Чем вы недовольны? - Михаил Эдель

– Ну, у меня не ресторан! Не знаю, чем ещё кормить тебя.

И снова к борщу, бульону, супу подавались всех видов пирожки. Бур не сидел без дела, окрасил двери, окна, проциклевал и покрыл лаком нехитрую мебель, разобрал и, главное, собрал стенные часы… И они пошли.

Его навещал Воробушкин и занимал беседами.

– Не появился? – с надеждой спрашивал Богдан.

– Появится.

– Какая электронно точная уверенность!!

– Даже гениев губят три вещи: высокомерие, властолюбие и пренебрежение к диалектике, а в другом случае и стяжательство. По этим веским причинам погиб Рим, Наполеон и прочие, коих я не желаю упоминать, – улыбаясь говорил спокойный Воробушкин.

– А если человек не стяжатель?

– Его может погубить одно высокомерие или пренебрежение к обстановке и настроению окружающих. Взвесьте, от чего гибнут бюрократы. Так что побольше выдержки, товарищ Бур. Кстати, откуда у дагестанца такая фамилия?

Этим вопросом Воробушкин отвлек его от очередных горестных излияний.

– Почему Бур? Да? На этот вопрос нельзя ответить без научного исследования. В создании истории СССР, как известно, некоторое участие принимали конные армии и отдельные кавполки. Один из них в Великую Отечественную войну дрался с фашистами в предгорьях Закавказья под командованием славного и храброго командира Григория Ивановича Мухина. В этом замечательном полку воевало восемнадцать национальностей: аварцы, кумыки, лаки, грузины, армяне, абхазцы, горские евреи, абхазские эстонцы и негры и, конечно, много кубанцев – русских. Командир полка подполковник Мухин уроженец Краснодара. Одним эскадроном командовал мой отец Бекбуров Ибрагим Алиевич. Понятно? Нет? Продолжаем исследование. Еще в тысяча девятьсот двадцатом году под Перекопом, когда Ибрагим Бекбуров командовал кавзаводом, ему уже не нравилось слово «бек». Взяв Перекоп, Ибрагим сбросил в море Врангеля, заодно и «бека». Остался – Бур. Это одна версия. Вторая: Буром величали его конники. «Наш Бур славный командир», – говорили они. Так что моя фамилия сотворена историей.

После установления истоков фамилии Богдана собеседники вернулись к неисторической теме. Евгении пояснил: вам разрешается прогулка только поздней ночью и то в сопровождении Воробушкина. Нельзя забывать: в городе Курбский и Филимон Гаркушин, – следовательно, сюда может прилететь Джейран.

Бур хотел было возразить, но Воробушкин поднял палец.

– Указание вышестоящей оперативной инстанции им лучше известно. Джейран не минует Ломоносовск. Так что наберитесь терпения.

– Я этим занимался восемь лет.

– Вот ваша тренировка и пригодится.

Деятельная Катя Турбина не преминула вовлечь в поиски Тамары Мухиной дружественную ей милицию, в частности Евгения Воробушкина. При упоминании имени отца Тамары, подполковника Мухина, у лейтенанта появилась неопределенная улыбка.

– Вы что-нибудь знаете о Тамаре?

Что поделаешь? Воробушкин поведал о сыне командира эскадрона Ибрагима Бура. Евгений доверил Кате тайну затворничества Богдана, во-первых, как другу, во-вторых, как помощнику прокурора.

Катя не медля отправилась к Буру.

Затворник в эту минуту был не в лучшем виде: в майке, затрапезных брюках, тапочках на босу ногу, небритый, он чинил утюг.

Стук в дверь, машинальное: «Войдите». И… в комнату вошла Катя. Бур схватил с вешалки пальто и надел его. Получился ещё более прелестный вид.

– Извините… Я зайду минут через десять, – смилостивилась гостья.

Бур лихорадочно водил по лицу электробритвой, ретиво одевался. Через десять минут он предстал перед Катей, как неопытный жених перед первым выездом в загс.

– Ваш отец воевал под командованием подполковника Мухина?

– Да. Командиром эскадрона. И погиб в один день с Григорием Ивановичем. У покойной матери сохранились письма отца и бойцов, известивших о его смерти.

– Вы ничего не слышали о детях Мухина?

Бур смешался. Он припоминал. Что-то он читал в письмах отца… Нет, нет… Один сержант писал… Да, командир эскадрона, кажется, абхазец клялся… насчёт сына Мухина.

– А о девочке Тамаре не упоминалось в письмах?

– Не помню. Письма хранятся у сестры моей матери.

Катя рассказала Буру о Еснате Эшба, о том, что здесь его сын Анатолий…

– Я опозорил своего отца, я бы тоже мог быть достойным носить погоны советского офицера. Сам исковеркал свою жизнь.

– Не тот герой, кто идёт по проторенной дорожке, а тот, кто способен твердо стать на честный путь после того, как свернул с него. Я сниму пальто. Мы собрались в театр, – пояснила Катя. – Я бы охотно пригласила вас, но… Впрочем, обещаю это сделать, как только будет отменено ваше невольное затворничество. Обязательно познакомлю вас с Анатолием, ведь ваши отцы – боевые товарищи.

После ухода Кати Бур произнес:

– Забудь, Богдан, о ней! В данном случае виноват лишь ты. Сам продал свое счастье Джейранам.

Поздно вечером Воробушкин сообщил ему:

– Я видел Турбину в театре. Вы произвели на неё исключительно приятное впечатление.

– Поклянись!

– Клянусь!

И ТОЛЬКО?

Зарплату Павел Захарович Панков уже давно считал побочным доходом, основным – мзду.

Первую мзду он взял из рук Тернюка, будучи инженером управления. Представитель «Межколхозстроя» положил на стол узкий футляр с авторучкой и карандашом. Футляр ещё сохранял след его потных ладоней.

– За что? – спросил удивленный Панков.

– Ко дню рождения, – восторгаясь своей находчивостью, сказал Тернюк.

День рождения инженер Панков праздновал два месяца назад.

– Разве что так, – сказал бывший новорожденный.

В другой раз настырный Тернюк открыл ящик служебного стола Панкова и при нём опустил туда пакет – несколько пар ленинградских чулок-новинок.

– Ко дню рождения супруги, – любезно пояснил агент Джейрана.

День рождения супруги инженера Панкова предстояло праздновать через три месяца.

– Разве что так, – пожал плечами Панков.

Оба раза Панков недоуменно улыбался – за что? Он лишь оформил законные наряды на лес. Какой чудак этот Тернюк! И смешной, право.

Затем Тернюк собственноручно вручил супруге Панкова на квартире увесистый сверток – столовый сервиз.

– Какой-то… даже не знаю, кто премирует меня, – объяснил жене Панков, хотя она и не требовала пояснений.

Шикарный портфель с наличными Тернюк оставил на столе Панкова, когда он уже заведовал отделом. За это Панков (уже зная за что) отпустил лес высшего сорта вместо третьего.

Когда Тернюк попытался вручить заместителю начальника управления товарищу Панкову десять тысяч (старыми деньгами), он грозно посмотрел на нагловато-самоуверенного Тернюка и возмущённым голосом крикнул:

– И только?

Тернюк покачал головой и добавил ещё три тысячи. Торговались, как цыгане на ярмарке, Тернюк добавил ещё две. И вагоны первосортного леса, похищенного из лесоскладов, помчались в адреса, указанные Джейраном.

Год назад подавленный переживаниями Джейран «ушёл от дел». Уж слишком много судов заочно вынесли ему приговоры разной значимости. Тернюк махнул рукой на шефа и произнес многозначительно: «Эть!» Нужен ему теперь Джейран. Обойдется и без него. Правда, Дымченко предупреждал его: «Гляди… Новый закон. Теперь каждый может подвести. Возьмет и донесёт!»

– Эть! Так было и так будет. Одно дело законы, а другое – жизнь. Трус в карты не играет. Я кому даю? Панкову. А ему доносить не с руки, я так считаю, – и рассмеялся.

И Панков предупреждал:

– Никому ни рубля. А то так подведут!

– Эть! Що я, не знаю?

Гудят, завывают электропилы в руках лесорубов, по пояс в снегу на северных ветрах они валят лес, на укатанных дорогах ревут тракторы-трелевщики, транспортируя стволы-великаны с прилипшими комьями снега к ещё покрытым льдом рекам и речушкам. Весенние воды, торопясь, несут пахучие сосны, ели, пихты к запаням. В ледяной воде их сбивают в плоты и дальше буксируют на биржи, склады для лесозаводов. Их ждут бумажные фабрики, химические заводы, мебельные комбинаты. И вот у них Панков и Тернюк уворовывают десятки тысяч стволов, гонят на юг. Там ловкачи распиливают их на неучтенных пилорамах и потом вокруг городов возникают дачи-особняки, дома хапуг, взяточников, расхитителей, комбинаторов и прочих стяжателей вроде Пухлого и Сумочкина.

Шесть-семь лет Панков двигался вверх по служебной лестнице, шесть-семь лет Тернюк гнал вагоны первоклассного леса для дач и особняков хищников всех пород.

Тернюк прибыл в Ломоносовск через несколько дней после того, как Андрей Полонский прервал отпуск и вернулся в управление. Полонский объяснил свое досрочное возвращение семейными обстоятельствами. И оказалось, объяснил точно.

НЕ ОБИЖАЙТЕ

Тернюк, купив у Дымченко в Москве очередные поддельные наряды, вошёл с ними в кабинет Панкова. На загоревшем лице Тернюка легкий жировой блеск, в глазах самодовольство и наглость. Без приглашения сел в кресло. Заложил ногу на ногу и правой рукой придвинул Панкову «левые» наряды.