Багровая заря - Елена Грушковская

За два дня до назначенной даты посвящения я отправилась за жертвой для вступительного дара.

Снова осень, снова жёлтые листья, и Алла с Денисом гуляли по аллеям парка, катя перед собой коляску с четырёхмесячной Кариной. Под ногами шуршало золото и медь, а вокруг было людно: в погожее осеннее воскресенье в парке было много гуляющих. На пальцах у Аллы и Дениса блестели обручальные кольца: они поженились месяц назад. Карина была дочерью Аллы от первого брака, но Денис полюбил девочку, как родную.

Гуляя в парке, они не знали, что за ними следят. Тот, кто за ними наблюдал, прибыл в город ночью и с той самой минуты не сводил с них глаз.

Когда они вернулись с прогулки, Денис поехал покупать новый смеситель в ванную: старый было давно пора менять. Он отсутствовал дома всего пару часов, а когда вернулся, его встретила странная тишина.

— Ласточка, я дома! — крикнул Денис, разуваясь в прихожей.

Ему никто не ответил. Аллы нигде не было, а дверцы шкафа были распахнуты настежь, вещи валялись на полу.

На кухонном столе лежала записка:

«Дорогой Денис!

Прости меня, я вынуждена была уехать. Не ищи меня, я не вернусь. Я не могу тебе всего объяснить. Пожалуйста, позаботься о Кариночке. Я знаю, ты не бросишь её. Прощай.

Алла».

Ошеломлённый Денис сначала подумал, что это какая-то шутка. Он несколько раз перечитал записку, пока до него не дошёл смысл написанного. Алла уехала. Но как, зачем, почему? Через месяц после свадьбы? Но главное — она оставила ребёнка: маленькая Карина спала в своей кроватке. Какая же мать так сделает?

Денис попытался дозвониться до Аллы, но её телефон не отвечал. Рядом с запиской на столе лежал ещё какой-то конверт, на котором было написано: «Для Карины». В конверте была пачка денег. Денис снова набрал номер Аллы, но женский голос ответил, что абонент временно недоступен. Денис опустился на табуретку и обхватил голову руками. Если бы он не был так потрясён, он бы обратил внимание, что почерк на конверте отличался от почерка записки.

На тумбочке в прихожей лежал новый смеситель в упаковке.

Когда мне развязали глаза, я осмотрелась: это было похоже на внутренние помещения древнего замка. Я находилась в небольшой комнате, сырой и угрюмый сумрак которой разгонялся оранжевым светом от двух пылающих жаровен с углями, а рядом со мной в комнате были две фигуры в длинных чёрных плащах с капюшонами. Не говоря ни слова, они раздели меня догола и подали мне церемониальное облачение: кожаные штаны, лёгкую кожаную обувь на плотной подошве с длинными лентами, обматывавшимися вокруг голени, тонкую льняную рубашку и кожаную куртку без рукавов, а также кольчугу и пояс.

Я надела штаны, и фигуры в плащах, встав на колени, обернули и завязали обмотки вокруг моих голеней до самых колен. Чистая льняная рубашка скользнула на моё тело, сверху на неё была надета куртка без рукавов, а на неё опустилась самая настоящая стальная кольчуга из мелких чешуек. Тонкие девичьи руки фигуры в плаще застегнули на мне пояс. Из-под чёрного капюшона блеснули большие золотисто-карие глаза, а рука тихонько и быстро сжала мне пальцы. Я слегка вздрогнула.

В большом зале со сводчатым потолком, освещённом факелами на стенах и жаровнями, стояли, образуя два полукруга, двадцать восемь младших магистров в длинных серых плащах с капюшонами, под которыми тускло поблёскивали кольчуги и железные наголенники. Каждый из них был вооружён длинным кинжалом в сверкающих ножнах.

Два полукруга младших магистров начинались от ступенчатого возвышения в глубине зала, у стены. На этом возвышении стоял трон под балдахином, но на нём никто не сидел: между опорами балдахина на прочных лесках был подвешен острием вниз длинный двуручный меч с усыпанной драгоценными камнями рукояткой. Ни на его лезвии, отшлифованном до зеркального состояния, ни на богато изукрашенной алмазами и рубинами рукоятке не было и следа ржавчины: меч выглядел совершенно новым и грозно сиял, отражая блики света от жаровен, установленных по обе стороны от трона. Это был меч Великого Магистра.

На ступеньках, ведущих к трону, стояли четыре закованные в латы фигуры, в тёмно-красных плащах и шлемах с поднятыми забралами. Руками в латных рукавицах они опирались на очень длинные обнажённые мечи, а вокруг их шлемов клубились пышные султаны из перьев. Двое из них стояли слева от трона, двое — справа. Это были старшие магистры. Среди них я узнала Оскара.

Итак, я переступила порог зала, сделала шесть шагов и остановилась. Ни одна из фигур в серых плащах не подняла окапюшоненной головы и не взглянула в мою сторону, а холодные и тёмные глаза суровых латников возле трона были устремлены куда-то в пространство поверх моей головы. Я произнесла фразу на Языке, которая означала:

— Безымянная приветствует Великого Магистра Ордена и приносит своё почтение.

Ответом мне было полное молчание, только потрескивали жаровни и трепетали факелы, освещая каменную кладку древних стен. Выждав несколько секунд, я сказала вторую фразу, означавшую:

— Безымянная приветствует старших магистров Ордена и приносит своё почтение.

Снова молчание: ни шороха ноги, ни кашля, ни колыхания складки плаща. Двадцать восемь фигур в серых плащах неподвижно безмолвствовали, сжимая в бледных руках богатые ножны и рукоятки своих кинжалов. Я подождала и сказала:

— Безымянная приветствует младших магистров и приносит своё почтение.

Снова пауза, и я завершила приветствие словами:

— Безымянная приветствует братьев и сестёр и приносит свою дружбу и уважение.

Последние слова были обращены к группе из шести фигур в чёрных плащах, скромно стоявших почти у самой стены справа от меня, за спинами младших магистров. Как только они отзвучали, безмолвно и неподвижно слушавшие меня фигуры в плащах пришли в движение: они синхронно вынули свои кинжалы из ножен, отсалютовали ими и разом задвинули в ножны, а четыре латника отсалютовали мечами, подняв, опустив их и вернув в исходное положение. В ответ мне не было сказано ни слова, а в качестве приветствия мне прозвучал холодный лязг двадцати восьми клинков, одновременно вынутых и задвинутых в ножны. Теперь они обратили на меня свои взгляды. Смотрел на меня и облачённый в сверкающие доспехи Оскар — словно восставший из мёртвых рыцарь, убитый семь веков назад в неизвестной мне битве. Он не ободрял меня ни единым словом, ни единым взглядом, не подсказывал, что делать дальше: всё, что он мог сделать, он уже сделал, многократно отрепетировав со мной всю церемонию от начала до конца и исполняя сразу все роли. Теперь он исполнял только свою.