Послания себе (Книга 3) - Сергей Гомонов

Машина обогнула холм, и глазам пассажиров представилось грандиозное зрелище.

Под свинцовым небом, в окружении притихшего перед бурей леса, комплекс выглядел и мрачно, и величественно. Основное здание храма напоминало огромный манеж, внутри и наружи которого располагались здания-спутники, кажущиеся крошечными на фоне исполина, но на самом деле тоже громадные конусы с винтообразно уходящим к вершине карнизом. С северной части постройки до сих пор еще не убрали "леса", что говорило о незавершенности работы. Кроме того, на каменных блоках пока еще не было полагающейся облицовки. Окруженный похожими на свечи темно-зелеными деревьями, храм возвышался над джунглями, как монумент в честь самой Природы. Западный конус уже начали оплетать лианы, несмотря на то, что со времени его создания не прошло и полвитка Земли вокруг светила. Танрэй вспомнила, что Ал рассказывал что-то о замыслах Кронрэя: у восточного конуса по окончании строительства засверкает гладь искусственного бассейна, южный озарится светом гигантского факела с негаснущим огнем. Северный был похож на обсерваторию, недаром астрофизик так часто говорил именно о нем и недаром он требовал столь тщательной доработки.

Машина въехала в комплекс. Танрэй, опираясь на руку Паскома, вышла наружу и, не глядя себе под ноги, осмотрелась. На лице ее был восторг.

- О, Возрождающий Время, теперь ты превзошел самого себя! воскликнула она идущему им навстречу созидателю.

Кронрэй распростер объятья:

- Как давно я тебя не видел, златовласая муза! - он слегка прижал ее к себе. - И ты здравствуй, маленький Ал! - созидатель слегка наклонился и засмеялся: на их родине с незапамятных времен было принято приветствовать еще не родившиеся души наравне со всеми, кто нашел воплощение. - Когда же твоя мама наконец потеряет свою стройность? Ты не спешишь, увалень!

- Ну вот, он подумает: не успели мы появиться, как нас засыпали упреками! - отшутилась Танрэй. Ей уже надоели постоянные укоры окружающих, дескать, совсем не заметно, что ты вот-вот станешь мамой, наверняка, мол, Паском ошибся, и у тебя будет девочка. Но обижаться на Кронрэя она не могла бы, даже если бы захотела.

- Ну, как тебе? - созидатель повернулся и неопределенно повел рукой в сторону своего детища.

- Я не могу найти слов, достойных тебя! - откровенно созналась она.

- Он сам захотел таким получиться, а я лишь исполнял его веления... Он уже существовал где-то, и мы только лишь помогли ему воплотиться в нашем мире... Скажи же, друг мой, у него есть душа?!

- Кронрэй-Кронрэй! Ты напрашиваешься на похвалы! Тебе не стыдно? - женщина покачала головой и взглянула на Паскома. Тот рассматривал здания и одобрительно кивал. - Я не могу ничего сказать, кроме того, что ты достоин носить имя своего великого "куарт"...

- Я не для одного себя прошу похвал. Здесь живут души нас всех - никто не обошел стороной эту стройку...

- Кроме меня, - вставила она.

- Но ведь и ты здесь!

- Увы, я не смогу внести свою лепту: леви-транспортировке я, в отличие от вас, не обучена, а вручную, боюсь, я не сдвину даже самую маленькую глыбу из припасенных тобой...

- Да что ты?! Ерунда! Одно твое присутствие воодушевит любой из этих камней, друг мой! Смотри, даже Сетен изволил подняться к нам из своих подземелий! - беззлобно поддел Кронрэй экономиста, который и в самом деле поднимался откуда-то из-под фундамента пристройки.

Вот уж кого Танрэй не ожидала увидеть здесь и сейчас, так это Тессетена. Почувствовав общий смысл ее настроения, созидатель добавил:

- Сегодня просто день посещений. Как будто вы сговорились приехать сюда именно в этот час.

Тессетен вытирал вымазанные глиной руки, рукава его рубашки были по-рабочему подкатаны, повязка на голове почти распуталась, и концы ее падали за плечи; Сетен не поправлял ее, чтобы не испачкать.

- А-а-а! - насмешливо протянул он. - Экскурсия! А где же твои дети Природы, сестренка? Ты не всех сюда притащила?! Если мне не изменяет зрение, то я вижу всего-навсего одного... м-м-м... как там его? Орангу-Тангу? Павиана? Мартышку?

Ишвар насупился: кое-что из речей белого бога он все же понял, но не сообразил, почему же тот сердится на его род.

- Ты невозможен, Сетен! - Танрэй сжала губы.

- Как будто, сестричка, ты только что об этом узнала... Но разве мне не простится столь маленькая слабость за мой благородный порыв помочь нашему созидателю и внести посильную лепту в его безу-у-умно великое дело?

Она не смогла сдержать улыбку, как и Кронрэй.

- Если тебе не трудно, золотая муза... - он указал на повязку и склонил к ней взлохмаченную светловолосую голову.

Танрэй аккуратно поправила влажный от пота холщовый шарф, охватывавший лоб и придерживавший ситцевую накидку. Он стоял перед нею, словно укрощенный причудливый бык, отведя руки и покорно согнувшись. В его русых волосах уже проглядывала седина, хотя, как было известно Танрэй, Сетену не исполнилось еще и тридцати семи. Она успела заметить, что от него веет какими-то травами, заваренными в полную Селенио - непременно в полную! И еще - молоком, потому что все знали, как любит молоко экономист. В особенности - запивать им яичницу.

- Благодарю, сестренка, - он выпрямился.

Тут в выходящем на северный конус окне храма, еще не застекленном и не украшенном, показалась женщина. Видно ее было плохо, но Танрэй догадалась, что это - Ормона. Увидев их, жена Сетена остановилась и сложила руки на груди.

- Прошу вас! - Сетен указал на ведущие вниз ступени. Посетите сектор отшельника, как говорится...

Ишвар боязливо попятился. Натаути лег у входа и выпустил длинный розовый язык, так что Танрэй спустилась за Сетеном в одиночестве.

- Твой пес мне доверяет, сестрица! - усмехнулся экономист, слегка поддерживая ее под локоть при крутом спуске.

- Почему бы ему не доверять тебе, когда он родился у твоей волчицы? И знает он тебя гораздо дольше, чем даже меня...

- Если бы все дело было в давности... - Тессетен не договорил и отвел глаза, когда она обернулась.

- А чем ты здесь занимаешься? Я думала, сфера твоих интересов лежит далеко за пределами прекрасного... - ей нравилось платить сторицей за обиды прошлого, когда он со своей женой потешался над ее практической непригодностью.

- Я думаю. А если что-то и помогает мне думать, так это вот, - он кивнул на гончарный круг и на валявшиеся там и здесь забавные фигуры, геометрически походившие на шары и полусферы, но гораздо более затейливые. - И другим приятно, и мне удобно. Сижу вот я и раздумываю, как бы в очередной раз вытащить твоего безнадежного муженька из нелепой ситуации с нашими соотечественниками... Столько вариантов появляется... А знала б ты, сколько их отпадает!..