Отец Пепла (СИ) - Крымов Илья Олегович

Наследник передал пыльную кирку, позволил Озрику полить на ладони водой. Жидкость обожгла сорванные волдыри, но боль принесла только облегчение; следом легли бинты. Нужно было отдохнуть, но Оредин опять подумал, что, если заснёт, случится что-то дурное. Как глупо.

Он огляделся в темноте, зажатый меж двух шеренг надежнейших воинов мира, и, хотя тоннели никогда не пугали гномов, почувствовал себя в западне. Всё шло по плану, однако, тревога сжимала его сердце. Прошли многие часы и на поверхности воцарилась ночь, атаки продолжались, гарь лезла в лёгкие, из-за этого постоянно хотелось пить, усталость росла.

Инженер Белаф Торфур сидел под стеной в нескольких шагах от наследника, обхватив колени, и дрожал; рядом лежал небольшой мушкет, который ещё ни разу не выстрелил. Несчастный номхэйден, он не был рождён для войны, ему некуда было приткнуться, негде было принести пользу, лишняя душа. И, всё же, несмотря на дрожь, Оредин видел в нём храбреца.

— Мы продержимся, — сказал Озрик, устало садясь рядом с инженером. — Давай сюда.

Потомок Туландара присоединился, вытянул ноги, едва не застонал. Вокруг на тонких тюфяках лежало несколько раненных, и те, кто должен был отдохнуть, чтобы потом встать в строй.

— Ты устал, мой мальчик, — тихо сказал рунный мастер, — нужно перевести дух.

— Все устали, старый друг. Мне зазорно спать, пока мои гномы держат удар.

— И что же, хочешь встать в первую шеренгу и ждать, часами вглядываясь в темноту? Глупости! Помощь в пути, а пока нам нужен предводитель с живым разумом, на случай, если враг придумает что-то каверзное. Отдохни не для себя, а для нас всех, Оредин.

Он вздохнул, чувствуя, как мерзко першит в горле, несколько раз кашлянул.

— Разве что прикрою глаза ненадолго…

///

Люди стали атаковать каждый час, но не особо упорно, они натыкались на пламя и отступали; заходили со стороны поверхности, пользуясь темнотой, но стрелы прошивали их щиты насквозь словно сухие листья и опять приходилось бежать. А потом они стали донимать каждые полчаса, затем снова час, полчаса, два, час, три, полчаса. Выматывание, вот, чем они занимались, не позволяли перевести дух, платя собственными жизнями. Ни о каком сне речи не шло, враг держал гномов напряжёнными постоянно, стрелы постепенно заканчивались, горючее в бочках огнеметателей — тоже. Так вышли первые сутки стояния.

Внезапно, во время очередной передышки из тоннелей донёсся голос:

— Оредин Улдин эаб Зэльгафивар, желаешь принять парламентёра?

Наследник крови узнал его.

— Квинтус Бракк, это ты?

— Истинно! Так, что, мне выходить, или ещё десять часов поиграем в бессонницу?

Наглость, с которой это было сказано, не удалось бы передать никакими словами, Оредин сжал кулаки.

— Может, и поиграем. Сотня ваших отправилась в чертоги предков, мне нравится, как идёт!

— Сотней больше, сотней меньше! Мы — легион, ибо нас много!

— Может быть, может быть… — Однако же будь вас так уж много, вы смогли бы завалить тоннель своими трупами от пола до потолка. — Ладно, человек, ползи, тебя не тронут, таково моё слово!

Бракк появился из темноты, совершенно не изменившийся с прошлой встречи. Калека двигался неуклюже, опираясь на обрубки ног и длинные руки; рваный чёрный плащ волочился по полу. Он с трудом перебрался через трупы сородичей, подполз к стене щитов и проник внутрь охраняемого участка.

— Мира тебе, мастер гном.

— Не шути о мире посреди войны, калека. Без лишних слов, зачем явился?

— Затем же, зачем приходил и раньше, — осклабился Обрубок, — мне приказали передать послание.

— Говори.

— Легат хочет забрать своих мертвецов.

— Пускай придёт и попробует.

— Так и передам, хотя кажется мне, ты задумал какую-то хитрость. — Бракк не сдвинулся с места, только его ухмылка сделалась более издевательской. — Ладно, шутки в сторону. В обмен на то, что вы позволите забрать тела, легат предлагает шестичасовое перемирие.

— Ого, целых шесть часов? — переспросил наследник крови совершенно безразличным голосом.

— Не больше, не меньше. Он даст вам шесть часов тишины и покоя, которые можно будет употребить с пользой. Даже у гномов есть предел прочности, и ваш скоро проявится. Не хотите отсрочить этот час?

— Жалкое предложение, — презрительно скривил губы Оредин. — Это вы, люди, сделаны из глины, мягкие и податливые что дерьмо. А мы — кость земли, простоим и без ваших поблажек.

— Вот как? Хм, ну, что ж, тогда мертвецов мы заберём безо всяких обязательств, хорошо?

— Нет. Любой, кто появится со стороны тоннелей, либо со стороны поверхности, получит стрелу в лоб. Я всё сказал.

Калека смотрел на гнома так, будто ответ его нисколько не волновал. Наконец он с ворчанием выдохнул:

— Ты думаешь, мы не знаем, что остальные силы возвращаются в долину?

— Плевал я, что вы там знаете, дылды.

— Вы не дождётесь, — сказал человек. — Нет, не дождётесь. Мы всех вас вырежем.

— Ещё одна дерзость, червь, и твоя неприкосновенность истает как снег в горне.

— Умолкаю.

И калека убрался вон тем же путём, каким явился. Озрик тихо подошёл к наследнику крови и прочистил горло.

— Шесть часов отдыха нам не помешали бы. Мы простоим, несомненно, будем держаться столько, сколько нужно и ещё дольше, однако…

— Я не привык платить за то, что могу получить даром, Озрик. Пусть самые свежие встанут в строй, остальным — отдых и пища. Люди не потревожат нас, самое малое, шесть часов.

— Но откуда ты знаешь?

Красивые, покрытые чеканкой и рунами наплечники приподнялись и опустились.

— Разве это не очевидно? Они пришли к нам, значит, это им нужны шесть часов тишины, и мы получили бы отдых в любом случае. Теперь я знаю, что людей больше чем нас, но весь экспедиционный корпус — отборные воины, а у врага есть дети, старики и женщины. Теперь я также знаю, что, хотя у людей имеются другие выходы на поверхность, другого такого же убежища в долине нет. Посмотри на стены, пол и потолок, сколько поколений они рубили камень и строили это укрытие своими примитивными инструментами? О нет, это их последняя твердыня, и они хотят успеть укрепить её раньше, чем подойдут войска. Скоро нас станет много и начнётся настоящая тоннельная война, в которой гномы обречены на победу. Нужно только дождаться.

— А трупы? Почему ты не разрешил убрать их?

Оредин глубоко вдохнул.

— К запаху пора привыкнуть, и мёртвый вал нам не мешает. А ещё я смотрел в глаза их легату и понял, что его сердце не теплее льда с горных пиков, так что, если люди хотят забрать своих мертвецов, то только ради какой-то каверзы, а не из сентиментальности. Они что-то задумали, и мы узнаем, что именно. Через шесть часов.

Оредин оказался прав, атаки прекратились и, мало-помалу, гномы смогли успокоиться, дать себе отдохнуть. В тоннеле раздавался храп и трещали на зубах сухие пайки, набранные на трое суток. Время тянулось.

Наследник крови стоял в одиночестве, сложив руки на груди, и чуть склонив голову набок. У него всегда было чуткое ухо, и сейчас гном слышал, как люди копошились внизу, там, в тоннелях. Шумное дыхание, скрежет камня о камень, почти неслышный шёпот. Они что-то готовили.

— Мы всегда лучше сражались в обороне, — процедил Оредин себе под нос, — наши доспехи и стены тому доказательство. Мы продвигаемся вперёд и строим крепость, отталкиваемся от неё и вновь продвигаемся вперёд. Нам всегда нужна твёрдая почва под ногами, тогда как нашим врагам нужен манёвр.

— Что ты там бубнишь? — Озрик стал рядом и с кряхтением выпрямил спину насколько получилось.

— Рассуждаю, старый друг. Пытаюсь оглядеть сложившееся положение со всех сторон и вынести для себя основные ошибки этой кампании. Думаю о том, почему мы всегда отдаём инициативу.

— Ага, кхак! Кхм, и почему же?

Оредин поправил растрёпанный ус, чтобы тот не лез в рот, пригладил засалившиеся волосы.