Долгий сон - Ричард Райт

— Не хнычь, ниггер, а то дождешься, правда, будет о чем голосить! — доверительно понизив полный издевки голос, предостерег его Клем.

— Убери ты его, пусть ревет в другой камере, — предложил кто-то. — Надо ж нам посмотреть представление.

— Правильно. — Клем отшвырнул Тони к другому полицейскому. — Выведи ниггера.

— Только вы без меня не начинайте, ладно? — крикнул тот от двери.

— Хорошо.

Рыбий Пуп глядел куда-то мимо, как будто не замечая никого, из-под мышек у него, щекоча кожу, стекали струйки пота. Запыхавшись, вбежал полицейский, который провожал Тони, глаза у него блестели нетерпением.

— Готово. Теперь давай!

— Ниггер, — дружелюбно начал Клем. — Я хочу, чтобы ты мне сделал маленькое одолжение. Я вот им, друзьям своим, рассказал, какой ты мастер терять сознание. Так уж ты по знакомству представь для нас небольшой обморок, а?

Рыбий Пуп продолжал с каменным лицом глядеть в пространство, ничего не отвечая.

— Что же ты, ниггер, не хочешь меня уважить? — мягко спросил Клем.

Рыбий Пуп сидел точно изваянный из черного гранита.

— Похоже, ты нынче говорить разучился? — По голосу полицейского было ясно, что он начинает выходить из себя.

Рыбий Пуп упрямо молчал, глядя мимо, чувствуя, как у него сводит желудок. Клем быстро отступил, выхватил нож — блеснуло длинное лезвие — и, сделав снова шаг вперед, нацелил сверкающее острие ему в пах.

— Сейчас отчекрыжим твое хозяйство да вывесим сушиться на солнышке!

Полицейский присел, сделал выпад, и его жертвой помимо воли вновь овладело ощущение, уже испытанное в полицейской машине: ноги и руки точно отвалились, поплыла голова…

— Так не желаешь падать в обморок, ниггер? Ну получай!

Клем схватил его за ляжку, и, как тогда, огромная черная завеса застлала мир перед его глазами, и Рыбий Пуп провалился в бездонную темноту. Через минуту он пришел в себя, лежа ничком на каменном полу; в его ушах гремел хохот; лицо и грудь были залиты холодной водой. Над ним с пустым стаканом в руке стоял Клем.

— Ничего, ниггер. — Голос был чувственный, вкрадчивый. — Свободно можешь бегать на свидания к своей зазнобе — даже, я полагаю, жениться можешь.

Рыбий Пуп лежал, глядя мутными глазами, как камера и люди в ней то принимают четкие очертания, то опять расплываются.

— Видел, как у него лапы заелозили?

— А глазищи-то закатил под самый лоб, как словно ставни задвинул на окошках.

Рыбий Пуп, едва дыша, смотрел на искаженные смехом лица.

— Ладно, ниггер. Все. Вставай-ка… Оп-па!

Он хотел послушаться, но не мог — тело было точно чужое. Он приподнял голову и увидел, что в камеру большими шагами вошел седой рослый мужчина. Полицейские окружили его.

— Все исполнил в точности, лейтенант, — радостно доложил ему кто-то.

— А я думал, болтает Клем, — сказал седой лейтенант. — Это как же — фокус или на самом деле обморок?

— Настоящий обморок, лейтенант. Без обмана. — Клем повернулся на каблуках. — Эй, ниггер! Вставай!

Он потянул свою жертву за руку, и Рыбий Пуп поднялся, покачиваясь на ватных ногах. Его опустили на скамью, и он привалился к стене, бессмысленно устремив перед собою взгляд.

— Морочит он вам голову, вот что, — сказал лейтенант, оценивающе меряя его серыми глазами.

— Показал бы, Клем, лейтенанту, как это у тебя получается.

Седой лейтенант басовито хмыкнул, жуя длинную черную сигару, — было видно, что он не против поразвлечься. Клем привычно выхватил нож, выщелкнул наружу сверкающее лезвие и подался всем телом вперед.

— Не надо, — прошептал Рыбий Пуп, снова теряя под собой опору и бессильно погружаясь в небытие.

На этот раз, когда его привели в чувство, оказалось, что он сидит на полу и чьи-то руки поддерживают его, не давая упасть. Стены камеры дрожали от хохота. В дверях появился человек с золотой звездой на груди.

— Здравия желаем, капитан.

— Привет, ребята. Это и есть твой слабонервный, Клем? — спросил капитан.

— Он, капитан. Собственной персоной.

— Подшутить надо мной сговорились, наверно, — усмехнулся капитан.

— Ей-богу, нет! — Лейтенант прищелкнул пальцами. — Р-раз — и лежит без памяти.

— Что-то не верится, — сказал капитан.

— А вот посмотрите, — сказал Клем.

В руке у него опять был нож, и опять его лезвие было направлено Пупу в пах. Рыбий Пуп уперся взглядом в острие ножа, рот у него открылся, дыхание участилось.

— Держись, ниггер! На этот раз шутки по боку — отхвачу, запихаю тебе же в пасть и зашью к чертовой матери! — прорычал Клем, подскакивая ближе.

Все повторилось в точности как прежде, но с тою разницей, что теперь Рыбий Пуп превозмог трижды испытанные ощущения. Уже надвинулась черная завеса, уже немели руки и ноги, но где-то в глубине, не подвластная ничему, твердым желваком засела ненависть. Рыбий Пуп моргнул и снова вперил взгляд в острие направленного ему в пах ножа. Его раздирал страх, но голова оставалась холодной и ясной.

— Чего дожидаешься, любимец публики? Неужели трудно упасть в обморок, когда просят? — свирепо сказал Клем.

Рыбий Пуп медленно поднял усталые глаза и посмотрел прямо в лицо белому.

— Ха! Похоже, ниггер-то меня больше не боится.

Рыбий Пуп смотрел на него, не говоря ни слова.

— Ведь самое дорогое отрежу, ниггер!

Рыбий Пуп по-прежнему не опускал глаза. Клем отвел нож и отступил.

— Не желает, будь он неладен. — Он досадливо сплюнул.

В камере рассмеялись с облегчением.

— Попривык он к тебе, Клем, — сказал лейтенант.

— Да он вас с самого начала водил за нос, — насмешливо проворчал капитан.

Рыбий Пуп смотрел на них угрюмо. Пускай хоть убивают, с обмороками у него покончено на всю жизнь. Никогда больше он не даст так надругаться над собой. Он следил, как Клем, щелкнув, убирает лезвие, прячет нож в карман и подходит, заглядывая ему в глаза.

— Ты на меня не обиделся, ниггер? — спросил он негромко.

Рыбий Пуп сидел, не меняя выражения лица.

— Это я так, ниггер, шутки шучу. Я у тебя, чернявенький, волоса не трону на голове, ты же знаешь, верно?

Хоть бы уж звуки этого ненавистного голоса не долетали до его ушей!

— Ладно, пусть его слегка очухается, — сказал капитан.

— Правильно. Он свое получил, — сказал лейтенант.

Смеясь, переговариваясь, они потянулись из камеры. Рыбий Пуп провожал их глазами. Один, отстав немного, задержался у забранной решеткой двери и остановил на нем долгий взгляд. Потом горько усмехнулся.

— Мужчину сегодня из тебя сделали, а, паренек? — пробормотал он и вышел, захлопнув за собой дверь.