Утопленник из Блюгейт-филдс - Энн Перри

— Ты заставил меня посмотреть на бедняков, и это пошло мне на пользу. — Она по-прежнему сжимала в руке иголку с ниткой. — Быть может, мне для твоего образования следовало предоставить тебе возможность хоть краем глаза взглянуть на другой мир — изнутри, — тихо произнесла она. — Дети из высшего света также бывают несчастными, равно как и неприятными. Все относительно. Вопрос лишь в том, что они стремятся к чему-либо недоступному или видят у другого то, что хотят иметь сами. Чувства одни и те же, жаждет человек кусок хлеба или бриллиантовую брошь. Это касается и любви. Самые разные люди обманывают, воруют — а иногда и убивают, если не могут получить всего, чего хотят. Больше того, — Шарлотта глубоко вздохнула, — больше того, быть может, тем, кто привык всегда получать желаемое, проще преступить закон, чем тем, кто частенько был лишен самого необходимого.

— Ну хорошо, — с некоторой неохотой признал Питт. — Предположим, Артур Уэйбурн был законченным эгоистом, крайне неприятным типом — и что с того? Определенно, он не был настолько неприятен, что кто-то убил его только за это. В таком случае мы бы недосчитались половины аристократии!

— Можно обойтись и без ехидства, — сверкнув глазами, заявила Шарлотта. Она яростно воткнула иголку в ткань, но не стала вытаскивать ее с другой стороны. — Вполне возможно, Артур поплатился именно за это. Предположим… — Она нахмуривалась, сосредоточиваясь на мысли, стараясь облечь ее в слова. — Предположим, Джером говорил правду. Он никогда не ходил к Альби Фробишеру, никогда не позволял себе фамильярности ни с кем из мальчиков — ни с Артуром, ни с Годфри, ни с Титусом.

— Ну хорошо, в отношении Годфри и Титуса у нас есть только их слово, — возразил Питт. — Но насчет Артура не может быть никаких сомнений. Полицейский врач был категоричен. Об ошибке не может быть и речи. И зачем остальным мальчикам лгать? Это же бессмысленно! Шарлотта, хоть тебе это не нравится, ты ставишь здравый смысл с ног на голову в попытке обелить Джерома. Все указывает на него.

— Ты не даешь мне договорить. — Отложив шитье на столик, Шарлотта отодвинула его от себя. — Разумеется, у Артура была связь — возможно, с Альби Фробишером, почему бы и нет? Может быть, именно от него он и заразился. Кто-нибудь проверял Альби на сифилис?

Она сразу же почувствовала, что ее слова произвели желаемый эффект. Это проявилось у нее на лице — смесь торжества и сожаления. Питт почувствовал, как по всему его телу разлился леденящий холод. Никому не пришло в голову осмотреть Альби. А поскольку Артура Уэйбурна не было в живых — он был убит, — Альби, естественно, не собирался признаваться в том, что был с ним знаком. В этом случае он стал бы первым подозреваемым; если бы он был виновен, это устроило бы всех. Однако никто даже не подумал проверить Альби на наличие венерических заболеваний. Какое упущение! Какое немыслимое, некомпетентное упущение!

Но как быть с тем, что Альби опознал Джерома? Он сразу же подтвердил сходство.

Однако, с другой стороны, что сказал Гилливрей, когда только впервые нашел Альби? Быть может, он, показывая фотографии, подтолкнул Альби опознать Джерома? Сделать это было проще простого — всего лишь одно настойчивое предположение, небольшое изменение формулировки вопроса. «Это ведь тот самый человек, не так ли?» В своем стремлении добиться результата сержант мог не придать этому значения.

Шарлотта наморщила лоб, ее щеки залились румянцем, который, возможно, был вызван стыдом.

— Никто его не проверял, ведь так? — Это был не вопрос, а констатация факта. В голосе Шарлотты не было осуждения, однако это нисколько не уменьшило сознания собственной вины, захлестнувшее Питта.

— Нет.

— Как и остальных мальчиков — Годфри и Титуса?

Это было немыслимо. Питт явственно представил себе, как отнесся бы к подобной просьбе Уэйбурн — и Суинфорд. Он уселся в кресле прямо.

— О господи, нет! Не думаешь же ты, что Артур водил их… — Питт представил себе лицо Этельстана, если бы он высказал подобное предположение.

Шарлотта невозмутимо продолжала:

— Быть может, мальчиков развращал не Джером — возможно, это был Артур. Если у него развился вкус к подобным извращениям, не исключено, что он надругался над ними.

На самом деле ничего невозможного в этом не было. Больше того, это не казалось и таким уж невероятным, если исходить из первоначального предположения, что Артур и сам был преступником, а не только жертвой преступления.

— Но кто же его убил? — спросил Питт. — Какое Альби до этого дело? Подумаешь, одним клиентом больше, одним меньше. За те четыре года, что он занимается этим ремеслом, через него, должно быть, прошли сотни.

— Мальчишки, — не задумываясь, ответила Шарлотта. — Если это нравилось Артуру, никак не следует, что это нравилось им. Возможно, ему удавалось подавлять мальчишек по одиночке, но когда они узнали, что оба подвергаются надругательствам, они могли объединиться и покончить с ним.

— Где? В каком-нибудь борделе? Не слишком ли это сложно для…

— У себя дома! — быстро сказала Шарлотта. — Почему бы нет? Зачем куда-то уходить?

— В таком случае как они избавились от трупа втайне от родителей и слуг? Как дотащили его до канализационного люка, связанного с блюгейтской системой? Оба живут в нескольких милях от Блюгейт-филдс.

Однако возражение Томаса нисколько не смутило Шарлотту.

— Смею предположить, им помог в этом отец одного из них — а может быть, даже оба. Вероятно, тот, в чьем доме это произошло. Лично я склоняюсь к тому, что это был сэр Энсти Уэйбурн.

— Он скрыл убийство своего собственного сына?

— Артур умер, и воскресить его было нельзя, — рассудительно заметила Шарлотта. — Если бы отец не скрыл случившееся, он потерял бы и второго сына, и у него не осталось бы никого. Не говоря уж о том, что последствия этого немыслимого скандала семья ощущала бы еще как минимум сто лет! — Она подалась вперед. — Томас, по-моему, ты не понимаешь, что высшая аристократия, хоть она и не умеет застегнуть сапоги и сварить яйцо, в вопросах выживания в привычном для нее мире ведет себя сугубо практично. Для обыденных вещей есть слуги, поэтому можно не утруждать себя. Но когда дело доходит до светского коварства, они могут поспорить с семейством Борджиа![7]

— По-моему, у тебя очень пылкое воображение, — мрачно возразил Питт. — Пожалуй, мне нужно повнимательнее присмотреться к тому, что ты читаешь в последнее время.

— Я не кухарка! — язвительно ответила Шарлотта, давая волю гневу. — Я буду читать то, что хочу. И не нужно особого воображения, чтобы представить себе, как трое подростков играют в весьма опасную игру ознакомления со своими аппетитами, и их знакомит с извращениями самый старший из них, которому остальные полностью доверяют; затем они выясняют, что все это отвратительно и мерзко, но они слишком запуганы и боятся ему отказать. Подростки объединяются, и однажды, возможно, намереваясь лишь хорошенько припугнуть своего старшего товарища, заходят слишком далеко и убивают его.

Она мысленно представила все это, и ее голос наполнился убежденностью.

— Тут, естественно, мальчишки приходят в ужас и обращаются к отцу одного из них; тот видит, что Артур мертв и речь идет об убийстве. Судя по всему, замять дело, представить все как несчастный случай не удалось. Под давлением могла бы всплыть безобразная правда об извращенных наклонностях Артура, о его страшной болезни. Поскольку теперь уже ничто не могло ему помочь, лучше было подумать о живых и избавиться от тела так, чтобы оно никогда не было обнаружено.

Переведя дыхание, Шарлотта продолжала:

— Потом, разумеется, когда тело было обнаружено, и ужасная тайна стала известна, нужно было спешно подыскать кого-нибудь, чтобы свалить на него всю вину. Отец знает о ненормальных вкусах Артура, но, возможно, ему не известно, кто впервые приобщил подростка к извращениям, и он отказывается поверить в то, что всему виной его собственная натура. Если оба мальчика — напуганные правдой, признанием в том, что Артур водил их к проституткам, — покажут, что это был Джером, которого они недолюбливают, им поверят, и в этом случае Джером, естественно, морально повинен в смерти Артура — так пусть же его обвинят в этом и буквально. Он заслуживает смерти — пусть его повесят! А к этому времени мальчики уже не смогут отказаться от своих слов. Разве у них хватит духу? Полиция и суд выслушали ложь и поверили ей. Теперь остается только смириться с неизбежным.

Питт сидел, погруженный в раздумья. Шли минуты. Стояла полная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием и тихим шипением огня в камине. То, что предлагала Шарлотта, было возможно — вполне возможно — и бесконечно мерзко. И не было никаких фактических свидетельств против этого. Почему он сам не подумал об этом раньше — почему никто не подумал об этом? Не потому ли, что всем было гораздо удобнее свалить вину на Джерома? Обвинить наставника можно было без какого-либо риска для карьеры, даже если по какому-то непредвиденному стечению обстоятельств это в конечном счете так и не удалось бы доказать.