Лицеист - Василий Горъ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У нас к женщинам тоже относятся… своеобразно… — признал Аль Сауд, и был перебит Суккубой:
— А в какой стране мира нас носят на руках?
— Ни в какой! — криво усмехнулась припозднившаяся матушка, появившись на пороге в одежде полюбившегося сочетания черного с оранжевым.
— Там, где целительство на нуле, еще терпят, хотя считают лишними ртами и кормят по остаточному принципу. В чуть более развитых государствах стерилизуют еще до полового созревания, чтобы неконтролируемый рост населения не вызвал голодные бунты и не привел к свержению законной власти. А в так называемых «цивилизованных», озабоченных грядущим перенаселением уже не отдельно взятой страны, а всей планеты, лишают радости материнства или умерщвляют «особо гуманными» способами.
— Так, может, поговорим о чем-нибудь приятном? — рыкнул я, увидев, что взгляды всех девушек потемнели.
— Я не смогу. Нет настроения… — буркнула Суккуба и сразу же ответила на мой недоуменный взгляд: — Пора начинать готовиться к чемпионату мира. Тут, в столице, это нереально. Поэтому завтра-послезавтра я улечу в Рязань, буду тренироваться до потери пульса на куда менее загруженном «домашнем» автодроме и скучать по вашей компании.
— А может, вам уехать не в Рязань, а в Медину? — внезапно спросил Дауд. — Да, в будни вы будете тренироваться в том же режиме, зато по выходным к вам сможем прилетать мы. Гонять на машинах и мотоциклах, уходить в море на «Фиалке» Люта и так далее! Кстати, наши полеты туда и обратно усилят вовлеченность Халифата в наш «Проект», ослабят давление на российские спецслужбы и позволят прокрутить ряд довольно интересных комбинаций…
Последнее предложение он произнес, постепенно понижая громкость голоса и глядя невидящим взглядом в стену над Раисой Александровной. Потом прищурился, вернулся в реальность и расплылся в предвкушающей улыбке:
— Как мне кажется, идея стоящая! Поэтому я сегодня же изложу ее деду и… в общем, посмотрим, что из этого выйдет.
— Я тоже провентилирую этот вопрос… — пообещал я и ответил на вопрос, появившийся сразу в нескольких парах глаз: — Мне надо заскочить во дворец в половине двенадцатого. Эдак на полчаса. Сгоняю со Светланой Романовной. На «Искорке». Вернусь максимум в час. Ну, а вы можете пока поразвлечься в тире. Или как следует попариться.
— Нет, париться мы будем вместе! — решительно заявил Дауд. — И прыгать в озеро — тоже…
…Пока мы ехали от «Княжьего Подворья» до моста через Шелонь, мама анализировала мою манеру вождения, оценивала рискованность маневров и, бывало, пыталась вдавливать в пол несуществующие педали. А после того, как мы выехали на Шимское шоссе, заняли левую полосу и разогнались до двух сотен, понаблюдала за мной еще минуты две, включила «глушилку» и грустно улыбнулась:
— Ты вырос, сын. А я упустила этот кусочек твоей жизни и страшно об этом жалею…
Я на миг скосил на нее глаза и фыркнул:
— Главное, что ты выжила, а все остальное — мелочи.
— Не мелочи… — возразила она. — Вчера Рая рассказала, как выживал ты, и теперь у меня сердце не на месте! Впрочем, твое будущее пугает в разы сильнее…
Тут я вздохнул и вывалил на нее все, что узнал об отношении к физикам в других странах, о том, как пробуждались, развивались и заканчивали жизнь наши, российские, и о «подкате» Великого Князя Вячеслава Георгиевича. А когда закончил, подвел итоги всему рассказанному:
— Мой вариант настоящего и будущего — самый перспективный из всех теоретически возможных. Кстати, теперь ты понимаешь, что для меня сделали Зыбины?
— Я поняла это еще из твоего первого монолога о Рае. Да, первое время дико ревновала и искала в ее действиях дальний расчет, хитрость, подлость и даже похоть, но вчера… вчера она вывернула наизнанку всю душу без остатка, и теперь я сгораю от стыда из-за того, что успела понапридумывать.
Тут она сделала довольно длинную паузу, а потом убила еще одним признанием:
— Будешь смеяться, но теперь я, бывает, ловлю себя на мысли, что Рая, в отличие от меня, всегда относилась к тебе, как настоящая мать. И все никак не получается найти себе оправдание, хотя еще в начале октября я была уверена, что клятвы, в свое время данные Ольгерду, были оправданы…
Да, новые голосовые связки и непривычный тембр не позволяли ловить те, прежние нюансы ее настроения, но то, что эта тема слишком болезненна, я знал и так. Поэтому ласково погладил предплечье родительницы и удержал ее на краю пропасти самоуничижения:
— Мам, закрой, пожалуйста, глаза и представь любой взгляд Славомира, направленный на тебя. Или, как вариант, вспомни, сколько любви и тепла он вкладывал в обращения «Мама Снежа» или «Ясное Солнышко Рарогов». А ведь этот мальчишка не был тебе даже дальним родичем! На мой взгляд, вывод напрашивается сам собой: ты нас любила и вкладывала в каждого всю душу без остатка! В общем, выброси из головы всю ту чушь, которую ты опять напридумывала, и живи. Благо, есть кем, на что и где. И последнее: мам, оставь прошлое прошлому раз и навсегда, радуйся настоящему и помоги мне создать будущее, в котором нам будет по-настоящему комфортно!
— С ума сойти: меня воспитывает собственный сын! — закатив глаза к потолку, страдальчески вздохнула она, а потом перестала валять дурака: — А если серьезно, то ты прав. И я постараюсь…
— А еще один совет от «собственного сына» примешь?
— А вот возьму и приму!
— Образ злобной тетки-воительницы по определению ущербен: в нем ты опять будешь служить, а не жить! А ведь клятвы, вынуждавшей тебя не жить, а существовать, больше нет. Значит, ты можешь развернуть плечи, вдохнуть полной грудью и начать наслаждаться каждым мгновением новой жизни! Кстати, если опустишь противосолнечный козырек и посмотришь на себя в зеркало, то обнаружишь молодую и умопомрачительно красивую девицу, которой просто не подходит быть букой! В общем, пока не поздно, превращайся в веселую безбашенную особу, готовую поддержать любую авантюру, и…
— То есть, в такую, как твоя вторая мама Рая? — «злобно» процедила она, и я, почувствовав, что победил, «изумленно» вытаращил глаза:
— А что, ее безбашенность — предел твоих возможностей?
— Нет: я особа талантливая…
— Тогда вперед!
— А не боишься?
— Неа! — весело ответил я и плавно перевел уже не разговор, а
