поля, широкая равнина. Вдали блестело болото Пурсод. Давэн указал мне точку на горизонте:
– – Эспиньоли…
К ним по-прежнему нужно было подъезжать по аллее, обсаженной деревьями, которая у Гранжет отделялась от дороги на Вернонс. Однако большие ворота и часть каменной ограды повалились, так что теперь посетитель входил прямо во двор. Направо, службы, переделанные в ферму, по-прежнему были обитаемы. Домашняя птица рылась в навозе. Лошадь, запряженная в тележку, постукивала копытом. Показалась женщина с ведрами в руках. В глубине двора возвышался замок или вернее его остов, ибо крыша его исчезла, а внутренние стены обвалились. Среди обломков можно было однако различить первые ступеньки большой лестницы. Сюда сложил Аркнэн безжизненное тело м-ль де Фреваль. Что касается садов, то от них не оставалось и следа; на месте их было картофельное поле. Я повернулся к Давэну:
– Кому принадлежат Эспиньоли?
При этом вопросе Пьер Давэн напустил на себя то, что я охотно назвал бы: вид чичероне. Я почувствовал, что сейчас начнутся обещанные разъяснения по поводу истории м-ль де Фреваль.
– Эспиньоли принадлежат маркизу де Морамбер. Морамберы выкупили их по возвращении из эмиграции, но после этого выкупа тут не было вбито ни одного гвоздя и ни разу не прошлась кисть маляра, и вот перед тобой результат такого способа сохранения старины. Лет тридцать тому назад крыша была сорвана ураганом, и это было началом конца. Что касается теперешнего маркиза, то на него нечего надеяться! Эспиньоли обречены.
Давэн безнадежно махнул рукой по направлению к шаткому фасаду, затем прибавил:
– Старый флигель сохранился лучше.
Это была правда. За исключением рухнувшей в пруд угловой башни, «старый флигель» остался почти нетронутым и был, пожалуй, даже пригоден для жилья. Комнаты стояли пустые, окна без стекол, паркеты прогнили, деревянная обшивка стен сорвана, но легко было отыскать комнату Гоготы Бишлон и ту, что занимала м-ль де Фреваль. Войдя в эту последнюю, Пьер Давэн схватил меня под руку:
– Вот здесь, в этих четырех стенах, закончилась повесть, которую я тебе рассказал… По смерти г-на де Вердло Анна-Клавдия де Фреваль унаследовала замок и земли эспиньольского поместья. Из всего замка, наглухо заколоченного, она выбрала себе для жилья одну эту комнату, затворилась в ней и никогда из нее не выходила. В ней-то и нашли ее вернонские санкюлоты. Они пришли целой гурьбой, вооруженные пиками, в красных колпаках и одушевленные самой безукоризненной гражданственностью. Чтобы удостовериться в том, что старая барышня де Фреваль (в 1793 году ей было больше семидесяти лет) была доброй патриоткой, эти господа решили заставить ее чокнуться с ними. При виде вина, наполнявшего поднесенный ей бокал, она побледнела и с отвращением оттолкнула его. Один из грубиянов, окружавших ее, завопил: «Так как гражданка не желает республиканского вина, то пусть она напьется воды вот из этого пруда!» После этого они схватили ее, приволокли к открытому окну, раскачали и швырнули в пруд. Она сразу же пошла ко дну. Сделав это, ребята приступили к грабежу замка. Все, что находилось в нем, было разбито, растащено, раскидано. До сих пор я еще покупаю иногда предметы, происходящие из этого замка, ибо ничто не пропадает бесследно; этим принципом должен руководиться всякий коллекционер и всякий историк. Так, я нашел у одного крестьянина письма маркизы де Морамбер к г-ну де Вердло, которые я читал тебе. Что касается основного события повести, то оно рассказано в бумагах г-на де ла Миньер, семья которого находилась в родстве с предками моей жены, и который узнал ее вероятно от Аркнэна и Гоготы Бишлон. Аркнэн, мне кажется, отлично догадался о характере эскапады м-ль де Фреваль. Что касается г-на де Шомюзи, то я попросил собрать о нем справки в Париже, откуда и получил желательные сведения так же, как и сведения относительно Манетты Бергатти, которая была любовницей атамана Столикого, а также Шомюзи, и матерью Анны-Клавдии, – обстоятельство, которое прольет свет на множество вещей, если только для этого недостаточно простого соображения, что женщины суть женщины, и что все безумства в них. Автор Грешницы[3] не станет возражать мне.
Пьер Давэн помолчал некоторое время, затем продолжал:
– В конце, концов мне кажется, что все это не так уж необыкновенно. Повесть Анны-Клавдии де Фреваль не является разве вариантом повести Психеи, разве не является она повестью – увы! – всех душ, устремляющихся в поиски за любовью, и ее эскапада разве не является вечным похождением всех страстных сердец? Капля масла заменена в ней каплей крови. Но я не скажу этого в присутствии моей жены; она выцарапает мне глаза…
И он прибавил со смехом:
– Она немного ревнует меня к моей разбойнице…
День вечерел; большая стрекоза летала по комнате. В молчании слышался сухой и вибрирующий шум ее крыльев. Я подошел к окну и в последний раз взглянул на поверхность пруда, где покоилась, в мирной глубине, дочь Люка-Франсуа де Шомюзи и Манетты Бергатти, Анна-Клавдия, известная под фамилией м-ль де Фреваль.
Примечания
1
Куртиль – старинный квартал в Париже, славившийся своими кабачками; Рампоно – знаменитый ресторатор того времени
2
Роман А. де Ренье.
3
Роман А. де Ренье.