За кулисами - Дитер Болен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он говорил, как разочарованная домохозяйка, которая вообще–то собиралась купить «Сливовый мусс Швартау», а вместо этого ей впарилив «Шпар» банку черешен. Это было так не похоже на все его интервью в «Бильд» и «Бyнтe», где он изображал романтического мечтателя с нежным голосом и сильной харизмой, который был, ах, так влюблен в свою Джульетту.
«Ну», — изрек я, — «ну… Может, вам стоит подумать о том, чтобы расстаться? Может, вы просто не подходите друг другу».
«Нет, не беспокойся, Дитер!» — поучал меня Даниель, — «Я же не дурак! У меня есть в запасе еще несколько вариантов. Это с Джулиетт, это все равно только увлечение».
В доказательство он достал свой мобильный телефон, которым можно было фотографировать. С важным видом он нажал на кнопку. А потом гордо сунул мне под нос дисплей. А на нем его личная фотография.
«Видал?» — торопливо спросил Даниель, — «это я». А потом забрал мобильник, снова щелкнул кнопкой и сунул мне под но следующую фотку с торжествующим «Как тебе это?».
Так оно дальше и пошло. На его мобильном были десятки фоток. Все новые женщины, все новые позы. Сзади, спереди, сбоку, слева, справа, во все места — в прямом смысле слова.
«Послушай, где ты это скачал?» — интересовался я, — «Из какого это порно?»
«Нет–нет, ты что, ненормальный?» — Даниель прикинулся оскорбленным, — «Это не порно! Это все правда. Это все я! Посмотри на конец на фотографии».
Я пригляделся повнимательней. На каждой фотографии, словно сертификат подлинности, виднелся конец Даниеля. Основание украшала маленькая татуировка, наподобие тех, какие любят носитьсутенеры в Южной Америке.
«Черт, черт, черт!» — отвечал я в шоке, — «Да, ты постарался… А что, собственно, говори по этому поводу Джулиетт?»
«О», — торопливо изрек он, — «я и ее фотографировал. Нужно показать бабам, кто главный. Главное — не трепаться с ними долго!»
Я, правда, не меланхолик. Но это мне показалось уж слишком.
«Послушай, Джулиетт», — я использовал первую возможность поговорить с ней с глазу на глаз, — «Слушай, ты думаешь, это правильно, то, что происходит между тобой и Даниелем…?»
«Ох, знаешь», — сказала она преувеличенно небрежно, и было заметно, что она не хотела говорить на эту тему, — «меня не интересует, что говорят другие. Они все пытаются замарать Даниеля. Он клевый парень. Он хорошо выглядит. Ясное дело, все пытаются сделать ему гадость, потому что они ему завидуют».
Незадолго до того, как Даниель в начале января вылетел из шоу, он здорово поцапался с Даниелем Кюбльбеком. Оба все время подсознательно держались натянуто и не упускали случая подколоть друг друга. Дело в том, что Даниель Л. понял, что у Даниеля К. сложились чудесные взаимоотношения с публикой. Что сильно разозлило его, ведь это не укладывалось в его мировоззрение:
«Ты всего лишь мелкое жалкое ничтожество», — он ревниво насмехался над своим маленьким тезкой, — «ты вообще петь не умеешь! Как ты выглядишь?»
«Оставь меня в покое! Ты, наглая хрень! Я тебе ничего не сделал! Перестань клевать меня!» — отвечал Даниель К. и, плача, бежал в свою комнату.
«Если бы ты побыл денек в моем теле, ты бы знал, как это круто!» — язвительно кричал Даниель Л. ему вдогонку.
Через несколько недель на одной вечеринке в Кельне мне довелось поболтать с новым менеджером Даниеля Лопеса, моим старым приятелем, Графом Гердом Бернадотт. Толстячок, который выглядит весьма невинно в своих очках с восьмью диоптриями, и в то же время о нем говорят, как о любителе стриптиза и знатном пройдохе. Что касается его профессиональных деяний, то это он в свое время показал в телепередаче «Банзай», как Наддель взвешивают левую грудь.
«Знаешь», — с радостным бульканьем в горле рассказал мне Граф, всегда расположенный выболтать чужие секреты, — «знаешь, в тот день, когда Лопес вылетел из передачи, он сразу же прибежал ко мне: 'Эй, Герд, дай–ка мне быстренько тысячу евро, я хочу заказать в номер парочку шлюх''".
И снова я подумал: «Давай, Дитер! Ты должен предостеречь Джулиетт. Ты должен открыть ей глаза. Но попробуй, объясни женщине, которая верит, что это величайшая любовь, что парень всего лишь кормит ее обещаниями. Скажи–ка ей: «Послушай, он не принимает тебя всерьез! Он вовсе не хорош для тебя! Он только использует тебя! Он строит тебе глазки, потому что ты нужна ему, чтобы петь в дуэте».
Вот это мне и пришлось узнать в последний раз: занавес вниз. Закрыть уши и разум. Нет на свете такого языка, на котором можно было бы втолковать этоДжулиетт.
Я счел аморальным то, что вытворял Даниель. Но, в конце концов, я не мать Тереза Тетенсенская. Так что я подумал: Ну, ладно, пусть они оба поступают так, как считают нужным. Они же взрослые люди. Кроме того, мы же только пишем вместе музыку, и не собираемся пожениться.
Но в том, что Даниель Лопес — мастер заговаривать зубы, мне довелось убедиться на собственной шкуре.
Мы вместе с другими финалистами «Суперстар» собирались записать в моей студии в Тетенсене альбом «United».
В прессе как раз мелькали дряные слухи вроде «Даниель Лопес — изнасилование, фиктивный брак, мертвый ребенок».
«Спасибо, спасибо, Дитер! Как здорово, что ты разрешил мне работать с тобой!» — страстно произнес он, — «Спасибо за то, что ты не бросил меня, несмотря на всю грязь, которой меня обливают в газетах. Знаешь что, теперь мы друзья на всю жизнь. По–моему, ты просто замечательный! Я был бы рад, если смог бы многое делать вместе с тобой!»
А потом — ну, известно же, как мужчины это делают, — мы столкнулись в рукопашную, как олени рогами.
Давай, Дитер, — думал я, — может, ты действительно поступаешь несправедливо с ним! Но ты же знаешь, каковы репортеры. Они бы и из пальца все высосали. Я уже практически видел его новым членом клуба «Пострадавших от Дитера Б.», в котором женщины то и дело пытаются навешать мужчинам лапши на уши.
Я все подготовил для записи первой песни «Freedom», которую должны были петь все вместе. Через полчаса я бросился созывать моих овечек. А где же был Даниель? Он лежал, свернувшись калачиком, на полу студии, покрытом грязным войлоком, и спал. То есть, мне показалось, что он спал. С тем же успехом он мог бы считать клещей в покрытии. Точно сказать было трудно.
Батюшки, парень–то совсем выдохся, — решил я. Я ведь на самом деле беспокоился о нем.
«Ш–ш–ш-ш-ш! Не орите так! Уменьшите громкость!» — сказал я Нектариусу, Ванессе, Грасии и компании, которые, гогоча, возились с регуляторами микшерного пульта в операторской, — «Вы же видите, ваш товарищ выбился из сил! Поберегите его. Пусть он поспит! Ему это нужно».
А потом я из чистого сострадания снял свою кожаную куртку, свернул ее трубочкой и положил под голову Даниелю.
Он не двигался с места четыре часа подряд. Когда мы пытались разбудить его, он только бормотал что–то нечленораздельное. Словно в бреду. Наконец, часов в четырнадцать, Даниель закончил свою сиесту. Он резко вскочил, потянулся с громким «Уууахх!» и снова пожаловал в наш мир. И снова пошло–поехало с нескончаемым потоком «спасибо!»:
«Спасибо, Дитер, что ты меня поддерживаешь! Спасибо, что ты за меня! Спасибо, что ты дал мне немного отдохнуть».
Специально для Даниеля я написал песню, имеющую все шансы стать хитом: «Today, Tonight, Tomorrow». Состав: мешанина испанских слов, барабаны, гитара и соус из румбы, джаза и боссы новы.
«Да, здорово, давай же начнем!» — сказал Даниель, отправился в комнату для записи, взял наушники, нацепил их себе на уши и подал знак — «все окей». Я ответил ему таким же «окей» и включил мелодию фонограммы.
«… teeeeeeeeeeeeeeeeeeeee qumimiimmmnnnnmmmero
… muuuuuuuuuuuucho
Dooooooooooloreeeeees…!» -
Завыл Даниель. Это длилось тридцать, сорок секунд. Потом Ванесса взглянула на меня. На меня взглянула Грасиа. На меня глянул Нектариос. И у всех в голове была одна и та же мысль:
Черт, это же звучит отвратительно!
Я остановил фонограмму и по микрофону сообщил из операторской в студию: «Эй, Даниель, послушай–ка! Если у тебя проблемы с мелодией, попробуй разогреться с «ун!» «дос!» «трес!». И чтобы увула при этом вздрагивала! Такое «тррррес!», понимаешь? Ну, как Рики Мартин! Знаешь, о чем я? Такое эриба–ля–биба–карамба! Ну, по–испански!»
«Нет, я не могу!» — донесся ответ Даниеля, — «Я же не испанец, я из Португалии!»
«Откуда, из Португалии? Какая разница. Ты же сможешь произнести «уннн!», «дозззз!» «тррес!».
«Нет, не смогу» — настаивал он.
«Ну, тогда попробуй что–нибудь другое!» — я свернул дискуссию. Ведь мне по опыту известно — волноваться в студии ни к чему. В конце концов, нельзя принудить человека спеть хорошо.
«Да, но», — последовал ответ, жесткий, как жвачка, — «я не могу вспомнить ничего другого…»
«Как насчет 'Эй, детка! Чака–чака'?» — я пытался помочь ему выйти из положения и извивался всем туловищем, подбадривая его, — «Давай, я покажу тебе: 'эээээй… чччака!!!'"
