Загадки остались - Мариковский Павел Иустинович

Холмистые предгорья Заилийского Алатау разукрасились белыми и лиловыми мальвами, осотом и татарником. Кое-где желтеет молочай. Иногда под зонтиком цветов этого растения все черное. Тут обосновались тли (Acertosifon). Им хорошо и в тени, и в тепле. Возле тлей, как всегда, крутится компания разнородных насекомых. Муравьи из них самые многочисленные и главные. Они — хозяева — доят тлей, охраняют их. В сторонке же сидят цветастые жуки-коровки, высматривают тлей-глупышек, отлучившихся от стада и вышедших из-под охраны. Медлительные личинки мух-сирфид (Syrphidae) хозяйничают в самом загоне, пожирают тлей. Муравьи их не замечают. Такие бдительные, а не видят врагов своих коровушек. Сирфид спасают медлительные движения и, наверное, нейтральный запах или даже запах тлей. Иногда можно еще встретить крошечного наездника-афелинуса (Aphelinus mali). Действия его точны и расчетливы. Быстрый скок сверху на тлю, чуть сзади удар кинжальчиком-яйцекладом, и дело сделано, яичко устроено.

Дальше же происходят удивительные дела. Тля, пораженная наездником, становится вялой, ей нездоровится. Она слегка светлеет, чуть вздувается, и, как бы чувствуя неладное, спешит уединиться. Любительница тени, она теперь ищет яркое солнце, находит листочек молочая, освещенный лучами, забирается на его вершину и устраивается в небольшом углублении на срединной жилке. Затем она выделяет капельку клейкой жидкости и, прикрепив себя надежно, замирает. Жизнь покидает ее тело, оно еще больше вздувается, светлеет.

Проходит несколько дней. На конце брюшка тли появляется окошечко, через него и выбирается наездник-афелинус, отчаянный враг тлей.

Ловко приспособился наездник к тлям. Его личинки неведомыми путями изменяют в свою пользу поведение кормилицы. Он заставляет ее покинуть общество себе подобных, чтобы невзначай пораженную недугом тлю не унесли на съедение в муравейник, как это принято делать в обществе рачительных пастухов. Он вынуждает ее выбраться из тени и прикрепить себя на листочке, находящемся на солнышке, чтобы скорее произошло развитие наездника. Но не как попало прикрепиться, а в надежном месте, где тело не поранят колеблемые ветром соседние ветки. И все это делается только для пользы своих недругов.

Сколько тысячелетий потребовалось, чтобы выработалось такое приспособление врага к своему кормильцу!

К вечеру из похода возвратился на бивак мой товарищ.

— Посмотрите, какого я принес вам жука! — сказал он, развязывая тряпицу.

Мне не особенно хочется разглядывать находку. После изнурительного жаркого дня в тугаях запели соловьи, один устроился совсем рядом с биваком, и я собирался записать его пение на магнитофон. К тому же скоро зайдет солнце, станет влажнее воздух, тогда громко зашумит река Чилик, и охота за голосами станет невозможной.

— И что бы вы думали он делал, — продолжает рассказывать он, — полз по дну протоки. Я сперва решил, что это водолюб. Но присмотрелся, показалось, жужелица. Теперь же вижу — чернотелка.

Чернотелки — обитатели пустынь и вдруг в воде! Что-то необычное заметил мой спутник. Надо оторваться от начатого дела, взглянуть. В мокрой тряпочке, действительно, самый обыкновенный жук-чернотелка размахивает усиками, потревоженный, приподнялся на ногах, задрал кверху брюшко, застыл в угрожающей позе, как будто намереваясь выпустить каплю дурно пахнущей жидкости.

— Странно, — замечаю я. — Нечего делать в воде этому пустыннику. Он и плавать не умеет. Впрочем, если бы попал в воду, то его понесло бы течением поверху. А тут бродил по дну. Уж не случилась ли с ним какая-то история? Пойдем посмотрим, что он будет делать в этой протоке.

Поляна, на которой расположен наш бивак, со всех сторон заросла густыми ивами, облепихой и лохом. Одним краем она подходит к тихой протоке. Ее вода прозрачная, течет из родника, не то что в реке Чилик. Тот бушует от нас недалеко, молочно-белый, напоен талыми ледниковыми водами. На эту протоку, ошалелый от жары, я наведывался за день много раз, то за водой, то ради того, чтобы искупаться.

Кладу жука на воду. Он не тонет, плывет, его вот-вот унесет в непроходимые заросли водных растений, через которые струится протока. Тогда я устраиваю его на едва выступающий из воды камешек. Жук цепляется за него ногами, потом опускает голову в воду, ползет по камешку вниз и вскоре весь в воде, будто водолаз. Да что с ним такое происходит, уму непостижимо!

Вытаскиваю жука обратно. «Что тебе здесь понадобилось, сухопутному жителю», — думаю почти вслух. Посмотрим еще раз, что жук будет делать в воде.

Ему только и надо окунуться в протоку. Снова залез в воду, побрел по дну, цепляясь за подводные предметы, тихо вышагивает. Тоже аквалангист нашелся!

— Уж не от жары ли сюда забрался? Почему бы ему не искупаться в прохладной проточке. Наверное, пережарился в пустыне! — с сочувствием говорит мой товарищ.

Но подводное купание странного жука затягивается на неопределенное время. У моего же товарища истощилось терпение, и он, не торопясь, направляется к биваку.

С жуком начинают происходить странные вещи. Вначале он испражняется мелкой кашицей, легко уносимой водой. Потом из его кишечника показывается темный и слегка блестящий цилиндр. Он растет с каждой секундой, и теперь я вижу, становится телом червя длиной около двух сантиметров. Я заинтригован, склонился над протокой, загляделся. Проходит еще несколько секунд, червь высунулся еще на несколько сантиметров, ерзает во все стороны, зацепился концом за подводную веточку и ловко закрутился за нее несколькими колечками.

Так вот откуда странная привязанность нашей чернотелки к водным процедурам! В ее теле обосновался враг, круглый червь. Он забрался в жука яичком или крохотной личинкой, а может быть, жук проглотил его, вырос и теперь, извольте удивляться, заставил жука бросить пустыню, отправиться в тугай на поиски воды, в которую обязательно должен попасть для своего дальнейшего развития.

Подобных червей нередко можно увидеть в проточной воде. В народе за их сходство с волосом называют «волосатиком». Такое же название дали им и ученые. Кое-где даже по старинке верят, что конский волос, попавший в воду, оживает и превращается вот в такого червя. Он относится к семейству Gordiacea. Представители семейства паразитируют в насекомых. Став взрослым, червь должен покинуть своего хозяина и попасть в воду. Здесь он дозревает, откладывает яички. Личинки, выйдя из яичек, внедряются в тело водных насекомых. Затем развитие происходит лишь в том случае, если это насекомое будет съедено каким-либо сухопутным насекомым.

Наша чернотелка могла заразиться, проглотив поденку или ветвистоусого комара. После брачного полета их занесло в пустыню из поймы реки Чилик. Но это только предположительно. У многих паразитических червей очень сложный путь развития со сменой многих хозяев, порядок смены которых всегда один и тот же. К своим жертвам паразит приспособился в течение многих сотен тысячелетий, и всякое отступление от принятых традиций грозит гибелью. Ученым нелегко распутывать секреты подобных паразитических червей. У многих из них до сих пор не раскрыт этот заколдованный путь развития. И путь этот образовался случайно, постепенно и закрепился в жизни.

Интересно, что будет дальше с нашим пленником, послушно исполняющим волю червя. Я боюсь потерять и червя, и чернотелку. Их легко может унести течение и поэтому сажаю обоих в кастрюлю с водой. Теперь на биваке смогу спокойно наблюдать за ходом трагедии.

Но с червем происходит что-то неладное. Быть может, алюминиевая кастрюля ему не по душе — в ней нет течения воды или еще чего-либо не хватает для естественной обстановки, запрограммированной в его примитивных нервных клетках. Он не желает выползать из тела жука. Чернотелка же не намерена прощаться с водным образом жизни, размахивает под водой усиками.

Нарушив золотое правило нейтралитета натуралиста в наблюдении за своим объектом, одной рукой я осторожно беру жука, другой рукой пытаюсь извлечь глисту. Ее холодное извивающееся тело внушает отвращение. Но паразит держится на редкость прочно. Придется оставить попытки оказания помощи страдающему насекомому и смотреть, что будет дальше.