Слепая любовь - Фридрих Незнанский

И, провожая их — надо ж быть вежливым! — подумал Яковлев, что, между прочим, все его собственные сетования по поводу отсутствия необходимых законодательных мер — пустой звук. «Им», тем, что гурьбой покидали его просторный кабинет, это было абсолютно не нужно. Им было необходимо и максимально интересно именно то, как организуются бордели. Рецепты, рецепты! А еще — кто там, нет ли знакомых, а лучше — громких фамилий? Вот где сенсация! А болтовня о законности…

Вспомнил Яковлев, как давно, еще при советской власти, в начале шестидесятых, что ли, задержали нескольких высших чиновников, в том числе, кажется, чуть ли не министра культуры. Был такой Александров. Тоже являлись активными посетителями борделя для узкого круга. Так об этом едва ли не год в умах обывателей страсти бушевали! Да как они могли!! А сейчас — в порядке вещей. К великому сожалению…

Вот в таком состоянии духа он находился, когда Галина Петровна, секретарша, сказала ему, заглянув в кабинет, что на проводе Турецкий. И он специально попросил ее заглянуть к генералу и удостовериться, что тот один и в благодушном настроении. Почему? Галочка улыбнулась и пожала плечами. Спросила еще:

— Может, проветрить? Не понимаю, чем эти журналюги пахнут?

Генерал только головой покачал. Чем пахнут? Да очередной грязной сенсацией, вот чем. И кивнул:

— Соединяй, Галочка. И действительно проветри… Доброго здоровья, Саша! Ты, наверное, в связи с тем бардаком? Ваши отличились?

— Да это разве работа? — усмехнулся Турецкий. — Это так, в свободное от службы время… Просил один папаша проследить за дочкой, вот и привели следы… Но суть не в этом. Я хочу узнать, как у тебя со временем, генерал? Мог бы я, например, рассчитывать, что ты по старой памяти, как в добрые былые годы, не откажешься посидеть чуток со мной? Надо бы переговорить.

— Вопрос-то важный? Я потому, чтоб знать степень срочности.

— А это, Володя, я тебе с полным моим удовольствием доложу. Когда надо? Вчера, разумеется. И кстати, как раз по поводу того папаши. Есть тут одна щекотливая деталь, которую в полной мере можем оценить мы с тобой. И опять же по той причине, что не один пуд соли на плечах перетаскали. Веришь, я ведь даже с Костей не хотел бы прежде времени этот вопрос обсуждать. Ну так как? Посочувствуешь старому товарищу, которого все бросили?

— Сашка, ну как тебе не стыдно! — забасил генерал. — Кто тебя бросил-то? Ну, дали возможность подлечиться спокойно, без нервотрепки, а ты сразу в обиды! Я разговаривал как-то с Костей, он по-прежнему самого высокого мнения о тебе. Но здоровье при нашей суете, к сожалению, восстанавливается с трудом. Это ведь только дурачок не понимает. А если у тебя ладони чешутся, так, пожалуйста, я тебя в любую минуту готов даже в штат ввести. Вот, кстати, и повод будет посоветоваться. Так ты хочешь, чтоб я к тебе домой заскочил?

— Ты знаешь, Володь, может, лучше в «Глории»? Народ, как тебе известно, сугубо свой. Покажу кое-что. Картина будет яснее. Ну и заодно, как это? Потолкуем за рюмочкой, если не возражаешь? Ребятки мои, я думаю, не будут мешать. Ну, твое слово.

— Нет проблем. Давай я сразу после семи и заеду, лады? А чего выпьем?

— А чего скажешь.

— Да-а… Прежде, бывало, бутылка — как сюрприз, уж какая ни есть, а теперь важные стали, носы воротим от родной, российской…

— Команда принята, — рассмеялся Турецкий. — Ждем.

Положив трубку на место, Яковлев черкнул в блокноте: «19.00 — Саша» и придвинул папку с документами «На подпись».

А Турецкий позвал Голованова и, дав ему пару больших голубых купюр, попросил организовать бутылку приличной водки и легкую закуску под нее. Ориентируясь на вкус Владимира Михайловича. Сева прекрасно знал, чем дышит и что любит Яковлев, поскольку в середине девяностых работал вместе с ним, когда сам служил во втором отделе, его еще «ББ» называли — отдел по борьбе с бандитизмом, а после стали «величать» «убойным». А Володя, тоже тогда майор по званию, командовал оперативно-розыскным отделом МУРа. Пересекались, и не раз, на общих операциях. Даже был случай, когда вместе Вячеслава Ивановича выручали, попавшего в западню к бандиту Чуме. Громкая была история, генералы там заговор затевали, а опора, как нередко в России, у них была на криминальную среду. Странно, а ведь еще совсем недавно кое-кому наверху власти казалось, что почему-то именно преступная среда представляется наиболее стабильной. Именно на нее в определенных условиях не только можно, но даже следует опираться. Крепко демократия запуталась среди выращенных собственными же руками сосеночек… Да, было дело…

Яковлев оказался, как всегда, точен.

— С чего начнем? — бодро спросил этот высокий, плотный мужчина, грузно садясь за накрытый стол в холле агентства и хищно поводя крупным носом.

Закуска — Сева уж постарался — была исключительно в национальном русском духе: маринованные белые грибочки, капустка «провансаль» с сочной клюковкой и яблоками, сало, нарезанное аппетитными ломтями, черный хлеб, естественно, ну и по мелочи — готовая уже селедочка под горчичным соусом, килечка пряного посола — на любителя, зелень всякая и большая красная луковица, нарезанная дольками, так, чтоб их было удобно макать в соль и хрустеть, запивая рюмочкой. Ну, о рюмках, разумеется, речь идти не могла, их практически и не держали в агентстве, стаканчики граненые — вот она, тара истинно русского человека.

Оглядев стол, Яковлев шумно потянул носом, и глаза его выразили сожаление по поводу возможной оттяжки. Ну да, разговоры же еще! Мало их было за день…

— Можно — сперва, можно — сразу потом, а можно — все вместе, — ответил Турецкий на незаданный вопрос. — Старшему по званию видней. — Это он так «неуклюже» польстил Яковлеву, поскольку у самого на погонах так и осталось по одной звездочке, и вторые уже не светят.

— Тогда наливай! — решительно воскликнул Яковлев и, взяв свой стакан, внимательно посмотрел на Турецкого. — Как дела, Саша? Я слышал, хандришь? И в этой связи я…

— Обсудим, — коротко ответил Александр Борисович. — Вперед, ребятки, команда была. Давайте, за нашего генерала, твое здоровье, Володь. Оно сейчас и тебе, и нам очень понадобится.

— Да ну?! В кои-то веки!.. А со здоровьем у меня все в порядке, не волнуйтесь, кое-кому еще икнется.

— Вот и мы о том же. Значит, если позволишь, преамбула в двух словах… — И Турецкий кратко изложил опасения проректора Юридической академии в связи с поведением дочери, прекрасной внешне девушки, да и характером вроде приятной, общительной. — Да ты и сам в оперативных материалах увидишь.

— О как? — удивился Яковлев. — Это становится интересным…

Далее Турецкий рассказал, как было поставлено наблюдение, которое вывело их на мастерскую художника Хлебникова. И наконец, как была задействована в операции его Нинка.

— По поводу финала истории ты, вероятно, уже в курсе. Или твои ребятки подробно доложат с минуты на минуту. Там, в доме художников, задержанную публику наши орлы, — Александр Борисович с улыбкой кивнул на Агеева со Щербаком, — передали с рук на руки. Говорят, прошло без осложнений. То, что касается моральной стороны вопроса, то это не наши заботы, пусть «полиция нравственности» занимается, если она еще может что-то делать. А вот то, что производилась видеосъемка с последующим шантажом участниц встреч и вымогательством, — это уже Уголовный кодекс.

— Так, хорошо, — кажется, уже усек причину довольно-таки экстренной встречи Владимир Михайлович. — Что от меня-то требуется? И почему это ваше дело связано с моим, извини, здоровьем? — Он хитро улыбнулся.

— Я думаю, по той старой, как мир, причине, Володя, что для ответственных решений слабый духом не подходит. Даже если у него генеральские погоны.

— Ну, мудрецы… — крякнув, покачал головой Яковлев. — Ну, намудрили, хлопцы… Я так понимаю, что вам теперь прямо позарез необходимо вывести ваших фигурантов из дела. Или ошибаюсь? — Он снова хитро прищурился.

Вспомнил Турецкий: эту простецкую якобы манеру Володя как бы унаследовал от своего старшего друга и, разумеется, учителя Славки Грязнова. Тот тоже обожал прикидываться простачком, а сам видел все, еще как видел! Можно сказать, рентгеном просвечивал собеседника, пытавшегося с ним хитрить.

— Ты абсолютно прав, мой генерал. — Турецкий сокрушенно развел руками, словно показывая, что факир был пьян и фокус не удался. — Вывести. Причем так тихо, чтоб они и сами не знали.

— Острая нужда?

Александр Борисович кивнул.

— Ну, представь, что будет с нашим проректором, когда пронесется слух, где обнаружена и за каким занятием его дочь? Это первое. Далее, чего я стою в его глазах, да что я? Чего мы все будем стоить, если не могли предотвратить элементарной дури молодой девки? Третье, Володя. Нинка, как тебе известно, здесь на каникулах, и это наша с Иркой идея — заслать ее в качестве казачка. Правда, всего, что произошло дальше, мы, естественно, не планировали, но ведь и ситуация повернулась неожиданно. Кто мог предполагать, что этот Зыкин, уже наказанный один раз вот им, — он кивнул на Филю, — вторично нарвется на Николая? Я полагал бы, что проходит вариант, скажем, такой… Ну, Хлебников о малолетке, которую он подкинул клиенту, если вопрос этот не поднимется специально, будет молчать как рыба об лед. Зыкин, полагаю, тоже. Два серьезных мордобития фактически подряд — это много даже для самого лучшего охранника крупного коммерческого банка. Здесь я спокоен. Сама девица выяснять отношения не полезет, она будет сидеть тише мыши. Ну, пока мы будем заниматься ее делами. А из-за чего сыр-бор случился? Так это известно, родственник соседа-художника, прибывший по делам из Белоруссии, не терпит, когда детей обижают. А они кричат и зовут на помощь. Спросят, каких детей? А что, разве среди задержанных нету их? Ну, значит, сбежали, не о чем и рассуждать. А где родственник? Так, наверное, тоже сбежал, не желая связываться с московской милицией. Поговорим лучше об организаторе бардака, господа присяжные заседатели! Как тебе такой план?