Фартовый человек - Елена Толстая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иван Васильевич не ответил.
Юлий не знал, куда ему примкнуть: то ли идти вместе со следователем и принимать участие в беседе с пострадавшим, то ли отправляться с Дзюбой осматривать разгромленную квартиру в поисках каких-либо следов, возможно оставленных преступниками.
Иван Васильевич вспомнил о Юлии в последний момент.
– Служка, поступаете в распоряжение Дзюбы.
Дзюба сразу же отправил Юлия на кухню за холодной водой.
– Надо хозяйку успокоить, – озабоченно проговорил Дзюба, снимая фуражку и морща бритый череп. – Потом с ее помощью осмотримся и определим, что украли. Нужно список составить.
Он похлопал себя по нагрудному карману, где у него имелся сложенный вчетверо листок бумаги.
Юлий принес воды в стакане. Фаина, совершенно распухшая от плача, жадно выпила воду, закашлялась, потом завздыхала и попросила влажных салфеток – протереть лицо. Юлий опять сходил на кухню, намочил там полотенце и подал Фаине.
Все это время Дзюба терпеливо смотрел в окно. Его обтянутая гимнастеркой спина не шевелилась, как будто была отлита из металла.
Фаина промокнула лицо, поморщилась.
– Вонючее какое-то полотенце… Мне теперь все, наверное, будет казаться вонючим…
Юлий понюхал полотенце.
– Да нет, – сказал он успокоительно, – оно и впрямь не очень чистое. Наверное, тарелки им вытирали плохо вымытые.
Фаина только вздохнула и неожиданно улыбнулась. Это была увядшая женщина, но вместе с тем симпатичная. С такой хорошо чай пить, особенно если забот никаких нет.
– Вы очень молоды, – сказала она Юлию. – И вон тот товарищ, – она кивнула на Дзюбу, – тоже. Время такое. Все вдруг стали молодыми. Прежде везде были старики, на всех должностях. А теперь стариков отменили. Наверное, так было надо.
– Разве это плохо? – спросил Юлий.
Фаина пожала плечами:
– Мне нравились старики…
Дзюба повернулся от окна.
– Вы готовы, гражданка Левина?
– К чему?
– Нужно осмотреться и определить, что украли.
– У меня забрали все драгоценности, – сказала Фаина. – Мой Левин говорит, там миллиардов на двести…
– Можете описать?
– Да…
– Я дам листок бумаги, – сообщил Дзюба, поднося руку к нагрудному карману, – а вы сами напишете.
Фаина взглянула на нечистый, мятый листок, на огрызок карандаша, которые протягивал ей сотрудник, и мягко улыбнулась.
– У меня есть почтовая бумага и хорошее перо, – сказала она. – Позвольте, я пройду к себе и там составлю опись.
Когда она ушла, Дзюба обтер лицо платком и сказал Юлию дружески:
– Видал, какая барыня… почтовая бумага у ней есть.
Юлий сказал:
– Богато они живут. Говорят, обокрали их, а я вот гляжу и даже не понимаю, что тут украли. Вещей на десять семей хватит и еще останется.
Дзюба не успел ответить. Из кабинета Левина выскочил Иван Васильевич и рявкнул:
– Дзюба!
Дзюба вышел в коридор, о чем-то переговорил со следователем и вернулся к Юлию.
– Тут еще жиличка была. Пришла в разгар грабежа, на свою голову…
– Где она? – спросил Юлий.
– Пострадавший в точности не знает, но подозревает дурное, поскольку она не дает о себе знать.
– Может, без сознания лежит где-нибудь, – предположил Юлий, глядя на гору одежды, валяющейся посреди комнаты.
– Нужно искать, – заявил Дзюба. – Заглядывайте в шкафы, ворошите одежду. Не исключено, что она прячется. Пострадавший говорит, она немного не в себе. – Он постучал пальцем себя по виску. – Тихая, аккуратная, но со странностями. Как будто когда-то снасильничали ее и она до сих пор отойти не может. Знаешь, бывают такие. Прибитые.
– Знаю, – сказал Юлий, морщась. Он побаивался женщин с подобными печальными историями в прошлом. Никогда не знаешь, чего от них ожидать. Могут ни за что ножиком ткнуть – от расстроенных чувств.
Он обошел несколько комнат – никаких признаков жилички. Третья комната оказалась спальней, и там находилась Фаина. Она писала. Заслышав шаги, она повернула голову.
– Я еще не закончила, – сказала она.
Насколько мог видеть Юлий, она исписала уже два листка с обеих сторон тонким, кудрявым почерком. Драгоценностей у дамочки было много, это точно. И излагает, наверное, с художественными подробностями.
Юлий кашлянул.
– Тут еще, говорят, должна быть жиличка…
Фаина отложила перо.
– Да, мы пустили жиличку, – подтвердила она. – Опрятная девушка. – Неожиданное подозрение омрачило чело Фаины: – Она оказалась как-то связана с бандитами?
– Неизвестно, – ответил Юлий. – А я к тому, что ее найти не могут. Она ведь здесь была во время ограбления?
– Собственно говоря… да. Сначала вместе со мной в ванной комнате, но потом она выбралась. Разве она не с вами? – обеспокоилась Фаина. – Я считала, что это она позвонила в УГРО.
– Нет, звонил ваш супруг…
Фаина задумалась.
– Я лежала на полу ванной совершенно без сил, – сказала она наконец. – Маруся, конечно, девушка молодая и более крепкая, как и должно быть согласно законам природы. Она выползла из ванной… Я полагала, что она ищет способ избавиться от веревок. Мне еще показалось странным, что она вышла из квартиры, не позаботившись ни обо мне, ни о докторе.
– Она вышла из квартиры? – удивился Юлий. – Но почему, в таком случае, мы ее ищем здесь?
– Понятия не имею! – отрезала Фаина. – Я слышала, как хлопнула входная дверь. Говорю вам, я была совершенно уверена, что это Маруся вышла и что именно она звонила в УГРО.
И тут из соседней комнаты донесся громкий, отчетливый голос Дзюбы:
– На-шел!
* * *Тело Маруси, задушенной шарфом, увезли. Фаина, напившись успокоительных таблеток, обморочно дремала с компрессом на диване. Доктор Левин, очень мрачный, подбирал с пола вещи и складывал их стопками на столах, стульях, даже на диване в ногах жены.
Иван Васильевич забрал листки с описью похищенного, пожал доктору руку и поблагодарил за помощь, которую тот оказал следствию.
Затем все уехали.
* * *Чай подали в кабинет Ивана Васильевича. Для Юлия принесли стул, и Служка пристроился сбоку к столу Дзюбы.
Иван Васильевич отхлебнул из стакана и сказал:
– Ваши соображения, товарищи.
Дзюба высказался:
– Все грабежи банды Пантелеева очень хорошо спланированы. Везде имелся наводчик. В последнем случае подозреваю жиличку.
– Почему? – сразу спросил Иван Васильевич.
– В других случаях это была, вероятно, женская прислуга, – объяснил Дзюба. – Согласно приметам, Пантелеев – личность для женского пола неотразимая.
– Согласно каким это, интересно, приметам? – удивился Иван Васильевич. Он взял листок и прочитал: – «Рост средний, сложение стройное, лицо обыкновенное: глаза небольшие, светлые, волосы негустые, светлые…» Где же здесь неотразимость?
Он строго посмотрел на Дзюбу, безмолвно призывая того объясниться.
Смутить Дзюбу было так же трудно, как и застать врасплох.
– С такими данными любую женщину очаровать очень даже запросто.
Иван Васильевич перевел взгляд на Юлия. Юлий Дзюбу поддержал:
– Согласен.
– По-моему, жиличка тут ни при чем, – сказал Иван Васильевич. – Наводчик кто-то другой.
– Почему жиличка ни при чем? – удивился Дзюба. – Потому что убили ее – вы это имеете в виду?
– Нет, товарищ Дзюба, – ответил Иван Васильевич, – я имею в виду нечто совершенно иное. Обаяние Пантелеева следует учитывать, однако не переоценивать. Судя по тому, что мы о нем узнали, Пантелеев – человек трезвый и расчетливый. Для него что синие глаза на «обыкновенном лице», что револьвер в руке – одно и то же: орудие…
– Покойная Маруся Гринберг, – сказал Юлий, – работала в кинематографе «Аквариум». Пантелеев мог познакомиться там с ней, очаровать…
– Мог, но не знакомился, – стоял на своем Иван Васильевич. – Пантелеев не стал бы грабить квартиру в присутствии своей наводчицы. Покойная Маруся была очень нервной. Пантелеев наверняка это учитывал. К тому же она являлась всего лишь жиличкой и мало осведомлена была об имуществе хозяина и расположении шкафов в квартире. Нет, я по-прежнему склоняюсь к мысли, что наводчик – кто-то другой. Кто-то, кто был куда ближе к доктору Левину, нежели жиличка. И мы непременно выясним это… Теперь второй вопрос: кто убил Марусю Гринберг?
Юлий грустно покусал губу. Покойников он, как и все в России, навидался за эти годы и бояться их совершенно перестал. Бедная Маруся с вытаращенными глазами, распухшим языком, ужасно некрасивая, вызывала у него глубочайшую печаль. Жило на свете такое вот уродливое и бесполезное существо, желало какого-нибудь маленького счастья, а потом умерло жестокой смертью. И даже памяти от нее никакой не останется.
– Так небось Пантелеев и убил, – сказал Дзюба.
– Почему? – строго осведомился Иван Васильевич.
– Известно почему: бандит, – кратко отвечал Дзюба.
– Нет, – покачал головой Иван Васильевич, – и еще раз нет. Пантелеев не боится, что его опознают, называет пострадавшим свою фамилию, не скрывает лица. И он ни разу никого не убивал – до сих пор, по крайней мере… А вот вам еще загадка: доктор Левин утверждает, что бандиты спрашивали его, где он хранит морфий. По словам пострадавшего, он твердо стоял на том, что морфия в квартире не держит. Бандиты долго искали тайник, простукивали стены.