Сезон несбывшихся желаний - Владимир Благов

Все четверо подошли к Оксане.

– Ну, рассказывай.

– Что рассказывать? – Оксана изобразила недоумение.

– Бузов тебя шантажировал?

– Пытался. Говорит, что если Ванилин обо всём узнает, то Ивана Николаевича из школы выгонят, а клуб закроют. А вчера, когда Иван Николаевич сказал, что его уже выгнали, я обрадовалась. Обрадовалась, что Бузов обломался…

– Понятно, – кивнул Макс. – А ты сама-то как к этому относишься?

– Это клевета! Иван Николаевич не может быть алкоголиком!

– Ну а если его на самом деле видели пьяным? Ты перестанешь его уважать?

– Я думаю, он совсем не пьёт.

– Ну ладно. Ксан, у нас к тебе большая просьба. Поговори с Танькой, Катькой и Наташкой. Что они об этом думают?

– Я вам заранее скажу: если уважаешь человека, то никакие сплетни не подействуют.

3 октября, вторник

После работы Елена Анатольевна доехала на трамвае до Центрального парка. Она спешила, потому что накануне назначила Ивану Николаевичу встречу на главной аллее, под елью. Ключников не стал ни о чём спрашивать, просто пообещал быть на условленном месте в назначенное время.

День был ветреный, и Елена Анатольевна продрогла. Ключников, в сером плаще и шляпе, стоял под ёлкой. Заметив Елену Анатольевну, он пошёл ей навстречу.

– Здравствуйте! – первым поздоровался он.

– Здравствуйте! – виновато улыбнулась Булавина. – Извините, я опоздала.

– Ерунда, – Ключников так проникновенно посмотрел в глаза Елене Анатольевне, что та поспешно отвернулась.

«Действительно гипнотизёр!» – подумала она.

– Собственно, я хотела извиниться перед вами за ту пятницу, за то, что я взбаламутила мам, за то, что старалась вам помешать.

– Вы зря извиняетесь, я на вас не обижаюсь, – ответил Ключников.

Елена Анатольевна улыбнулась:

– Хорошо. Будем считать, что обмен любезностями закончен.

– Я вижу, вам холодно. А у меня здесь недалеко машина. Не хотите погреться?

– Нет, спасибо, я не замёрзла. Давайте лучше пройдёмся.

– Давайте… Вы хотели поговорить о поездке в Египет?

– Нет. Хотя, конечно, я должна сказать, что не против поездки… Понимаете, вы всех огорошили. Не с этого надо было начинать.

Ключников развёл руками:

– Вы не первая мне об этом говорите.

– Я понимаю, поезд ушёл. Да и не об этом я хотела с вами поговорить… Иван Николаевич, давайте без обиняков. Вы непьющий?

Ключников насупился, закусил губу и долго шёл молча, глядя себе под ноги.

– Елена Анатольевна, вы ведь не просто так спрашиваете, – наконец сказал он. – Вы наводили обо мне справки?

– Нет, не наводила. Но в субботу мне звонила Вера Павловна, мать Оксаны. Сказала, что в марте во дворе вашего дома вас видели сильно пьяным. Неоднократно.

– A-а! Понятно. Полгода назад я действительно сильно пил… Осуждаете?

– Вообще-то, я не осуждать вас пришла. Предупредить. Чтобы вы были в курсе.

– Предупредить? Зачем?

– Ну, предупреждён, значит, вооружён.

– Вообще-то, я уже пол года не пью. А что, Вера Павловна бьёт тревогу? Она сама меня видела?

– Нет. Вас видела тётя Шура, она в школе на вахте сидит.

– A-а… То-то она в меня глазами молнии метала, – рассмеялся Ключников. – Я думал, испепелит… Значит, вы меня не осуждаете?

– О чём речь? Разве я имею на это право? Но другие родительницы, если узнают, могут повести себя непредсказуемо.

– Меня больше волнует, как дети отнесутся к этой новости, когда узнают. Как вы думаете, они могут от меня отвернуться?

– Иван Николаевич, они уже знают.

– Как? От кого?

– От Бузова. Есть такой в нашем классе – очень способный, подающий надежды молодой человек.

– Мелкий пакостник. А он-то откуда узнал?

– Подслушал разговор тёти Шуры и Веры Павловны.

– Да, действительно способный. Ну а что дети? Как они отнеслись к тому, что их руководитель – презренный пьяница?

– Нормально отнеслись. Современные дети ко всему привычны. Они всё видели, всё знают, их ничем не удивишь. У многих отцы пьют. У некоторых – по той же причине – отцов уже нет. Вот мой покойный муж был редким исключением из правил… Иван Николаевич, а вы женаты?

– Был, – ответил Ключников и надолго замолчал. – Жена погибла год назад: попала в аварию. Мы с дочкой очень тяжело переживали её смерть. А через три месяца после этого – в марте – умерла и дочка: врождённый порок сердца… Сейчас ей было бы пятнадцать.

Елена Анатольевна тяжело вздохнула. «Зачем я его спросила?! – подумала она. – Человек пережил большое горе. Два больших горя подряд. И нет ничего удивительного в том, что он чуть не спился. Удивительно другое – что он преодолел себя и бросил пагубную привычку. Но как тяжело ему пришлось! Совсем седой!»

Елена Анатольевна взглянула на Ключникова и виновато опустила глаза.

– Вы только не жалейте меня, – грустно улыбнулся он. – Я нашёл в себе силы жить дальше. Я нашёл способ реализовать свои способности. Я нашёл возможность быть полезным людям. И теперь меня уже никто и ничто не остановит…

Ключников долго шёл молча. Елена Анатольевна пыталась угадать, что таится за этим многозначительным молчанием.

– Раньше я сам себе казался этаким пушкинско-лермонтовским «лишним человеком», – вздохнул Ключников. – Жалел себя, искал оправдания своей слабости. Но потом понял: чтобы не быть лишним, надо стать нужным. Это, конечно, высокопарно, но верно. В этом был выход, а подсказала мне его моя дочка. Ксения снилась мне каждую ночь. Я пил, а она меня отговаривала. Я впадал в отчаяние, а она меня успокаивала. Если бы не она, я бы сдался и пропал. У неё был порок сердца, и последний год она не ходила в школу. Я рассказывал ей о Древнем Египте. Сам увлечён пирамидами с детства, – Ключников улыбнулся. – Увлёк её настолько, что она готова была слушать меня часами. Неудивительно, что Ксения захотела там побывать. А ей становилось всё хуже и хуже. И однажды она мне говорит: «Папа, я знаю, человеческая душа крылата. И, когда я умру, моя душа полетит в Египет и всё-всё там увидит…» Мне кажется, сейчас она уже там…

Они долго шли молча. Ключников задумался, а Елена Анатольевна не решалась ни о чём его спрашивать.

– Мистика, но ваша Таня удивительно похожа на мою Ксению, – сказал Иван Николаевич.

Елена Анатольевна взглянула на него и оторопела: он улыбался сквозь слёзы.

– Вот, посмотрите сами, – Ключников достал портмоне и показал небольшую чёрно-белую фотографию. Со снимка Елене Анатольевне улыбалась красивая девочка лет двенадцати. – Это она в шестом классе, – пояснил Ключников. – Правда, похожа?

Елена Анатольевна согласилась, но решила сменить тему:

– Иван Николаевич, Таня мне рассказала, что вы на свои деньги отремонтировали класс, а директор выжил вас из школы. Не понимаю. Он же вроде ваш друг.

– С Нилиным мы учились в одном классе, но друзьями никогда не были. Впрочем, я на него не в обиде. А заниматься пока будем у меня дома.

– Да. Я в курсе. Таня мне об этом уже сказала. Но, если вам интересно моё мнение, я считаю, лучше было бы арендовать какое-нибудь помещение.

– Может, со временем я так и сделаю, – пожал плечами Ключников. Помолчав, он вернулся к прежней теме: – Вы знаете, всем лучшим, что случилось со мной в этом году, я обязан Ксении. Поневоле поверишь в загробную жизнь… После своей смерти Ксения руководит всеми моими поступками. Это она заставила меня бросить пить, это она подала идею создания клуба, она подсказала, с чего начать. Фактически не я, а она работала с детьми. Я лишь был и остаюсь проводником её идей… Вы только не смотрите на меня так.

– Как?

– Как на сумасшедшего. Ксения снится мне до сих пор. Мы беседуем с ней. И эти сны-беседы остаются в памяти надолго, не стираются наутро.

– Иван Николаевич, вы можете мне сказать, почему вы выбрали именно наш класс?

– Могу. План создания клуба я вынашивал всё лето. Всё прикидывал, в какую школу обратиться. Ведь не поймут, побоятся. А тут вдруг – через общих знакомых – узнаю, что Виктор Александрович Нилин, с которым я когда-то учился в одном классе, благополучно директорствует в такой-то школе. Ну я, понятное дело, к нему: – Привет, сколько лет, сколько зим! Выручай! – А что такое? – Да вот так и так. Хочу прочитать лекцию… Короче, договориться о подобном эксперименте с бывшим однокашником намного проще, чем с незнакомым дядей. Тем более что сначала речь шла только о лекции. Правда, Нилин удивился, почему это я хочу прочесть лекцию группе из десятипятнадцати человек. Я сказал, что не потяну большую аудиторию. Он поверил. Оставалось выбрать класс.

– Значит, вы хотели заниматься только с детьми из неполных семей?

– Конечно. Для меня это было принципиально важно.

– Но вы не хотели посвящать их в тайну вашего выбора?

– Естественно, нет. В их же интересах.

– Но ведь они могут обидеться на вас, когда узнают правду.

– Могут.

– А чего вы хотели добиться? Компенсировать каждому подростку одного из родителей?