Приговор на брудершафт - Геннадий Геннадьевич Сорокин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Протоколы допроса изготавливаются на второсортной серой бумаге. Жевать ее проще, чем гладкие лощеные листы, но проглотить без большого количества воды нереально. Ком в горле застрянет и перекроет дыхание.
Разжевав протокол в единую массу, Титова инстинктивно потянулась к воде, увидела червячков и срыгнула жеваный ком. Не дав Воронову опомниться, она подскочила к окну и выбросила жвачку в открытую форточку. Судя по раздавшимся с улицы воплям, ее бросок нашел свою цель.
– Ей-богу, детский сад какой-то, – с укоризной попенял Воронов. – Зачем вы съели свой собственный протокол допроса? Вы что, не знали, что в нем написано? Я хотел продемонстрировать его для освежения памяти, а вы, рискуя здоровьем, чуть не подавились ничтожным документом.
– Что вам надо от меня?
Титовой было больно говорить. Бумага повредила глотательные мышцы горла.
– Так-то лучше! – похвалил Воронов. – Мы построим нашу беседу следующим образом: я задаю вопросы, вы отвечаете. Вначале я предлагаю поговорить о Дерябиных, об изнасиловании невинной девочки Лены. Потом пробежимся по квартире Долматова. Меня интересуют несколько чисто технических вопросов. До самой квартиры и права на проживание в ней мне дела нет. Итак, вы готовы? Ах, да, забыл уточнить один момент! Если мы не придем к консенсусу, то я лишу вас работы и превращу ваш диплом о высшем юридическом образовании в кусок прессованного картона, который будет годиться только для того, чтобы на него сковороду с жареной картошкой ставить. Итак, поговорим?
– Я напишу жалобу прокурору, и вас арестуют. Вы, вообще, кто такой? Вы сотрудник милиции или нет? По какому праву вы удерживаете меня здесь?
– Все ответы за окном, – загадочно ответил Воронов. – Посмотрите, и вы убедитесь, что со мной шутить не стоит.
Титова осторожно подошла к окну.
– Там крыльцо изолятора временного содержания. Какая-то женщина в форме курит. Что это значит? Вы на что намекаете?
– Единственный момент, который я не учел – это вид из окна, – сокрушился Воронов. – Согласен, пейзаж неподходящий. Но если посмотреть выше здания ИВС, то что вы увидите? Облака, крыши, антенны? Нет. Там, за стенами, кипит новая жизнь под названием «перестройка». Она фонтанирует гласностью и жаждой обновления общества, стремлением вскрыть его пороки и очиститься от скверны.
– Господи, какое словоблудие! Это вы Горбачева цитируете?
– Нет. Следователя Буглеева. Недавно я имел честь быть у него на приеме…
– Что вам надо? – перебила адвокат.
– Вот газета, в ней заметка.
Воронов достал номер «Тихоокеанской звезды» за прошлую неделю.
– Прошу вас, не пытайтесь сожрать эту газету. В этом будет еще меньше смысла, чем в глупой выходке с протоколом. Протокол был в единственном экземпляре, а газета «Тихоокеанская звезда» во всех киосках «Союзпечать» продается.
– Давайте сюда вашу мерзкую газетенку!
Титова прочла статью о разоблачении лжеафганца Малькова, пожала плечами.
– Ничего не понимаю! При чем здесь я?
– Вика! – Воронов подпрыгнул к адвокату, выхватил газету. – Ты решила дурочкой прикинуться, сделать вид, что не понимаешь, о чем идет речь? Ты посмотри сюда и прочитай между строк. Видишь, что здесь написано? Здесь не про мошенника Малькова идет речь, а о свободе прессы! Табу отменены, публика жаждет жареных фактов, скандальных новостей. По городу рыщут десятки корреспондентов. Они готовы опубликовать любую пошлятину, лишь бы вышло позабористее и поскандальнее. В статейке о лжеафганце нет ничего такого, что могло бы затронуть интересы каждого хабаровчанина. Был такой Мальков, жульничал, и что с того? Он никого не обокрал и не обманул, кроме своих товарищей. Случай с ним – это курьез, эксцесс исполнителя. Плевать народу на этого Малькова. А твоя история всколыхнет весь город. Все юридическое сообщество будет ее обсуждать. Бомжи на помойках будут клочки газеты со статьей про тебя из рук в руки передавать и зубы скалить. Бомжам ведь приятно будет узнать, что на свете есть человек, которому руку при встрече подавать не стоит. Запачкаться можно.
– Что вы себе позволяете…
– Помолчи! – приказал Воронов. – Если мы не придем к согласию, то на этом наша встреча будет окончена. Завтра или послезавтра редакция «Тихоокеанской звезды» получит эксклюзивный материал, подтвержденный копиями из уголовного дела, объяснениями Долматова и комментариями Буглеева. Я был в зоне у Долматова, он мне про тебя такого рассказал! Весь город взахлеб читать будет, как ты его мамашу вокруг пальца обвела. Статеечку корреспонденты назовут «Мошенница из юридической консультации». Первый абзац будет выглядеть примерно так: «Некоторые будущие адвокаты начали заниматься мошенничеством еще на институтской скамье». Ну как, проняло? Поставь себя на место любого хабаровчанина. Ты хочешь получить правовую помощь по пустяковому вопросу, а в юридическую консультацию идти страшно – обворуют, без последних штанов оставят! Как можно адвокатам доверять, если они жульничать еще в институте учатся? Редакция, конечно, не станет публиковать непроверенные материалы…
– Дальше – не надо, – мрачно заявила Титова. – Объясни толком, что ты хочешь от меня?
– Я хочу, чтобы ты была моим проводником на пути познания истины. Не надо с таким изумлением смотреть на меня. Я просто называю вещи своими именами. Есть мутная история о похотливом морячке, который получил восемь лет за две недели беспробудного веселья. Я хочу разобраться в этой истории и понять, кто подтолкнул Долматова в жернова правосудия, кто сфальсифицировал его дело?
– Не я, это точно, – заверила Титова.
– Мне нравится, как прогрессируют наши отношения. Мы перешли на «ты» и потихоньку приступили к воспоминаниям о днях минувших. Здесь продолжим разговор или пойдем на улицу? Сегодня чудесная погода. Прогуляемся до горсада. Я тебя мороженым угощу.
– Пошли! – Титова встала, одернула юбку, посмотрела Воронову в глаза: – Про тебя бы заметку написать! Кстати, ты кто такой?
22
Воронов и Титова спустились на Уссурийский бульвар, пошли в сторону набережной.
– Объясни еще раз, зачем тебе все это надо? – спросила адвокат.
– Если в двух словах, то из любви к искусству и из стремления познать мир. Представь: сидит некий художник и малюет картину, которую никто не купит. Мало того, увидев его творение, все будут смеяться, издеваться над художником, называть его полотно бездарной мазней. Быть может, это так и есть, но в процессе создания картины художник экспериментирует с красками и полутонами, учится отображать игру теней. Пройдут годы, и он создаст бесценное полотно, которое никогда бы не появилось на свет, если бы не экспериментальная мазня. В деле Долматова меня интересует движение жерновов правосудия. Жил-был безобидный человечишка: любил выпить, весело провести время в женском обществе. В какой-то момент его подтолкнули к жерновам, и от Долматова остались рожки да ножки. У него, кстати, ни одного здорового зуба во рту нет, одни гнилые пеньки.
– Тебя точно не интересует квартира? Сразу предупреждаю: ни один суд не вернет ее ни Долматову, ни его представителям. Моя прописка в квартире и ее обмен были совершенно законными.
– Долматов настроен биться за квартиру. Он выйдет осенью, вполне возможно, найдет тебя, и вы с ним обсудите нюансы прописки и выписки. Меня в истории с квартирой больше всего интересует фотография. Ничего не хочешь про нее рассказать? Опасности-то никакой нет. Я уверен, что оригинала фотографии больше не существует.
– Так и быть! Уболтал, расскажу. Все началось с визита к матери Долматова. Он
