Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник - Леонид Резников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В главной комнате, где Мансур обычно принимал гостей и вершил свои черные делишки, было не так душно, как в спальне – окна комнаты выходили на огромный фонтан, выбрасывающий свои хрустальные, ломкие струи высоко вверх, и потому с улицы тянуло влажной свежестью. Журчание воды действовало на Мансура успокаивающе, и он постепенно расслабился, поудобнее устроившись на подготовленном ему мягком ложе и вдыхая ночные ароматы. Мансур даже позволил себе улыбку, настолько ему стало хорошо. Глаза сами собой закрылись, губы сладко почмокали. Мансур приготовился спать.
Но не тут-то было. В окно впорхнул очередной голубь.
Визирь, потревоженный шорохом крыльев, распахнул глаза и проследил за голубем, наматывающим круги под самым потолком. Птица, немного покружив по комнате, спикировала вниз, уселась прямо на чело Главного сборщика налогов и принялась ворковать, дергая головой, будто почтительно кланялась.
– Что, опять?
Сил у Мансура уже не осталось, и он лишь лениво смахнул голубя со лба и повернулся набок, лицом к стене. Но голубь, счастливый тем, что вернулся домой не собирался сдаваться. Он упорно продолжать штурмовать голову Мансура, требуя к себе внимания.
– Да уйдешь ты от меня или нет, иблисово отродье! – замахал на голубя руками Мансур. – Кыш! Пошел вон! Кому говорю? Отстань от меня!
Голубь отлетел в сторонку, удобно устроился на узком подоконнике и, нахохлившись, с осуждением в бусинках глаз уставился на своего хозяина; тот – на голубя. И тут начался самый настоящий ночной кошмар, с той лишь разницей, что все происходило наяву. Один за другим в окно начали влетать голуби, выписывать по комнате кренделя, неистово, словно от радости, гадя на все, включая несчастного Мансура, не успевавшего увертываться от птиц и лишь заслонявшегося от них руками. Вы же помните, что голуби, перед тем как отправиться восвояси, плотно поужинали, а полет был долгим – в общем, сами все понимаете.
В мгновение ока Мансур был сплошь покрыт птичьим пометом, не хуже статуй и памятников, что стоят в парках и скверах годами. Крайне довольные собой птицы, воркуя и распушая хвосты, опускались ему на голову, плечи, важно прохаживались по рукам и ногам, не обращая ровным счетом никакого внимания на слабые протесты хозяина жилища.
– Уберите их! Уберите их от меня! – кричал уже порядком осипший Мансур. – Эй, кто-нибудь! Слу-уги, карау-ул!!!
Возникшая в распахнувшихся с грохотом дверях прислуга, быстро разобралась в происходящем и накинулась на голубей с метлами, тряпками, палками и всем, что попадалось под руку. Птицы всполошились по-настоящему и заметались по комнате, гадя с утроенным рвением. Вылететь на улицу им почему-то не приходило в голову. А через окно прибывали все новые и новые птицы.
Мансур, поскуливая, на четвереньках прополз меж снующих ног, выбрался из комнаты и в полном изнеможении растянулся посреди коридора. Подле него по обе стороны возникли двое стражников, подхватили на руки бесчувственное тело своего господина и потащили в умывальню, где Мансура быстро, брезгливо воротя носы, раздели четыре наложницы, опустили в бадью с горячей водой и взялись отдраивать от птичьего помета. Мансур, разомлев то ли от горячей воды, то ли от нежных прикосновений женских рук, так и уснул в бадье. Как его обтирали насухо, одевали и переносили на свежую постель, устроенную рядом с гаремом, он не помнил.
Махсум явился на прием к Главному сборщику налогов, когда солнце уже поднялось над верхушками пальм, росших под самыми окнами дворца. Войдя в комнату, куда их пригласил слуга, с поклоном указав рукой на дверь, Махсум в сопровождении своего телохранителя остановился у дверей и в знак приветствия дернул подбородком. Ахмед, напротив, очень низко поклонился – страх перед влиятельными людьми в нем был неискореним, и, надо заметить, не без причины. Еще двое разбойников ввели в комнату трех рабов и замерли по обе стороны от них.
Сонный и злой, будто невыспавшийся хорек, Мансур восседал за дастарханом, лениво потягивая из пиалы зеленый чай. Гостям он из принципа не предлагал, лишь одним глазом мельком удостоил вошедших и отвернулся к окну, будто никого, кроме него, в комнате не было. Кабинет, нужно сказать, слуги уже успели прибрать, начисто оттерев пол, стены, мебель и большую китайскую вазу, стоявшую в углу комнаты. Виновники ночного переполоха были все до единого пойманы и заключены в тесную клетку, стоявшую на окне. Голуби сидели друг у друга на головах, словно сельди в банке, недовольно лупили глаза на своего хозяина и явно не понимали, за что им вышла такая опала.
– Почему не кланяешься, как положено? – спросил Мансур, не поворачивая головы. Вопрос был явно адресован Махсуму, но тот и бровью не повел.
– С вашего позволения, оставим придворные глупости, – дерзко ответил Махсум, делая шаг вперед. – Мы с вами деловые люди, Мансур-ако, и поэтому давайте сразу перейдем к делу.
Мансур от такой наглости собрался было кликнуть стражу с острыми секирами – какой-то паршивый, заносчивый юнец считает его ровней себе! – но сдержал гнев.
– Деловые? Возможно, но я не вижу, чтобы ты занимался делом. – Мансур допил чай и отставил на низкий столик пустую пиалу. – Рассказывай, кого ты мне приволок сегодня?
– Это рабы, которых мы захватили, – гордо сказал Махсум.
– Уже кое-что! – Мансур заметно повеселел, в глазах у него загорелись алчные огоньки. Он вскочил с подушек, быстро пересек кабинет и принялся едва ли не обнюхивать «товар». – Девчонка хороша, нет слов! – прицокнул он языком, качая головой. – Мальчишка тоже может сгодиться, но вот старик совершенно негоден, мда.
– Они идут одним комплектом!
– Как-как? – переспросил Мансур, повернувшись к Махсуму и сцепив руки за спиной. – Ком-плектом? Что такое ком-плект?
– То есть вместе, в одной упаковке, – охотно пояснил Махсум визирю. – Они родственники.
– Э-э, какое это имеет значение, – скривил губы Мансур, вглядываясь в изможденное лицо старика. – А остальные рабы? Они, верно, ждут во дворе?
– Это все, – коротко ответил Махсум, даже не поведя бровью.
– Как… все? – пошатнулся Мансур от такого заявления, схватившись за правый бок. – А остальные? Где остальные, я тебя спрашиваю, о моя несчастная больная печень?!
– Разбежались по милости тех коней, что вы нам всучили.
– Как так? – Мансура опять повело, и он отступил на шаг назад, теперь уже хватаясь за сердце. – Ты опять? – задохнулся
