Владимир Высоцкий в Ленинграде - Марк Цыбульский

Всего этого, конечно, не знали в то время ни я, ни редакторша. Но она была всё же искушённее меня. Предстоящая встреча в ЛОМО с Высоцким нигде в городе заранее не была объявлена, и я, обрадовавшись отсутствию пишущей братии, помчался с портативным магнитофоном "Репортёр-5" венгерского производства на интервью с поэтом. А моя руководительница мигом отправилась в партком совет держать: пускать в эфир сообщение о Высоцком или не пускать?

Новая трудность неожиданно настигла меня у самых дверей конференц-зала. Поклонницы Высоцкого — молодые работницы и те, кому "по блату" удалось попасть на территорию головного предприятия, запрудили собой все подходы-выходы. Как и положено соперницам, стояли они молча, отчуждённо друг от друга. Но когда перед началом концерта появился Высоцкий в оцеплении народных дружинников, истеричные почитательницы поэта всей своей массой устремились к нему. Пробиться сквозь них было просто невозможно.

Крепким парням удалось затиснуть непризнанного гения в продолговатую комнату. Пятеро из них заняли круговую оборону у дверей, и к призывным выкликам юных ленинградок "Володя! Володя!" приметался и мой сердитый баритончик: "Пресса! Пресса! Здесь — пресса!" Я при этом яростно работал локтями, держа над головой красную книжечку с золотым тиснением.

Растерявшийся дружинник вставил голову в дверь и сообщил в пространство:

— Там какой-то из прессы…

— Кто такой? — резко спросил глухой, как бы простуженный басок.

— Я — корреспондент местного радиовещания!

— А-а-а… Тогда заходи, — улыбчиво протянул Высоцкий, и коротко, но участливо спросил:

— В чём нужда?

— Только небольшую радиобеседу для наших слушателей — работников объединения, — сказал я.

…В появившейся потом песне "Интервью" Высоцкий дал нелестный отзыв о деятелях масс-медиа, но полагаю, это не про меня. А опасливые советские журналисты, думаю, в то время не баловали его своим вниманием. Наверное, поэтому на мои слова Высоцкий удивлённо вскинул брови, пристально вгляделся в меня и пророкотал окрепшим голосом:

— После… После концерта. Минут десять, не больше.

— Раз уж у нас тут сидит корреспондент, — сказал Поженян, — я поведаю для всех об одном случае, о котором рассказал мне военный моряк… Уж не знаю, в каком районе мирового океана их подводная лодка, субмарина, потерпела аварию и легла на грунт. Лежать морякам на дне пришлось сорок восемь часов, задыхаясь от недостатка кислорода, обливаясь потом. У нескольких членов экипажа, в том числе у замполита, помутился рассудок. В изолированном отсеке подлодки оказался магнитофон с записями песен Высоцкого. Все эти долгие, жуткие часы они беспрерывно крутили кассеты и выжили. Особый эмоциональный настрой вызвала у моряков песня "Спасите наши души".

Прищурившись, словно всматриваясь в темноту сквозь прожектора, подхватил тему героики и Высоцкий:

— Вот у меня недавно был случай, на репетиции… Стоим мы на сцене у края "могилы". Там есть такой деревянный брус. И вдруг мой напарник оступается и летит головой прямо на угол. У меня сердце захолонуло. Но я этого парня успел подхватить и говорю ему: "Теперь ты мне по гроб своей жизни обязан". А он смеется: "Нет, говорит, теперь ты меня должен до самой пенсии содержать!".

По ходу этого рассказа я впервые получил возможность увидеть поэта и отметил его прекрасную физическую подготовку, крепко сбитое тело человека невысокого роста, замечательную координацию движений и мгновенную реакцию. Поразило меня двойственное впечатление, которое оставляло его лицо. Внешне Высоцкий мог вполне сойти за ничем не примечательного московского парня, если бы не какое-то тонкое, идущее изнутри благородство. Чёлка. Тяжёлый подбородок. Густые брови. Оттопыренная нижняя губа. И постоянно сдерживаемая внутренняя сила.

Показалось, что Высоцкого занимает в его рассказе нравственная сторона процесса "спасение — благодарность". Он, видимо, и размышлял об этом, когда заметил, что я, настырный, давно уже тихонько включил свой магнитофон.

— Ну, спрашивай уже, — понятливо усмехнулся он.

— Владимир, — отчётливо и смело, как в прямом эфире, задал я свой первый вопрос, — скажите, пожалуйста, как Вас по отчеству?

— Зачем это Вам? — неожиданно резко и тяжело откликнулся Высоцкий.

— Вы — всенародный поэт, известный артист известнейшего театра в нашей стране и за рубежом, Вы старше меня и встреча наша официальная. Не могу же я перед радиослушателями называть вас просто Володей. Как-то несообразно с ситуацией, — как мог, объяснил я.

— Ну, Семёнович, — нехотя буркнул Володя. И отпарировал: — А Вас как?

— Ну, Иванович, — в тон ему подхватил я. — Итак, Владимир Семёнович, скажите, пожалуйста, как Вы оцениваете своё творчество? Вы — кто: менестрель, бард, шансонье?

— Я поэт! — твёрдо, как математическую формулу, произнёс Высоцкий. — Я — поэт, который пишет стихи и исполняет их под гитару. Я никогда не пою чужие песни или стихи. Я думаю, что если бы Пушкин жил в наше время, он бы тоже исполнял свои стихи под гитару. Он, кажется, владел каким-то музыкальным инструментом.

— А кто Ваш любимый поэт?

— Я всех и по-разному люблю. Нельзя любить только одного кого-то, исключительно выборочно.

— Где и какие Ваши книги могут почитать наши радиослушатели?

Высоцкий задержался с ответом. Вмешался Поженян:

— На этот вопрос я отвечу. Мы, друзья, помогаем Володе с выпуском первого поэтического сборника. Он скоро выйдет, мы надеемся.

— А какой совет Вы могли бы дать молодым людям? Как стать знаменитым или, скажем, известным?

— Выйти на улицу, например, Горького, — пожал плечами Высоцкий, — выбрать витрину побольше, и — ногой! Чтоб стёклышки посыпались. — Его примеры были, что называется, от "противного". — Смотря, кто к какой известности стремится…

Продолжить Высоцкому не удалось. Стремительно распахнулась дверь и, вырвавшись из рук дружинников, в комнату вбежала разгорячённая борьбой блондинка с накладными ресницами и румянами на щеках, в ослепительно серебряном платье с люрексом, вся похожая на космическое создание, и стала медленно надвигаться прямо на Высоцкого. "Вторжение" незнакомки меня взволновало только по одной причине: не помешала бы она нашему интервью!

А Высоцкий, сидевший за столом вполоборота в мою сторону, даже не переменил позу, только зыркнул на девицу да по-боксёрски набычился.

Не встретив у поэта, видимо, ожидаемой реакции, поклонница разочарованно развернулась и (о, счастье!) выпорхнула из комнаты. Я облегчённо вздохнул.

— Итак, — вернул меня к прозе жизни ровный голос Высоцкого, — продолжим нашу беседу…