Простые истины - Андрей Александрович Васильев

Аникушка отличается от остальных представителей своего вида приблизительно так же, как обитатели дома на Сухаревке от остальных сотрудников милиции. То есть формально — да, Аникушка один из многих домовых, обитающих в столице, но на деле он живет по своим правилам, и даже, насколько понял Олег, внешне от собратьев отличается. Чем — неизвестно, но так сказал Савва, а не верить ему не имело смысла. Свешников не Стасян, чего не знает, о том говорить не станет.

Потому юноша сидел, глазел в потолок и даже руки на груди сложил, как бы говоря: «Мне все равно, что там на кухне происходит».

— Олег, зайди, — выглянула в приоткрывшуюся дверь Ревина. — Давай, давай.

Маленький любопытный мальчишка, который жил в душе Ровнина, восторженно завопил, кувыркнулся и даже встал на руки, болтая ногами в воздухе, сам же Олег неторопливо поднялся со стула и направился в кухню.

Все оказалось так, как и говорил Свешников, местные домовые действительно разительно отличались от отдельского старожила. Ну разве что рост совпадал — чуть выше колена обычного человека. А в остальном — не земля и небо, конечно, но… Аникушка был изрядно волосат и одеждой себя особо не стеснял, только валенки носил зимой и летом, на двух же немолодых местных работниках, сидящих за массивным деревянным кухонным столом, красовались потертые, но чистенькие синие комбинезоны, на ногах имелись крепкие ботинки на толстой подошве, и косматости никакой не наблюдалось. Да и вообще эти двое больше смахивали на обычных работников ЖЭКа, с той разве разницей, что ростом не вышли и перегаром от них за пять шагов не шибает.

— Добрый день, — поприветствовал домовых Олег, стараясь особенно на них не пялиться.

— И тебе не хворать, — баском ответил один из них. — Акинфий, ну ты глянь, как работники государевы помолодели. Совсем же дети еще.

— Лихолетье, — отозвался второй, постарше. — В него всегда так. Молодые да ранние на своих плечах жизню вытягивают, что телегу из лужи. Или ты, Ерёма, забыл, как оно во время войны обстояло? Да и после нее тоже.

— Главное — дело делается, — произнесла Елена. — А молодыми или старыми — не принципиально.

— Не скажи, девица, — возразил ей Акинфий. — Опыт что в наших трудах, что в ваших много чего решает. Он понимание дает — чего можно, чего нельзя, где подтянуть, а где ослабить. Смекаешь?

— А то, — в тон ему отозвалась девушка. — Но именно нам, молодым и зеленым, сейчас нужно решить, что делать — подтянуть или ослабить. Олег, как я и предполагала, призрак в этой квартире нарисовался не просто так, и стульями он бросается не по причине вздорности нрава, а выражая свое недовольство. И, скажу так, здешние жильцы сильно везучие люди, потому что очень легко отделались. Мой личный опыт говорит о том, что за подобный проступок восемь призраков из десяти их просто на ноль помножили бы, причем без особой жалости.

— Так лиходеев жалеть и не след, хоть им пятнадцать годков, хоть сто пятнадцать. Все одно — не можно! — проворчал Ерёма. — Да и родители хороши, не смотрят за сыном. Виданное ли дело — в своем дому воровать?

— Не мели чушь, — велел ему сородич. — Не ровён час накликаешь беду. Опять же, одно дело, когда человек человека порешит, такое случалось и случается, ничего не поделаешь. А коли мертвый живого — совсем другой коленкор. Те-то, что внизу, сидят себе и сидят, носу из помещения не кажут. А ну как после души малого этого и родных его по дому шастать начнут? Изживай их после.

— Ну да, дело непростое, — согласился с ним домовой.

— Ладно непростое, — сдвинул брови Акинфий, — еще и затратное. Это ж надо будет с кем-то из сильных колдунов договариваться, а они жадны без меры.

Олегу очень захотелось достать блокнот и сделать пометку на тот счет, что, оказывается, не только загадочные поводыри душ и Ходящий близ Смерти могут управляться с призраками, но делать этого не стал, поскольку домовые могли решить, что он за ними что-то записывает. Поди знай, как они на такое отреагируют?

— Короче, — вклинилась в беседу Ревина. — Помнишь, толстуха в халате упомянула о сыне, что с хоккея должен вернуться?

— Конечно.

— Так вот, вся карусель из-за этого обалдуя малолетнего и закрутилась. В этом доме, оказывается, трудами местных жителей открылся музей, посвященный людям, которые в разные годы здесь обитали, и сыночка крикливой коровы два дня назад подрезал в нем один из экспонатов, если конкретнее — портсигар. Его владельца, заместителя наркома чего-то там, в конце тридцатых из обращения изъяли, и обратно он уже не вернулся. В смысле — живым. Дальше объяснять или тебе уже понятно?

— Не дурак, — кивнул Олег. — Пацан тиснул портсигар, его владелец, обитающий в музее в качестве призрака, этим, естественно, остался недоволен, после чего и начался этот бардак.

— Не он один недоволен. Мы тоже, — пробурчал Ерема. — Ведь как знали, что рано или поздно нам этот музей аукнется!

— Да ладно он сам, есть и есть. Память о добрых людях хранить — дело благое, — хмуро возразил ему Акинфий. — А вот то, что в нем мертвяки поселились, не сильно хорошо. Непорядок. Дом для живых построен, нечего в нем тем, кто свой век на Земле закончил, околачиваться. Но — ладно, со временем как-то притерпелись, тем более что вели себя покойники пристойно. А теперь — нате-гляньте, чего вышло. Потому и разговоры с вами сейчас разговариваем. Вертайте все взад!

— Пожалуйста, — добавил Ерёма, с легким недовольством глянув на гневливого сородича.

— Мы только за, — охотно согласилась Ревина. — Портсигар где?

— Откуда нам знать? — удивился Акинфий. — Не мы же его брали?

— Но о том, что его сперли, в курсе ведь? — резонно заметил Олег.

— Так мертвяк рассказал, — пояснил Ерёма.

— Ну вот. Спросите теперь, где вещь лежит, да и все. Мы ее изымем и на место вернем. Всем хорошо, все довольны.

— Не все, — вздохнул домовой и глянул куда-то за плечо юноши. — Мертвяк не согласен. Он хочет, чтобы ворюга малолетний сам его забрал, в музей отнес и в содеянном покаялся. По-другому никак. А если нет — всей семье лихо будет. Он еще денек