Последняя загадка тунгусского метеорита - Наум Сладкий

92

Мы отъехали уже далеко от монастыря и даже проехали два поселка. Было слишком рано, и нас мало кто мог видеть - но мог. Русский никак не хотел быть ниже бортиков и все время высовывался. В конце концов я решил: черт с ним, он может увидеть что-то, чего я сам бы не понял. Так и получилось. Мы выехали на развилку. Налево уходила хорошая асфальтовая дорога - на юг, в сторону Шимлы. Прямо - дорога на Лахор. По асфальту двигалась какая-то машина, и на перекрестке мы оказались совсем рядом. Русский был оригинален: он расстрелял содержимое этой машины в упор. Я даже затормозил, чтобы он мог полнее завершить процесс. Мне оставалось надеяться, что он не ошибся, тем более, что деревня была совсем недалеко. Впрочем, в этих горах привыкли к стрельбе. Русский с довольным видом заменил магазин - магазин на двести патронов - и поднял большой палец. Все-таки плохо, что он не знал английского языка. Дальше все шло тихо. На дороге стали появляться погонщики с козами и ослами, и даже автомобили. Я надеялся, что расстегнутая джинсовая куртка сойдет за военную форму. Зеленый комбинезон русского меня в этом смысле устраивал. Наконец мы въехали в довольно большое село, где было полно народу и стояло несколько машин и повозок. Я поставил машину в переулок возле какого-то бара и купил в этом баре еды. Дорога и площадь хорошо отсюда просматривались, а двое аппетитно завтракающих на виду у всех военных не привлекали внимание. Там я и попытался объясниться, и главное вроде понял. Теперь мне нужен был надежный контакт с ЦРУ, и для этого лучше всего было убраться из Индии. Чертовы горы, и оставшиеся в монастыре документы. Впрочем, брать их было бесполезно: там куча всяких других бумаг обо мне, рекомендации из университета, переписка, свидетели... Я был настроен решительно и готов был идти на прорыв границы - тем более с такой экипировкой.

93

Для этого надо было двигаться быстро. Каких-нибудь триста километров по прямой - но горы... И все же все было спокойно. Я про себя благодарил монахов - наверное, про этот автомобиль мало кто знал и ничего никому не сказал. Из бормотанья русского я понял, что в расстрелянной машине были идеологи всей операции - значит, руководить и стремиться к цели некому. Те, что ехали в монастырь, выполнят приказ и успокоятся, а нового приказа, скорее всего, никто не получит. Кроме пограничников и служб безопасности. Может быть, стоило переодеться? Но я решил, что нет - тогда будет слишком заметный контраст с военным джипом. Я даже вытащил наружу пулемет, и управлять машиной сразу стало легче. Я интуитивно чувствовал, что здесь мы проскочим. Горы становились ниже, и вот мы уже были на каменистой равнине. Несколько раз попадались другие военные машины, и от предчувствия пуль холодела даже моя джинсовая куртка. Но все обошлось. В одном из придорожных баров - даже не знаю, как их правильнее называть - нашлась туристическая карта. Не знаю, правда, каких туристов мог привлечь такой неспокойный район. И мы ехали уже по карте, как настоящие туристы. Русский, во всяком случае, усердно вертел головой по сторонам, хотя все, что нужно, он уже расстрелял. Я не знал, понимает ли он, что бесполезно думать о смерти. Я думал только о границе, и все больше убеждался, что без этой машины шансов у нас никаких нет. Американец совсем лишний в этом азиатском углу, тем более русский. К тому же, похоже, еще и дело у этого русского было срочным, и не стоило терять время. Но все-таки мы должны были остаться целыми. Я не думал, что граница окажется сложной. Все-таки это не граница с Россией. Но после шума должна была начаться погоня, причем как индийская, так и пакистанская, русская и еще непонятно какая.

94

Значит, не нужно было шума. В узком ущелье торчала какая-то будка с огородом. Как раз было много машин и повозок. Гораздо хуже, если бы здесь оказался оборудованный по всем правилам таможенный пункт - с большими зданиями, заграждениями, кондиционерами, машинами и прочей дрянью. А так все прошло тихо - просто мы вытащили на вид оба пулемета, да перед этим я набросил на плечи найденную в деревне рогожу. Пограничник даже не моргнул глазом, и даже не сразу пошел звонить, но я знал, что он это сделает. Дальнейшее зависело от качества туристской карты. И мы вовремя бросили машину недалеко от въезда в деревню - когда мы не торопясь шли по дороге обратно, к другой деревне, со стороны Пакистана над нами пролетел вертолет.

95

Теперь мы совсем походили на оборванцев. Роскошный комбинезон русского пришлось разделить на части и вымазать их в масле. Свою джинсовую куртку я выбросил, взяв взамен часть комбинезона, а русский остался в усердно драной рубашке. Все равно у нас было мало времени. Дело было немногим лучше, чем до границы. Только уменьшилась вероятность встречи с индийцами. Срочно был нужен какой-то надежный, лояльный и быстрый транспорт - и непонятно куда, может быть, до Исламабада. Где здесь есть американские войска или представители, об этом туристская карта молчала. Но лучше войска, представители могут быть разные. Впрочем, я послал к черту и войска, и представителей, внимательно осматривая каждого встретившегося человека. Надо было цепляться за любую соломинку. "Helikopter", - произнес русский. И он был прав. Вертолет не пролетал обратно, значит, есть вероятность, что он приземлился где-то здесь, например, возле той будки. И мы изо всех сил побежали вперед. Конечно, это было глупо, но не очень. Когда вертолет снова показался далеко впереди, русский уже лежал в пыли на дороге, а я стал изо всех сил вопить и махать руками.

96

Мне было нужно, чтобы вертолет сел. И это удалось. Для этого пришлось объясняться по-английски - больше я не хочу таких импровизаций. До сих пор мне и другим приходится расхлебывать последствия. Дело в том, что русских, видимо, не зря называют медведями, или ему придала силы безнадежность положения. И самое главное, они сделали ошибку: вдвоем вышли из вертолета, чтобы тащить русского. Я уже и не говорю, что их было только двое. Вообще, во всем этом путешествии была какая-то скользкая, мутная смесь гарантированной неудачи и непонятного везения. Я чувствовал себя скверно: неизвестно было, кого мы покалечили и насколько. Утешало то, что у приличных людей не должно было быть таких драных вертолетов. Он весь шатался и скрипел, как этажерка, и все-таки долетел, дотянул до большой речной долины, в которой виднелся аэродром, белые здания, огороженные бетонным забором, и самолет с надписью: "US air forces".

97

Это были действительно US air forces, иначе нам пришлось бы плохо. Было гораздо лучше сидеть целый месяц в подвале и дожидаться окончания проверок и каких-то других мероприятий. Подвал был мерзким, ночью ледяным, а днем жарким, но более надежного помещения здесь не нашлось. Не знаю, почему они сразу не отправили нас отсюда - может быть, в виде мести за посадку вертолета, может быть, боялись, что мы захватим и самолет тоже. Кстати, могли отправить еще дальше. Но вероятнее всего, с такой скоростью работала бюрократическая машина, и уж кто-кто, а русский должен был это понимать и не верещать, что у нас мало времени. Кроме того, я начал подозревать, что времени у нас сколько угодно, что события сами подождут этого русского. И мы сидели в этом подвале, до одурения играя в карты и изучая русско-английский язык. Мне приходилось видеть в зоопарке гризли, и русский больше всего походил на медведя, когда начинал угрожающим неразборчивым голосом говорить по-русски с персоналом. Потом они сказали, что им тоже пришло в голову сравнение с гризли: когда мы по очереди выходили по наклонной лестнице подвала под дулами автоматов. В этом подвале у меня сформировался прочный языковый стереотип: когда мне приходится (очень редко) иметь дело с русскими, я приобретаю озабоченный мрачный вид и начинаю гнусавым голосом произносить русские слова. Насколько я могу заметить, меня сразу принимают за своего, но другие говорят, что мой язык неадекватен.