Вернуться домой - Яна Завацкая

  Вернер понимал, что ему никогда не достичь мастерства яхи, учащихся этому с младенчества, но все же учился, и научился многому. Ступени яхи предполагали владение своим дыханием, сердцебиением, регуляцию температуры тела, совершенную координацию всех мышечных движений, всех волокон, и уж ничего не стоило продвинутому мастеру яхи управлять своим настроением и состоянием. Как и многим, кто стал изучать яхи в зрелом возрасте, Вернеру быстро начало казаться, что до сих пор он жил совершенно напрасно и неверно - насколько ему было бы легче, если бы он знал яхи раньше.

  Вернера поначалу удивляло отношение амару к быту.

  Дома в Германии у них была прислуга. Мать тоже работала по хозяйству и управляла служанкой и кухаркой. Это было нормой - семья профессора.

  Амару не знали понятия прислуги вообще.

  Любой амару, с которым Вернер знакомился, оказывался ученым, или врачом, или музыкантом, или учителем; он ни разу не замечал среди них рабочих, кухарок или фермеров. Не было, разумеется, и материальных различий, как не было и никаких денег. Еду амару забирали прямо в оранжереях, где выращивалось все, от грибов до мясной массы. Необходимые предметы - на складе мастерских, где все нужное и производилось. У амару вообще было очень мало предметов. Обстановка в домах - спартанская. Мебель, одежда - всего этого нужно было немного, и вырабатывалось все это на непонятных, совершенно автоматически работающих машинах, те, кто управлял этими машинами, были проектировщиками, дизайнерами, инженерами - но язык не поворачивался назвать их рабочими.

  Амару просто не приходило в голову, скажем, поменять мебель. Один и тот же стол полвека, а то и век, служил одной семье. Амару не дарили друг другу вещей. В шкафу - стенной нише - у Инти висели два платья-плаща для лета, и два - для зимы, и это было много по ее мнению. Амару очень удивлялись и потешались над страстью людей в урканском мире покупать массу самых разных предметов.

  В мастерских работали инженеры, в оранжереях - биологи. Ни те, ни другие не гнушались того, чтобы постоять за станком, повозиться с железками, паять и сваривать, копаться в земле, рассаживать, налаживать полив и внесение удобрений, собирать урожай.

  Амару мало потребляли - но мало и работали. Скажем, в оранжереях было установлено обязательное дежурство, но оно длилось для каждого всего четыре часа в день и не ежедневно. Остальное время амару проводили либо на работе - но уже добровольно, занимаясь творчеством, исследованиями и усовершенствованиями - либо дома, с семьей, занимаясь ятихири, искусством, хобби, играми, чтением, творчеством.

  Вернер не понимал, как можно жить, работая всего четыре часа в день, да еще с двумя-тремя выходными в неделю. Но по-видимому, амару этого хватало - учитывая, что им не нужно было производить товары на продажу, для получения прибыли, а внутреннее потребление было скромным.

  Были, впрочем, энтузиасты своего дела, как Тимта, готовая днями и ночами корпеть над пробирками, или Пеллку, конструктор летательных аппаратов, который порой даже ночевал в мастерской.

  Так же жила Инти: как врач, она не только лечила, но и полностью перенимала уход за больным. Ее работа была похожа на материнство - она словно растворялась в пациенте, принимая его как целое, исцеляя, она ощущала человека, как часть себя, и точно чувствовала, где и какое требуется вмешательство - и если нужно, могла провести даже сложнейшие операции на открытом сердце. А потом, немного отдохнув, сидеть с больным, подавать ему питье, успокаивать, укладывать, чтобы не было пролежней. Так она выходила и Вернера.

  Больных было мало. Кажется, амару вообще не знали привычных болезней; чаще всего Инти приходилось лечить различные травмы. Также она опекала (по распределению) около полусотни домов в поселке, время от времени обследуя там детей и взрослых для профилактики. Острые больные бывали у Инти далеко не всегда, а такие тяжелые, как Вернер - совсем редко.

  Быт амару тоже велся не так, как в обычном мире. Из-за малого количества предметов их дома не требовали серьезной уборки. Здесь не нужно было стирать занавески или чистить столовое серебро - за неимением всего этого.

  Почти не нужно было готовить - лишь минимальная обработка перед подачей на стол.

  Эластичные ткани, из которых делалось белье амару и простыни, стирались очень легко, в ванной для этого стояло специальное устройство, выстиранное сваливалось в ящик и высыхало прямо там за несколько часов благодаря особым свойствам этой ткани.

  Все же кое-что по дому делать было нужно - чистить пол и стеклянные простенки с помощью специальной щетки, немного прибирать и раскладывать выстиранное, мыть посуду. Для этого у амару не бывало никакой прислуги, как бы ни были высоки их заслуги на почве науки или искусств. Инти делала все сама, но когда Вернер поправился, он стал перенимать эту работу - ведь Инти часто уходила в больницу. Со временем у них все это стало почти автоматическим - то делала она, то он, никому не приходило в голову подсчитывать и распределять труд. Все происходило незаметно и легко.

  Вернер спрашивал, не нужно ли ему пойти работать, ведь его кормят здесь. Инти лишь пожимала плечами. Ты же учишься, говорила она. Ты новенький у нас. Ты еще ничего не умеешь, не знаешь - где ты хочешь работать?

  Но Инка дал ему совет. Вернер стал ходить в оранжерею - там было больше всего работы - и часа по два в день обрезал листья, собирал урожай, перекладывал, чинил, копал.

  Эту черновую работу часто делали дети - сюда приходили целые группы детей лет десяти, восьми и даже пяти и работали по два-три часа.

  Этого было достаточно. Имата была в своем роде совершенным, законченным предприятием. Амару не нуждались ни в какой дополнительной рабочей силе, ни в капитале, ни в ресурсах. У них было все.

  - Обрати внимание на сказки, - говорил ему Инка. Они неторопливо, шагом ехали на тибетских лошадках, как обычно, прогуливаясь за пределами имата. Вернера всегда поражал контраст очень бедной, мертвой тибетской природы снаружи - лишайники и скудные стелющиеся растения, голые скалы и синие горы с четкими складками, как надгробия цветущей жизни - и буйной зеленой растительности внутри.

  - Обрати внимание на сказки. Любые сказки, да и литературные произведения. В любом случае там общей является определенная половая мораль. В юности - поиск прекрасного принца и принцессы, приключения и опасности, и в итоге - обретение суженой или суженого и долгая и счастливая жизнь вместе. Для урку это - нож острый. Поиском урку занят всю жизнь, и всю жизнь ему попадаются прекрасные принцессы, так что обрести некое застывшее счастье - немыслимо. Но эти сказки - совершенно адекватное отражение бытия амару, нашей биологической предрасположенности. В возрасте 17-19 лет - острый гормональный всплеск, поиски любви, а потом это затихает... ведь так?