Сквозь годы войн и нищеты - Михаил Мильштейн

Были назначены два научных советника комиссии. Одним из них стал Лесли Г. Гелб (США), которого в 1981 году сменил Джеймс Ф. Леонард, бывший заместитель представителя Соединенных Штатов Америки в ООН и бывший делегат США в Комитете по разоружению в Женеве. Другим научным советником был назначен я. Почему именно на меня пал выбор, точно не знаю до сих пор. В одном я абсолютно уверен: выбрали меня, конечно, не по инициативе нашей стороны. В то время подобное выдвижение могло произойти только с одобрения Международного отдела ЦК КПСС. Думаю, что необходим был авторитетный и сильный нажим, чтобы отдел дал согласие на мою кандидатуру. Предполагаю, что это было сделано, скорее всего, по рекомендации организаторов комиссии, некоторые из которых знали меня по встречам на различных международных семинарах и симпозиумах, где я выступал с докладами или с экспертными оценками.

Исполнительным секретарем Комиссии стал представитель Швеции Андерс Ферм, позднее посол Швеции при ООН. По различным вопросам с секретариатом был связан также Ганс Далгрен — помощник Улофа Пальме. Получилось так, что я поддерживал с ними не только официальные, но и дружеские отношения. Очень приятные и добрые люди, они глубоко уважали Улофа Пальме и были ему искренне преданы.

Однажды, по-моему, в мае 1984 года, будучи в Нью-Йорке, я встретился с А. Фермом. Мы гуляли по городу и беседовали о разном. Ферм перевел разговор на тему о советских подводных лодках у берегов Швеции и, в частности, о той лодке, которая в свое время была там обнаружена. Он поинтересовался моим мнением на сей счет. Я откровенно высказал свою точку зрения, сказав, что это наверняка была навигационная ошибка, отказ аппаратуры. Кроме того, я заметил, что у Советского Союза и так много забот, чтобы еще портить отношения с нейтральной Швецией. К тому же береговые оборонные укрепления этой скандинавской страны, не являющейся членом НАТО, вряд ли представляют большой интерес для СССР.

Как выяснилось впоследствии, Андерс Ферм передал наш разговор телеграммой в Стокгольм, в МИД Швеции, а там какой-то «доброжелатель» Пальме выкрал эту телеграмму из дела и передал в правую печать. Опубликованный текст вызвал в Швеции большую полемику, и я на время стал там весьма популярным человеком. Мне припомнили, конечно, службу в ГРУ и связали этот период моей жизни с участием в работе Комиссии Пальме. Но, как я уже неоднократно подчеркивал, все мои связи с Главным разведывательным управлением были давным-давно порваны и никакого отношения к этой организации я в то время не имел.

Еще ничего не зная об инциденте, я прибыл на заседание экспертов в Лондон. Улоф Пальме мне сообщил о происшедшем. При этом чувствовалось, что он беспокоится не столько о себе, сколько о том, не отразится ли эта история на моей репутации. Я ведь никого, кроме Арбатова, не проинформировал о своей беседе с Фермом. Что же касается Улофа Пальме, то, когда я спросил, как он сам реагирует на газетную шумиху, он сказал, что наскоки буржуазной печати его не пугают, он любит борьбу. Это его стихия.

Шведская пресса, между тем, достаточно долго раскручивала эту тему. Тем не менее, наши отношения с А. Фермом испорчены не были.

Ганс Далгрен выполнял огромное количество работы по поручению Улофа Пальме. Я познакомился с его прекрасной семьей — женой Элен, умной и во всех отношениях приятной женщиной, и двумя славными девочками — Сесилией и Катариной.

Комиссией был разработан и опубликован во многих странах, в том числе и в Советском Союзе, доклад под названием «Безопасность для всех» (Common Security). Его содержание широко известно, и поэтому нет надобности на нем останавливаться. Во всяком случае новое мышление во внешней политике, характерное для современных международных отношений, во многом совпадает с теми постулатами, которые были высказаны в этом докладе. Будучи научным советником комиссии, я, как и другие эксперты и советники, принял активное участие в разработке этого документа.

Думаю, что нет необходимости описывать заседания Комиссии Пальме. Их было много. Некоторые навечно остались в памяти. Так, вспоминаю, второе заседание комиссии в Вене (13–14 декабря 1980 года). Тогда я впервые познакомился с австрийским канцлером Бруно Крайским, другими высокопоставленными деятелями Альпийской республики. Крайский пригласил всех участников заседания посетить небольшое, но типичное для Вены кафе. За простыми деревянными столами возникла непринужденная обстановка. Там подавали вино местного разлива, свинину, курицу, кислую капусту… Я сел подальше от всех, и вдруг ко мне подсел Бруно Крайский, приветливый и разговорчивый человек. Он рассказал мне две любопытные истории.

В свое время, оказывается, он несколько раз наносил официальные визиты Конраду Аденауэру, канцлеру ФРГ. Крайский просил возвратить австрийское добро, вывезенное в Германию фашистами. Аденауэр отмалчивался и не давал определенного ответа. Но однажды, во время одной из последних встреч, германский канцлер рассердился на назойливого соседа. В запале гнева он сказал, что немцы уже вернули Альпийской республике все награбленное. Остались только кости Гитлера, но и эти кости, если их найдут, Германия с удовольствием вернет Австрии.

А вот другая забавная история. Однажды, прогуливаясь вечером по Вене, Крайский зашел в какое-то кафе выпить бокал вина. Он присел за столик, за которым уже находился один подвыпивший господин в простом рабочем костюме. Увидев Крайского, тот произнес: «Твоя физиономия мне очень напоминает физиономию нашего канцлера. Если бы я не был уверен, что он сюда зайти не может, то считал бы, что это он. Впрочем, ты выглядишь моложе и привлекательнее, чем канцлер». Разумеется, Бруно Крайский не стал разуверять собеседника.

Вспоминаю и посещение Ватикана и прием у Папы Римского 21 января 1984 года. На приеме стояла какая-то особая, торжественная тишина. Все говорили шепотом. Посредине огромного зала на возвышении в кресле сидел Иоанн Павел II во всем белом. Справа и слева от него стояли двое служителей — один в красной шапочке, подпоясанный красным поясом, с большим крестом на груди, другой — без шапочки.

С приветственной речью выступил Вилли Брандт. С ответным словом — Папа Римский. Потом состоялась церемония представления Иоанну Павлу II каждого из участников совместного заседания, в том числе и меня. До сих пор храню фотографию, где Папа Римский пожимает мне руку. Вилли Брандт и Улоф Пальме в дальнейшем удостоились частной аудиенции у Иоанна Павла II.

На другой день я посетил музей Ватикана, но успел посмотреть только Сикстинскую капеллу и комнаты Рафаэля. В моем распоряжении было всего три часа, и все это время я провел в этих залах. Впечатления незабываемы, полное отрешение от всего, и безграничное восхищение человеческим гением.