Колеса фортуны - Александр Егоров

— Пит, я иногда удивляюсь… — начал Макс и не закончил мысль. — Ну ладно, давай.

Он добыл из кармана зажигалку и пытался светить, пока не обжег палец. Я протянул руку и дотронулся до скользкой, холодной и (о, господи!) расползающейся под руками ноги в брюках. Нащупал ботинок. Твердый, с высоким каблуком. Зажмурившись, дернул. Ботинок остался в руке. „Есть“, — сказал я.

Тут же рядом вскрикнул Макс:

— Нет у него ботинка. — Его зубы стучали. — Там… пятка в носке. Меня стошнит сейчас.

Он стиснул зубы и застонал.

— Пойдем скорей, — сказал я.

Мы отползли к стенке. Костик уже лежал там, почти без чувств. Я взял ботинок за носок и стукнул.

„Буц“, — безнадежно глухо отозвалось железо.

Я поскреб мерзкую жирную стену и постучал снова. Без толку. Звук умирал, не родившись.

— Эта херня в землю вкопана до половины, — вспомнил я.

— И чего делать?

— Встань здесь. Я повыше залезу.

Я взобрался Максу на плечи, утвердился там, хватаясь за стену, и попробовал стукнуть еще раз. Получилось чуть погромче.

— А ты понял, почему у него один ботинок? — спросил Макс снизу. — Он, наверно, тоже стучал. А потом его потерял.

— Он его съел, — сказал я.

Несколько минут мы барабанили в стенку и орали. Потом поменялись. Вскоре я выбился из сил и уселся, прислонившись спиной к своду нашей вонючей темницы.

— И верно, хоть башкой бейся. Один хрен никого вокруг.

Потом мы сидели в тишине. Кажется, я даже отключился на время. Когда очнулся, в голове шумело. Я потер глаза кулаками. Перед глазами пошли цветные круги.

— Пит… у меня уже глюки, — прошептал Макс. — Я музыку слышу. Оркестр. Тихо-тихо.

От таких слов мне стало совсем плохо.

Макс с трудом поднялся, потом подпрыгнул и изо всех сил ударил ботинком в стену. Еще и еще раз. Я не поверил своим ушам: кто-то ответил.

Кто-то снаружи постучал в стенку нашего склепа. Судя по звуку, камнем, а может, чем-то железным. „Эй, эй! Помогите!“ — завопили мы с Максом. Стук утих, зато мы услышали, как кто-то взбирается по лесенке, ведущей к люку. На фоне неба показалась голова. „Кто здесь стучит?“ — раздался голос с небес. Обычный прокуренный голос, и даже без акцента. „Выпустите нас, ради бога, — взмолился я. — Веревку киньте или что-нибудь“. — „Пацаны, а много вас там?“ — спросили сверху. — „Трое. Одному совсем плохо“. — „Это ваш автобус, что ли, там за оградой стоит?“ — „Наш, наш, — закричал Макс. — Это наш. В нем стропы были буксирные. Мы вам заплатим, только вытащите нас“. — „Ну, погодите. Не всё сразу“.

Прошло полчаса. Мы, не отрываясь, смотрели на темнеющее небо в люке. Нам уже казалось, что человек не вернется, когда снаружи все же раздался шорох и звон, как будто вверх по лестнице тащили что-то длинное. Наконец прямо на меня свалилась наша буксирная веревка (я едва не получил по затылку карабином). Макс ухватился за нее и подергал. „Да что ты дергаешь раньше времени, — прикрикнул мужик из люка. — Не гони. Я тут еще один трос подобрал, а то длины не хватает“. Это звучало получше всякой музыки.

Макс полез первым. Он обдирал ладони и соскальзывал вниз, потом я догадался его подсадить, и дело пошло веселее. Он выбрался на крышу. Я поставил на ноги ослабевшего Костика и попробовал заставить его подтянуться, но его руки разжимались. „Выбери конец, мы потравим, а ты парня привяжешь“, — приказал мужик с крыши. Я не понял. „Мы веревку отпустим, потом вытянем, — разъяснил Макс. — Цепляй его. И сам вылазь, тащить будешь“. И действительно, я неумело, но крепко обвязал Костика под мышками, побил его по щекам, чтобы привести в чувство, а сам кое-как вскарабкался по тросу, нещадно ободрав руки. „Ну что, берись!“ — скомандовал мужик голосом заправского боцмана. Он и одет-то был в какой-то старый флотский бушлат. „Раз, два, взяли, — подбадривал себя Макс, вцепившись в трос. — Щас вынем“. Мы с трудом подтянули наш груз к люку, тут мужик приказал нам: „Так держать“, а сам перехватил стропы и, напрягшись, вытянул беспомощное тело по пояс на воздух. Тут Костик открыл глаза и уцепился за края люка. „Вылазь, салага, — сказал мужик. — Целиком вылазь, кальсоны не забудь“. Мы извлекли Костика полностью и наощупь спустились вниз по трапу. А потом без сил повалились на черный песок.

Эпизод37. Гостеприимный хозяин поставил чайник на электроплитку.

— Меня Семеном зовут, — сообщил он. — Я тут при базе сторожем. На полставки. Работа ничего себе. Непыльная.

Перед этим мы умывались с полчаса. Лицо и руки оттерли керосином, а потом за один раз истратили весь йод из хозяйской аптечки. Максу пришлось забинтовать обе ладони, мне хватило пластыря. Перевязку делал Семен. Он же дал Костику понюхать нашатырного спирта, потом налил стакан холодной воды из чайника, и Костик мало-помалу пришел в себя. И теперь с любопытством оглядывался по сторонам.

Может, и не врал Семен насчет своей должности. В его каптерке даже было электричество: под потолком висела тусклая лампочка, засиженная мухами. На полу были аккуратно разложены самые разнообразные трофеи, захваченные на ближайших свалках — детали каких-то машин, блок цилиндров от старого запорожца (так шепнул мне Макс), почти новый дорогой ботинок и много других либеральных ценностей. Увидев ботинок, я толкнул Макса локтем.

— Да… А тот мужик так и не выбрался, — задумчиво сказал Макс.

— Вы про кого? — спросил Семен, закрывая аптечку. — С вами еще кто-то был?

— Был. Но не совсем с нами, — объяснил я. — Он нам только свой ботинок одолжил.

— А что такое с ним произошло?

— Он типа умер, — сказал Макс. — И решил мумифицироваться. Как Ленин.

— Ленин-35, — вполголоса заметил Костик. — Страшно даже подумать.

— Вы там его нашли? Пересрались, наверно?

— Чего мертвых бояться, — пожал плечами Макс. — Живых надо бояться.

— А второй его ботинок — вот он, — показал я пальцем.

Тут Семен нахмурился.

— Так-так, пацаны, — сказал он. — Вы мне уже рассказали, кто вы и откуда. Но кое-что, как я вижу, вы рассказать забыли. А это довольно важно. В цистерне лежит труп в одном ботинке.

— Уже босиком, — вставил Макс.

— Неважно… А второй я нашел недели две назад на рельсах. Какие делаем выводы?

— Труп не сам туда пришел, — сказал Костик. — Он сопротивлялся.

— Следовательно, надо сообщить?

— Надо сообщить, — сказал я.

— А если мы сообщим, к нам сразу возникнут вопросы. И меня, кстати, могут… снять с должности. Оно мне надо?

— Не надо.

— Тогда что мы делаем?

— Берем бензин и поджигаем эту цистерну на хрен, — предложил Макс.

— Нифига, — сказал я. — Там человек. Хоть и мертвый.

— Вариант второй. Если там лежит человек в хорошем — пусть и в одном — ботинке, что из этого следует?

— Что у него могут оказаться родственники, — сказал Костик. — И друзья, которые его ищут.

— И за сведения о нём нам может обломиться награда, — уточнил Семен. — Только чтобы понять, какого сорта будет эта награда, надо сперва выяснить, кто там лежит.

— Я не пойду, — быстро сказал Макс.

— Ты готов поделиться призовыми? — несколько церемонно осведомился боцман.

— Да забирайте хоть все, — буркнул Макс.

— Никто не против? — оглядел нас Семен.

Мы помотали головами.

— Тогда я, пожалуй, пойду гляну. Скоро вернусь.

Он взял с полки фонарь (довольно хороший, на аккумуляторах), прикрыл за собой дверь и отправился к цистерне, к которой нам и подходить-то было противно. В окно мы видели, как он зажег фонарь, взял его в зубы и очень ловко полез вверх по трапу. „Похоже, он и правда бывший боцман, — подумал я. — Но какой-то пиратский“.

Прошло минут двадцать. Чайник согрелся, и мы разлили чай по темным фарфоровым чашкам, оставив самую лучшую для хозяина; нам всем страшно хотелось жрать: мы же не ели с утра.

Наконец мы увидели, как Семен не спеша выбирается из люка, все так же зажав фонарик в зубах. Вытягивает трос, отвязывает и идет к дому.

— Ну да, я его видел, — доложил он. — Перевернул кое-как. В лицо посмотрел. Налицо тяжелый случай… Да вы чай пейте, пейте… У меня где-то даже хлеб белый оставался…

— Почему… — Макс попробовал глотнуть чаю, но рука предательски дрогнула. — Почему же тяжелый случай?

— Да потому, что недолго он там жил. Ноги-руки перебиты. Несколько ножевых. Помер от потери крови.

Макс поставил чашку на клеенку.

— Но все же жил сколько-то, — хладнокровно продолжал Семен. — Ползал, мучился. Уж я-то такие случаи видел.

— Какой кошмар, — Костика даже передернуло. Есть уже никому не хотелось.

— И, кроме того, я догадываюсь, кто он такой… Да. Но сдается мне, что премию получить будет очень непросто.

— Так кто же он такой? — спросил я.

Мальцев помолчал, раздумывая. И не ответил. Потом оглядел нас и вздохнул: