Ловушка для Черного Рейдера - Фридрих Незнанский

Костя кивнул.

— Давай заказчика — кто он и откуда? Впрочем, я догадываюсь, но проверка не помешает. И карта — твоя.

— Он только фамилию свою назвал, когда «корочки» однажды показывал, но я не успел тогда посмотреть. Такой, на боксера похож. Зоткин — фамилия. Не знаю, откуда он. Наверное, опер. Просто сказал, что нужно на вас все, что получится.

Мы в моей машине за вами ехали, за черной «Волгой», он и показал. Ну, я и… А гонорар — кошкины слезы, пятьсот рублей.

Турецкий вспомнил тощую и жалкую пачку пятидесятирублевых купюр. Невелик провинциальный гонорар, это даже и не тридцать сребреников.

— А куда ты должен доставить? И — сроки? Когда?

— Он сказал: сегодня сам заедет в конце дня, и чтоб я «откатал» уже, что есть.

— Он на машине?

— Обычный милицейский «УАЗ». Старый.

— Ну, и «откатай»… Ах, какой славный был тот кадр! — Турецкий мечтательно возвел очи к потолку. — Жаль, конечно, если такая красота к этим засранцам попадет. И нашел же ты, понимаешь, кому Венеру Милосскую показывать!.. Ну, ладно, а перед ними оправдайся за свой фингал тем, что самое главное у тебя чуть было не получилось. Пока, понимаешь? И пусть подождут. Ты нарвался на нас, когда мы уже на травке расположились, но у тебя под ногой ветка хрустнула. А я сразу вскочил, ну а ты еле ноги унес. Потому что я был без брюк и догонять не стал. Но вот в следующий раз… Ты, мол, слышал, как мы договаривались потом с капитаном днями повторить поездку. Очень люкс нам на его яхте понравился… Да, а как этот твой Зоткин выглядит? Опиши, ты же — художник!

Костя маленько «расцвел», похвала истинного ценителя всегда расслабляет «большого художника». И он описал довольно-таки подробно характерную внешность того человека, которого, как он проговорился нечаянно, видел не раз. Не впервые выполняет подобные заказы. И чем-то этот опер уж очень напомнил Турецкому субъективный портрет одного из мучителей, данный в показаниях — не то Нины, не то Маркина. А если это — одно и то же лицо, любопытно будет проследить, откуда оно. Из Пригородного, где допрашивали Маркина? Или из Богоявленска, из того дома, в подвале которого держали Нину? Так надо поехать и посмотреть. Хотя успел уже и там побывать Турецкий, сопровождаемый участковым и Ниной. И фотографии этого дома в своем деле имел, и даже имя хозяина, точнее, хозяйки, знал.

Но, что опять-таки весьма интересно, да и характерно для местных борцов с преступностью, следователь Иннокентьев, «прошедший» якобы по следам пострадавшей Нины Крюковой, по его уверениям, не нашел сперва самого дома, потом подвала в нем не обнаружил, а затем уж и вообще каких-либо следов насилия в том, тщательно вымытом подвале, где все равно пованивало застарелым дерьмецом, напоминая мимолетное торжество Нины Крюковой.

И даже одежду Нины, переданную ему для проведения судебно-медицинской экспертизы, следователь-дознаватель потерял. Впрочем, не он сам потерял, а, оказывается, курьер, который повез вещественное доказательство из отделения в лабораторию к судебно-медицинскому эксперту. Что ж, когда все из рук валится, случается и такое. Неудача за неудачей, и ничьей здесь вины…

А вот в другом вопросе официальному следствию не повезло. Капитан Дергунов, постоянно почитывающий в домашних условиях криминальную хронику, не сомневался в подобном исходе, и все материалы, которые передавал дознавателю Иконникову, продублировал, включая «тесты», сделанные травматологом Ларисой Игнатьевной. Насчет «генетики» у них было трудновато, но дубликаты материала оставались. И Александр Борисович, познакомившийся с «тетей Ларой», как звали ее соседи в Богоявленске, немедленно получил «исходный материал». А Светлана, пока он отвлекал на себя внимание «хвостов», отправила тесты с проводницей в Москву, в Центральную генетическую лабораторию. На Казанском вокзале поезд должен был встретить «человек Грязнова» и доставить к шефу коробку конфет, в которой, обернутая в вату, находилась пробирка. Генетический анализ — процедура долгая, и на скорый ответ Турецкий не рассчитывал. Впрочем, у него еще было время, и многое тогда оставалось еще неясным.

И вот тоже, кстати. Никаких следов происшествия с красной машиной, убившей прохожего на перекрестке улиц Волкова и Парковой, кроме короткой информации в сводке происшествий, Александр Борисович, как ни старался, нигде обнаружить не смог. Очевидно, и вся сводка за тот день как-то затерялась. Лишь в записной книжке участкового Дергунова только и осталась запись. Но ведь он мог и ошибиться? Мало ли, что говорит, будто сам читал? Он же человек все-таки, а не машина.

Хотя и та ошибается… Словом, все исчезло, кошка слизнула.

И уголовного дела тоже не возбуждали — за отсутствием, как оказалось, самого события преступления. Не было. Ничего и никого не было: ни бомжа, ни машины, ни уличного перекрестка, где ее увидел свидетель, ни самого свидетеля, — где-то затерялась и его фамилия. Вот как надо работать! Ну да, для полного и окончательного спокойствия не хватало только парочки «свежих» покойников, — и тогда кругом идеальный порядок!

Дергунов помогал и сказал, что и впредь поможет, он уже и так по уши влез в расследование и, похоже, отказываться от этой своей миссии не собирается. Правды хочет участковый уполномоченный. Как бы не оказался он последним из прежней славной плеяды участковых, о которых романы писали и кино снимали… Великая коррупция, вольготно шагающая по России, всех, даже самых когда-то принципиальных, портит…

Слежение за любознательным заказчиком неожиданно дало Турецкому желанный результат. Вооружившись собственной фотокамерой, взятой с собой из Москвы для некоторых «спецнужд», Александр Борисович, сидя возле подъезда редакции «Городских новостей» на заднем сиденье машины Дергунова, терпеливо ожидал заказчика. И он появился в самом конце рабочего дня, когда сотрудники уже расходились по домам, оставляя дежурных.

Этот «квадратный» мужик, возрастом на вид что-нибудь около сорока лет, довольно точно описанный Костей и легко узнаваемый из показаний обоих пострадавших, ловко выпрыгнул с водительского сиденья «УАЗика» и бодро проскочил в, помещение редакции, даже не предъявляя вахтеру своего удостоверения. Значит, он был здесь известен. Через большое витринное стекло Турецкому было видно, как тот только кивнул небрежно и легко побежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Спортивный «дяденька», накачанный, свежий вид имеет. Хорошо, значит, умеет допрашивать.

Турецкий «взял» его и в фас, и в профиль — на подходе к подъезду. С этим — порядок. Теперь оставалось узнать, куда он отсюда поедет. А заодно, если Дергунову удастся номер его машины «пробить», станет ясно, чей он вообще.

Выйдя из подъезда редакции, мужик остановился и вынул из большого черного конверта снимки. Раскинул их в руке веером и стал рассматривать, очевидно, по новой…

Турецкому захотелось узнать, какое впечатление произвели они на этого опера. Видно, ничего особенного. Тот равнодушно сдвинул их в стопку, сунул обратно в конверт и, открыв дверцу, небрежно кинул конверт на сиденье, после чего залез в машину и сам. Похоже, остался недоволен…

И они отправились за «отчалившим» от тротуарного бордюра «козлом».

Как и предполагалось, след привел их в Пригородное отделение милиции. Вот с этого и надо было начинать. С опознания преступника пострадавшими. Пока те еще не совсем забыли лица своих мучителей.

Палачей было больше. Как следовало из показаний Маркина, с ним «работали» трое. С Ниной — двое. Вот теперь их и «вести», и проверять: где один, там наверняка и второй, а там, глядишь, и третий «нарисуется». Но кто позволит проводить опознание с целью установления личностей преступников среди работников органов внутренних дел?

Это и стало теперь основным и почти не решаемым вопросом. Ибо даже сама постановка его в такой плоскости считалась абсурдной. А то, что «отставной» министр оказался в те годы единственным, кто правду про своих «орлов» сказал, так это ж у него, небось, обида за собственную неудачно оборванную карьеру в душе кипела, — любому дураку понятно.

Как-то не очень охотно реагируют «органы» на требования следователей тех же прокуратур. Да и сами прокуратуры редко останавливают свое зоркое внимание на подобных фактах. Чтоб милиционер?! Да вы что?! Вы против своей родной власти выступаете? А кто вам дал такое право? Вот и весь сказ.

Значит, если попытаться «взорвать» это категорическое нежелание руководителей, да хоть бы и тех же «правоохранительных структур», выдавать «своих», надо, прежде всего, начинать попытки с «Верхнего» начальства. Притом нельзя забывать и того, что эти начальники должны быть еще и лично заинтересованы в подобных акциях. Именно лично! Светит им, может быть, нечто такое, что заставляет их лично заняться установлением «законности и справедливости». Или подчиненные не того задели, кого разрешено, субординацию нарушили. Или вообще «покусились» на честь и совесть тех, у кого эти понятия вызывают законную гордость — ну, то есть у проживающих на высшем уровне. Иначе говоря, должны быть соблюдены особые условия, да, впрочем, оговорены и жесткие рамки для принятия «кардинального» решения. И причем тут Основной Закон? Никакого отношения он к конкретному делу не имеет…