Поцелуй изгнанья - Джордж Эффинджер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привет, Марид, — глухо сказал Жак. — Привет, Кмузу.
— Что поделываешь, Марид? — спросил Махмуд.
— Я волновался за тебя, — сказал Саид Полу-Хадж.
Когда-то он был моим лучшим другом, но предал меня ради шейха Реда Абу Адиля, и с тех пор я присматривал за ним.
— Я в порядке, — сказал я. — Полагаю, что вы уже слышали эту историю.
— Слышали, — сказал Махмуд. — Но не из твоих уст. Тебя ведь сперли, да? Прямо из дворца эмира? Я думал, что Папа несколько умнее.
— Папа очень даже умный человек, — сказал Полу-Хадж. — Просто шейх Реда оказался шустрее, чем они думали.
— Должен признаться, что это так, — сказал я.
— Сядь, Кмузу, — сказал Жак. — При нас тебе незачем играть раба. Мы тебя любим. Выпей, что ли.
— Спасибо, — ровным голосом ответил Кмузу. — Предпочитаю постоять.
— А мы настаиваем, — прорычал Махмуд. — Это нас раздражает.
— Кмузу кивнул, взял стул от другого столика и сел позади меня.
Старый Ибрагим подошел принять у меня заказ. Я попросил тарелку хуммуса и хлеб, а также джин и бингару, чтобы запить все это.
— М-да, — сказал Махмуд.
Я повернулся было, чтобы ответить, но мне помешал человек, подошедший к нам от ограды.
— Шейх Марид, — занудил он, — вы меня помните?
Несколько мгновений я рассматривал его. Я помнил, что видел его прежде, но не мог вспомнить, где именно.
— Простите? — сказал я.
— Меня зовут Нико Куклис. Несколько месяцев назад вы ссудили мне денег, чтобы я открыл свой ресторанчик джиро-сувлаки [Д ж и р о — тонко нарезанное и спрессованное мясо ягненка, жаренное на вертикальном шампуре, употребляется для сандвичей или кладется в питу. Сувлаки — блюдо из баранины, похожее на кебаб.] на Девятой улице. С тех пор я заработал больше, чем мог мечтать. Мой ресторанчик процветает, моя жена счастлива, мои дети сыты и одеты. Вот. Мне доставляет огромное удовольствие вернуть вам ваши деньги, а моя жена приготовила вам противень пахлавы. Прошу вас, примите их в знак моей вечной благодарности.
Он застал меня врасплох. Много кому я ссужал деньги, но впервые человек счел своим великим долгом возвратить их мне. Мне действительно стало неудобно.
— Заберите эти деньги, — сказал я. — Приберегите их для своих жены и детей.
— Прошу прощения, о шейх, — сказал Куклис, — но я настаиваю, чтобы вы приняли их.
Я понял, что этот человек горд, и взял деньги с вежливым поклоном.
— Да продлится ваш успех, — сказал я. — Да увеличится ваше состояние.
— Я всем вам обязан, — сказал хозяин греческого ресторана. — Я вечный ваш должник.
— Возможно, когда-нибудь вам предоставится случай расплатиться со мной, — заметил я.
— Все, что угодно, — сказал Куклис. — В любое время. — Он поклонился всем четверым и удалился.
— О, мистер Щедрость! — насмешливо сказал Махмуд.
— Да, — сказал я, — это правда. А ты хоть что-нибудь для кого-нибудь сделал?
— Ну… — начал было Махмуд.
Я перебил его. Я знал Махмуда с тех пор, когда он был еще длинноногой девушкой по имени Мисти, работавшей на Джо-Маму. Я знал, что могу доверять ему не больше, чем на ту длину, на которую я мог бы его отшвырнуть. Сейчас, когда он после смены пола оброс жиром, это расстояние стало равняться всего полутора футам.
Вместо этого я повернулся к Жаку и сказал:
— Ты все еще горишь желанием помочь нам?
— Конечно.
У Жака был слегка испуганный вид. Как и большинство жителей Будайина, он пользовался покровительством дома Фридландер-Бея, но предпочитал не вспоминать об этом, когда приходило время платить.
— Тогда позвони мне завтра около полудня, — сказал я. — У тебя ведь есть номер моего телефо на в доме Папы?
— Угу, — нервно ответил Жак.
— О, — сказал Махмуд, — уже и ты продался?
— Посмотрите-ка, кто это говорит! — ответил Жак. — Сам господин Лизоблюд шейха Реда изволит наводить критику!
— Я не лизоблюд! — Махмуд привстал со стула.
— О нет, конечно нет, — ответил Саид.
Я не обращал внимания на их детскую перебранку.
— Я уже получил оборудование, — сказал я. — И уже наигрался с ним. Это дело определенно выгодное — для нас и для владельцев клубов, которые дадут под это деньги. Не беспокойся насчет законности — мы получили полный комплект разрешений от городских властей. Все легально, без всяких там штучек.
— Тогда почему это так интересует Фридландер-Бея? — спросил Махмуд… — Я думал, что ему по фигу все, что не имеет хоть какой-нибудь закавыки.
Полу-Хадж откинулся на стуле и несколько секунд рассматривал Махмуда.
— Знаешь ли, приятель, — сказал он наконец, — когда-нибудь кто-нибудь захочет заткнуть тебе рот. И ты пожалеешь, что сменил пол и прибился к крутым мужикам.
Махмуд лишь презрительно рассмеялся.
— Это так, если ты считаешь мужиком себя, Саид, — ответил он.
Перебранку прервало появление Ясмин.
— Как дела? — спросила она.
— Прекрасно, — ответил Полу-Хадж. — Вот сидим тут на солнышке, пьем и едим пахлаву да рвем друг другу глотку. Хочешь попробовать?
Ясмин очень хотелось медового пирожного, но она оказалась более сдержанной, чем я думал. — Нет, — сказала она, улыбаясь, — не могу. Пять минут на языке и всю жизнь на бедрах.
— Тогда я еще одно съем, — сказал Жак. — Плохой мальчишка! — ответила Ясмин.
— Послушай, Ясмин, — сказал я.
— Какого черта тебе нужно, женатик? — резко ответила она.
— Я только хотел узнать, когда ты бросишь меня ревновать.
— Ревновать? — надменно спросила она. — Ты считаешь, что я думаю о таких мелочах, как вы с Индихар? У меня в голове есть мысли поважнее.
Я покачал головой:
— Насколько я понимаю, Ислам позволяет мне иметь четырех жен, если я смогу их содержать. Это означает, что я по-прежнему могу встречаться с девушками. Да и женат я лишь формально.
— Ха! — воскликнул Саид. — Я так и знал! Ты никогда не спал с ней, так?
Несколько секунд я гневно смотрел на него.
— Ясмин, — сказал я, — дай мне шанс, ладно? Позволь мне когда-нибудь угостить тебя ужином. Мне кажется, нам нужно поговорить.
Она хмуро посмотрела на меня, что вовсе не обнадеживало.
— Поговорим, — сказала она. — Поговорим сегодня вечером в клубе — если Индихар позволит тебе пойти.
Она схватила кусок пахлавы, повернулась и пошла вниз по Улице.
Вскоре после ее ухода я тоже встал и пожелал своим приятелям всего доброго. Затем приказал Кмузу отвезти меня в Папин особняк. Мне еще нужно было поработать с бумагами.
Мне предстояла еще трапеза у шейха Реда. Я вернулся домой с обеденного перерыва и попытался немного поработать. Это было очень трудно. Я понимал, что Фридландер-Бей рассчитывает на мою помощь в осуществлении проекта цифровой связи и в вечном деле стабилизации или дестабилизации мусульманских наций, которые обращались к нам за помощью. Но сегодня я не мог справиться с тревогой. Что на уме у Абу Адиля? С чего это он пригласил нас на обед? Чтобы закончить то, что он начал, когда несколько недель назад похитил нас?
Вот почему я прикрепил к поясу маленький игломет, повернув пояс так, чтобы он находился у меня на спине. Я выбрал игломет потому, что он целиком был сделан из пластика, и рентген его не мог обнаружить. Он был заряжен острыми как бритва стрелками. Не отравленными. Всадить половину обоймы этих штучек в кого-нибудь, и он запомнит это надолго. Если выживет.
Лучшую свою одежду я надел на брачный прием у шейха Махали, и во время нашего тяжелого странствия по пустыне она износилась. Свой дорогой церемониальный кинжал я подарил шейху Хассанейну. Сегодня я надел свой второй лучший костюм — длинную белую джеллабу, вышитую вручную. Это был цветочный узор шелковой кремовой нитью. Это была красивая джеллаба, и я очень ею гордился. Ее мне подарила одна будайинская семья, которой я оказал небольшую помощь.
Я надел сандалии и кафию в черно-белую клетку. Прицепил кинжал в ножнах, сдвинув его на живот, — на бедуинский манер. Когда я надел пояс, то решил спросить Фридландер-Бея, нельзя ли нам взять с собой на обед бен-Турки. Мы уже решили захватить с нами Тарика и Юссефа. Не хотелось появляться в твердыне шейха Реда без собственной маленькой армии.
Папа согласился, что бен-Турки может нам пригодиться, и потому он сопровождал нас четверых в дом шейха Реда. Дом располагался в западном районе города, Хамидийе.
Абу Адиль засел, как жаба, в центре одного из худших районов города. С его особняком могли сравниться только дома Папы и шейха Махали, но дом шейха Реда окружали сгоревшие, заброшенные, полуразрушенные дома Хамидийи. Он всегда напоминал мне Сатану, сидящего в центре своего адского царства.
Мы въехали в ворота в высокой бурой кирпичной стене, окружавшей особняк, и остановились, чтобы охрана признала нас. Затем припарковали машину и впятером пошли к парадной двери. На сей раз мы не позволим нас разделить.