Статский советник - Борис Акунин

— Но как живется рабочим, зависит от заводчиков, — заметил Пожарский, с удовольствием глядя на молодого человека. — Им же не прикажешь платить столько-то и заводить бесплатные больницы.

— Для того и существуем мы, государство, — Зубцов тряхнул светло-русой головой. — Именно что приказать. Слава богу, у нас самодержавная монархия. Самым богатым и умным разъяснить, чтоб поняли свою выгоду, а потом закон провести. Сверху. О твердых установлениях по условиям рабочего найма. Не можешь соблюдать — закрывай фабрику. Уверяю вас, что при таком обороте дела у государя не будет более верных слуг, чем рабочие. Это оздоровит всю монархию!

Пожарский прищурил черные глаза.

— Разумно. Но трудновыполнимо. У его величества твердые представления о благе империи и общественном устройстве. Государь считает, что царь — отец подданным, генерал — отец солдатам, а хозяин — отец работникам. Вмешиваться в отношения отца с сыновьями непозволительно.

Голос Зубцова стал мягким, осторожным — видно было, что он подбирается к главному.

— Вот и надо бы, ваше сиятельство, продемонстрировать верховной власти, что рабочие хозяину никакие не сыновья, что все они, и фабриканты, и фабричные, в равной степени чада его величества. Хорошо бы, не дожидаясь, пока революционеры окончательно сорганизуют мастеровых в неподконтрольную нам стаю, перехватить первенство. Заступаться за рабочих перед хозяевами, иногда и надавить на заводчиков. Пусть простые люди понемногу привыкают к мысли, что государственная машина охраняет не денежных мешков, а трудящихся. Можно было бы даже посодействовать созданию трудовых союзов, только направить их деятельность не в ниспровергательное, а в законопослушное, экономическое русло. Самое время этим заняться, ваше сиятельство, а то поздно будет.

— Не надо меня «сиятельством» обзывать, — улыбнулся Пожарский. — Для толковых подчиненных я Глеб Георгиевич, а сойдемся поближе, можно и просто Глеб. Далеко пойдете, Зубцов. У нас умные люди с государственным мышлением на вес золота.

Сергей Витальевич залился сплошной розовой краской, уже безо всяких пятен. Фандорин же спросил, внимательно на него глядя:

— Вы что, пришли сюда, в Жандармское, специально, чтобы поделиться с Глебом Георгиевичем своими в-взглядами на рабочее движение? Именно сегодня, когда у нас творится такое?

Зубцов стушевался, явно застигнутый этим вопросом врасплох.

— Разумеется, Сергей Витальевич пришел сюда не для теоретизирования, — сказал Пожарский, спокойно глядя на прожектера. — То есть и для теоретизирования тоже, но не только. Я так понимаю, господин Зубцов, что у вас есть для меня какие-то важные сведения, но предварительно вы решили проверить, разделяю ли я вашу генеральную политическую идею. Разделяю. Целиком и полностью. Окажу всемерную поддержку и вас не обижу. Я же сказал: у нас в ведомстве умные люди на вес золота. А теперь выкладывайте, что там у вас.

Сглотнув, титулярный советник заговорил, но не так, как прежде, свободно и гладко, а с трудом, очень волнуясь и помогая себе руками:

— Я… Я, господа, не хочу, чтобы вы сочли меня двурушником и… доносчиком. Собственно, какое доносительство… Ну хорошо, беспринципным карьеристом… Я исключительно из-за тревоги о пользе дела…

— Мы с Эрастом Петровичем ничуть в этом не сомневаемся, — нетерпеливо перебил его князь. — И довольно вступлений, Зубцов, к делу. Какие-нибудь каверзы Бурляева или Мыльникова?

— Бурляева. И не каверзы. Он подготовил операцию…

— Какую операцию?! — вскричал Пожарский, а Фандорин озабоченно нахмурился.

— По захвату Боевой Группы… Сейчас, по порядку. Вы знаете, что все филеры Мыльникова были брошены на слежку за революционными кругами, через которые можно было бы выйти на БГ. Я давеча неслучайно помянул фабриканта Лобастова. По агентурным сведениям, Тимофей Григорьевич заигрывает с революционерами, иногда дает им деньги. Предусмотрительный человек, подстилает соломки на всякий случай. Так вот, Мыльников в числе прочих установил слежку и за ним. Сегодня утром филер Сапрыко видел, как к Лобастову пришел в контору некий мастеровой, которого почему-то сразу же провели к хозяину. Тимофей Григорьевич отнесся к посетителю очень предупредительно. Долго с ним о чем-то разговаривал, потом вместе с ним куда-то отлучался почти на целый час. Внешностью таинственный рабочий очень напоминал боевика по кличке «Емеля», описанного агентом Гвидоном, но Сапрыко как опытный филер не стал пороть горячку, а дождался этого человека у проходной и осторожно повел. Тот несколько раз проверял, нет ли хвоста, но слежки так и не обнаружил. Объект доехал на извозчике до Виндавского вокзала, там немного попетлял среди путей и в конце концов исчез в будке обходчика. Сапрыко, не покидая укрытия, вызвал свистком ближайшего городового и переслал записку в Охранное. Через час наши обложили домик со всех сторон. Установили, что обходчика зовут Матвеем Жуковым, что живет он один, без семьи. «Емеля» из будки больше не выходил, но еще до того, как прибыло подкрепление, Сапрыко видел, как из дома вышел молодой человек, чья внешность совпала с описанием боевика «Снегиря».

— А Грин? — хищно спросил Пожарский.

— В том-то и штука, что Грина не видно. Похоже, что в будке его нет. Именно поэтому Петр Иванович приказал выжидать. Если Грин так и не объявится, операция начнется в полночь. Господин подполковник хотел раньше, но Евстратий Павлович упросил обождать — вдруг еще какая-нибудь рыбина заплывет.

— Ах, скверно! — вскричал князь. — Глупо! Агент Сапрыко молодец, а Бурляев ваш идиот! Наблюдение надо держать, следить надо! А если они деньги в другом месте хранят? А если Грин там вообще не объявится? Нельзя операцию, ни в коем случае!

Зубцов подхватил скороговоркой:

— Ваше сиятельство, Глеб Георгиевич, так ведь и я о том же! Потому и пришел, переступив через щепетильность! Петр Иванович человек решительный, но слишком уж с нахрапом, ему бы только топором махать. А тут с плеча рубить нельзя, тут деликатненько надо. Он боится, что вы всю заслугу себе заберете, хочет перед Петербургом отличиться, и это понятно, но ставить из-за честолюбия всё дело под угрозу! Только на вас и надеюсь.

— Смольянинов, соединитесь с Гнездниковским! — приказал Пожарский, поднимаясь. — Хотя нет. Тут телефон не годится. Эраст Петрович, Сергей Витальевич, едем!

Казенные сани рванули от подъезда, взметнув снежную пыль. Оглянувшись, Фандорин заметил, как следом от противоположного тротуара трогают еще одни санки, попроще. В них двое мужчин в одинаковых меховых картузах.

— Не беспокойтесь, Эраст Петрович, — засмеялся князь. — Это не террористы, а совсем наоборот. Мои ангелы-хранители. Не обращайте внимания, я уж к ним привык. Начальство приставило — после того, как господа из БГ мне на Аптекарском острове чуть дырок не понаделали.

Толкнув дверь в кабинет Бурляева, вице-директор с порога объявил:

— Подполковник, я отстраняю вас от управления Отделением вплоть до особого распоряжения министра. Временным начальником назначаю титулярного советника Зубцова.

Бурляев и Мыльников были застигнуты внезапным вторжением у стола, на котором была разложена какая-то схема.

Решительное заявление Пожарского они встретили по-разному: Евстратий Павлович в несколько мягких, кошачьих шажков ретировался к стеночке, Петр Иванович же, напротив, не тронулся с места и лишь по-бычьи наклонил голову.

— Руки коротки, господин полковник, — рыкнул он. — Вы, кажется, назначены временно исполнять должность начальствующего Жандармским управлением? Вот и исполняйте, а я Жандармскому управлению не подчиняюсь.

— Вы подчиняетесь мне как вице-директору Департамента полиции, — зловеще тихим голосом напомнил князь.

Выпученные глаза подполковника блеснули.

— Я вижу, в моем ведомстве отыскался иуда, — он ткнул пальцем в бледного, застывшего в дверях Зубцова. — Да только на моих костях вам, сердечный друг Сергей Витальевич, карьеры не сделать. Не на ту лошадку поставили. Вот! — он достал из кармана листок и торжествующе помахал им в воздухе. — Сорок минут как получено! Депеша от самого министра. Я обрисовал положение и послал запрос, могу ли проводить разработанную операцию по арестованию террористической Боевой Группы. Читайте, что пишет его высокопревосходительство: «Подполковнику отдельного корпуса жандармов Бурляеву. Молодцом. Действуйте по своему усмотрению. Взять подлецов живыми или мертвыми. Бог в помочь. Хитрово». Так что извините, ваше сиятельство, на сей раз обойдемся без вас. Вы с вашими психологиями уже знатно отличились, когда Рахмета профукали.

— Петр Иваныч, ведь если в лоб пойдем, именно что мертвыми возьмем, а не живыми, — подал вдруг голос доселе молчавший Мыльников. — Народец отчаянный, будет палить до последнего. А хорошо бы живьем. И своих жалко, чай, не одного положим. Место вокруг будки голое, пустырь. Скрытно не подойдешь. Может, все-таки выждем, пока они сами оттуда полезут?