Бриллиант в наследство - Андреа Кейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прости меня… Я…
— Да, — услышал он свой ответ. Он был тронут ее искренней прямотой, нечто более сильное, чем его сопротивление, подтолкнуло Слейда. — Да, я останусь с тобой. — Он наклонил голову и приник к ее губам.
Их чувство казалось таким естественным и непреодолимым, их сердца и тела пробудились к жизни одновременно, умоляя о большем. Поцелуй обжигал, испепелял, все вокруг перестало существовать для них.
С радостным возгласом Кортни кинулась к нему в объятия, открывшись для Слейда, она приподнялась на цыпочки, чтобы быть ближе к нему.
Слейд с готовностью принял то, что она предлагала. Неистово обнимая ее, целуя, впитывая ее пьянящий аромат, он стремился заполнить странную внутреннюю пустоту, которая неожиданно сделалась бесконечной и нестерпимой.
— Кортни. — Его пальцы погрузились в прохладный золотистый шелк волос, язык завладел ее ртом. Слейд почувствовал охватившую девушку дрожь, ее руки сильнее обвились вокруг его шеи. К черту весь контроль!
Слейд прижал Кортни к себе, его губы оторвались от ее рта, оставляя обжигающие следы на ее шее, груди. Он все еще помнил, как прикасался к ее обнаженной коже, как ее грудь отзывалась на его ласки, как напрягались соски. Эти воспоминания сводили его с ума, он лихорадочно хотел никогда до нее не дотрагиваться, но еще сильнее ему хотелось никогда не останавливаться.
— О Слейд, — прошептала она. — Это так прекрасно…
— Я знаю. — Его губы снова нашли ее рот, с еще большей жадностью прильнули к нему.
Дрожащими руками Слейд расстегнул платье Кортни, добравшись до гладкой кожи спины. Он вздрогнул от нестерпимого приступа желания, вспыхнувшего в нем от такого простого, даже невинного прикосновения.
Ни о чем не думая, Слейд подхватил Кортни на руки и отнес на кровать, опустившись рядом с ней: страсть целиком захватила его.
— Я хочу тебя, — прошептал он. — Боже, Кортни, я никогда не испытывал такого желания.
Ответила ли она, он не слышал. Спустив с плеч платье, он стянул вниз нижнюю рубашку, сгорая от нетерпения увидеть ее, снова прикоснуться, ощутить нежную кожу под своей ладонью. Сердце дико колотилось в груди, и Слейду было трудно дышать, но оно забилось еще сильнее, когда взору Слейда открылась ее грудь. Он бесконечно долго просто смотрел, завороженный видом нежных, мягких вершин, светло-розовых сосков, затвердевших под его взглядом.
— Слейд?
Голос Кортни донесся до него откуда-то издалека.
— Что?
Он с трудом отвел глаза и встретился с ее застенчивым, неуверенным взглядом.
— Я хорошая? — прошептала девушка.
— Хорошая? — Он с трудом мог говорить. — Да ты… — Господи, где взять такие слова, чтобы описать ее? — Ты просто чудо.
Глаза Кортни наполнились слезами.
— И ты тоже.
Чувство вины укололо Слейда в сердце.
— Нет, милая, я не такой. — Он наклонил голову и поцеловал ложбинку на ее груди, заставив себя остановиться на этом. — Я кто угодно, но не чудо.
— Ты спас мне жизнь, — прошептала Кортни, погружая пальцы в его волосы. — И разбудил во мне чувства, о существовании которых я даже и не подозревала. Разве это не чудо?
Ее откровенное признание придало Слейду силы, которых ему недоставало.
Он медленно поднялся, встретив ее затуманенный взгляд.
— Я же Хантли, милая. А это проклятие, а не чудо.
— Я не верю в проклятия. И ты тоже, ты сам говорил мне об этом.
— Я сказал, что не верю, что черный бриллиант несет в себе проклятие, но, к несчастью, сама жизнь подтверждает это. А история моей семьи тому доказательство.
— Но поиски закончены.
— Нет.
— Ваша семья больше не причастна к этому. Ты отдал бриллиант Армону.
— Нет, не отдал.
В комнате воцарилась напряженная тишина, которую нарушало только тиканье часов.
— Что ты сказал? — вымолвила наконец Кортни.
Слейд сел, его раздирали самые противоречивые чувства.
— Нам нужно поговорить.
— Очевидно, нужно. — Кортни поднялась и села, натягивая платье неловкими, застенчивыми движениями.
— Позволь мне. — Слейд поправил платье, страстно желая забрать назад свое откровенное признание. Черт возьми! Он никогда никого не посвящал в свои тайны, никого не допускал в свои мысли или действия. Почему же сейчас, когда все поставлено на карту, он вдруг оказался неспособен держать рот на замке? Неужели он потерял не только сердце, но и мозги?
— Я не могу дотянуться до пуговиц. Если ты их застегнешь, то я сделаю все остальное. — Голова Кортни была опущена, а голос звучал тихо, пока она пыталась справиться со спинкой платья.
Глядя на рассыпавшуюся копну золотистых волос, Слейд ощутил прилив стыда и сожаления. Он был в ответе за самоосуждение Кортни, ее унижение. Он действовал самоуверенно, им руководили новые, незнакомые чувства, на которые Слейд не имел права. И хотя она лишила его самоконтроля, хладнокровия и рассудка, ему все-таки удалось взять себя в руки, ведь он знал, что у них нет будущего, что он причинит ей только боль. И что сказать ей сейчас, чтобы уменьшить ее смятение и сомнение?
Уменьшить? Да он только еще больше смутит ее.
— Кортни, — Слейд приподнял ее подбородок. — Прежде чем приступить к тому, что, как мне кажется, будет весьма сложно объяснить, мне важно, чтобы ты знала, что я могу повторить каждое слово из сказанных тебе несколько минут назад. Ты прекрасна. И я никогда ни к кому не испытывал таких чувств, как к тебе, я хочу тебя.
— Я верю тебе. — Кортни подняла голову, и Слейд был поражен, не увидев признаков стыда или сожаления, как ожидал. Наоборот, в ее зеленых глазах, внимательно смотревших ему в лицо, сквозило сочувствие, а не раскаяние. — Тебе не нужно убеждать меня или утешать. Я нисколько не сожалею о том, что здесь произошло, чуть не произошло, — поправилась она. — Я сожалею только о причинах, которые заставили тебя отступить.
— Ты не знаешь, что это за причины.
— Может, и нет. Но подозреваю, что они вытекают из твоего представления о защите и самозащите.
Ее утверждение отвлекло Слейда от признания, которое он собирался сделать.
— Самозащита?
— Конечно, — вздохнула Кортни. — И ты озабочен этим даже больше, чем защитой других, хотя и не всегда осознаешь это.
Ее проницательность поразила его, так что все сжалось у него внутри.
— Ну тогда объясни, от чего я пытаюсь защититься?
— От боли. Ты боишься допустить кого-нибудь в свою жизнь, к своему сердцу. Боишься позволить, чтобы кто-то проник сквозь тридцать один год одиночества, одиночества, которое усилилось после смерти твоих родителей. — Она прикоснулась к его подбородку. — Я не виню тебя, Слейд. Гораздо легче и безопаснее держаться особняком.