Вернуться домой - Яна Завацкая

  - Так, - мрачно отвечал Вернер, вспомнив собственные 17 лет, белокурую Марихен, которую он до сих пор, между прочим, вспоминал с тайной тоской - и как она целовалась на лестнице с этим козлом Фрицем.

  - Весной наши молодые закончат школу, будет Янтанья - испытание, инициация, а потом выпускной бал, и многие уже там найдут себе пару, а кто-то будет искать еще год, два, три. А потом они поженятся и будут жить счастливо. И так было с незапамятных времен, с биологических времен. Сказки лишь отражают реальность - но только нашу, а не реальность урку.

  - Однако как же эти сказки стали популярными среди урку? - возражал Вернер.

  - Да потому что других сказок у урку нет. Они не умеют сочинять сказки. Чтобы сочинить, надо отрешиться хотя бы на время от необходимости конкурировать. Сказки можно сочинять только ради них самих. А урку этого не могут, их давят гормоны, и все время беспокоит место в иерархии.

  - Но слушать сказки они же любят.

  - Нет, не любят и не понимают их. Сказки предназначены для детей урку, у которых еще есть многие человеческие - амарские черты. Дети урку часто любознательны и способны к творчеству, жаль только, что потом они необратимо меняются. Ну а в искусстве урку видят некую ценность. Которую можно продать, например. Вроде золота - золото ведь потому превратилось во всеобщий эквивалент, что его добывать трудно, его мало. А картина или статуя требуют еще больше труда, еще более уникальны. Это урку понимают, и наконец, общая красота вещи до них все же доходит. Предметы искусства бесполезны, они ничего не вызывают в душе урку - но они ценны.

  - Все равно не понимаю, - говорил Вернер, трогая поводья. Лошадка терпеливо переступала толстыми мохнатыми ногами, - ведь столько веков... религия, мораль, поиски истины... и все это - только скрытые амару? Только те 5 процентов?

  - А ты когда-нибудь думал, что этих людей, хотя бы способных понять содержание религии, философского учения - больше?

  Вернер сосредоточенно замолкал. Инка продолжал яростно.

  - Ты не замечал, как трудно, невыносимо большинству людей терпеть христианскую мораль? Тебе никогда не представлялось это странным? А ведь в ней нет ничего сложного. Для нас. Что сложного в том, чтобы жить с одной женой и любить ее? Чтобы любить людей, помогать по возможности каждому, кого увидишь; чтобы отдать свою жизнь за друзей. Как еще иначе можно жить? Но подавляющему большинству это дико и непонятно, это недоступно, им это представляется невыносимым грузом.

  - Ну я тоже не безгрешен, - замечал Вернер.

  - Если брать весь перечень грехов, скрупулезно собранный церковниками в "Зеркале совести" - никто не безгрешен, разумеется. Однако простые евангельские требования - в них-то что сложного? И почему это кажется таким сложным огромному большинству людей? Ты думал об этом?

  Вернер отвернулся и притормозил лошадь. Он не хотел об этом говорить, потому что Инка снова был прав.

  - Может быть, это "зеркало совести", эти перечни мелких проступков якобы в глазах Бога - какой-нибудь онанизм, мелкая безобидная ложь, якобы лень, якобы неуместное веселье - и придумано только для успокоения совести урку. Они не могут жить рядом с амару, для которых евангельские нормы естественны - и придумали концепцию "все грешны". А ведь Христос ничего подобного в виду не имел.

  В другой раз они разговаривали в доме Инти, у камина. Снова тибетская зима выла снаружи, швыряя в купол мерзлые клочья снега. Лан-генератор спасал поселок от постороннего любопытства - но не от зимы.

  От холода хорошо помогало центральное отопление от геомеханического генератора. Неисчерпаемая, жаркая энергия. Камин был электрическим, и тихо потрескивал, имитируя сгорание дров.

  - Все-таки это ерунда, - говорил Вернер, - не может так быть. Человек - биосоциальная система. Во многом он определяется воспитанием. Это подтверждает и близнецовый метод, и многое другое. Воздействие социальной среды значительно сильнее, чем биология.

  - Все верно, - соглашался Инка, - поэтому мы не всяких амару из мира сюда забираем. Не всех вытаскиваем. Со временем, по мере расширения хальтаяты, конечно, все встанет на свои места. А сейчас нам на глаз и определить невозможно - где амару, где урку? Среди сотни профессоров может быть только два амару, а среди сотни рабочих случайно окажется тридцать.

  - Что же, нет никаких методов выявления? - заинтересовался Вернер.

  - Нет. Вот композитор - как ты определишь, амару он или урку?

  - Так ты же говорил, что урку неинтересно музыку сочинять?

  - Верно. Урку и исполнять музыку неинтересно. Однако ему интересно пробиться, оказаться первым в иерархии, самым лучшим, блистать. У него честолюбие, задор, и ради этого честолюбия, если правильно воспитывать с детства, урку будет не разгибаясь сидеть за инструментом. Если это женщина, она это будет делать из послушания - потому что ее учили быть хорошей девочкой, заниматься, и она себя чувствует хорошей девочкой, хочет зарабатывать деньги своей игрой. Одно у них общее - они играют не ради самой музыки.

  - Все же есть различие и в самой музыке, - задумчиво сказала Инти.

  - Да, - согласился Инка, - но не будучи специалистом, ты можешь этого и не понять. И стопроцентно утверждать нельзя. Амару играет ради самой музыки. Потому что ему нравится играть. Хочется совершенствовать свое умение, оттачивать, чтобы произвести еще более дивные звуки, чтобы создать гармонию. Но на выходе у него, и у урку одно и то же - музыка. Вероятно, у амару она будет талантливее. Но как ты определишь уровень таланта вот так, с ходу? Урку можно научить чему угодно, и он будет успешно копировать амару. Как обезьяна копирует повадки и жесты человека. Урку будет писать научные работы, духовные сочинения, стихи. Все возможно. Правда, все те, чьи произведения прожили дольше ста лет - были амару. Но у современника ведь ты уровень таланта не определишь.

  Вернер потянулся за бокалом. Инти плеснула темной тягучей жидкости, Вернер поднял бокал - на просвет вино было темно-красным, полупрозрачным, с играющими внутри языками огня. Он слегка пригубил.

  Амару пили вино. Кому принадлежало открытие алкоголя - осталось скрытым в тысячелетиях. Но амару не имели ничего против легких напитков - вина и пива, благодаря повышенной активности расщепляющих ферментов они почти никогда не пьянели и никогда не становились алкоголиками. Разве что это случалось с полукровками в миру - и то природная жизнестойкость амару обычно спасала их от такой участи.

  - Пойми, весь социальный прогресс там, у людей, зависит от того, какие условия они создадут для своих амару. Создадут общество, где вознаграждается и ценится труд и знание, целомудрие - это общество процветает. Пусть они приписывают это воспитанию масс... массы чхать хотели на просвещение. А вот амару, скрытые среди этих масс - очень даже на это реагируют.